Сердце человека – это поле вечной борьбы добра и зла, говорили русские классики. Один и тот же человек может вести себя то героически, то подло. Мой дед всю войну провел на постах в правительстве. За два дня до 22 июня деда назначили зампредом государственной штатной комиссии при Совнаркоме. В 1942-м дед, согласно архивным данным, стал заместителем заведующего управлением кадров ЦК ВКП (б).
Если верить рассказам его друзей, в ЦК он на самом деле стал курировать не кадры, а работу авиазаводов, уже тогда – в возрасте 35 лет – у него появился собственный самолет. В 1945 году, как дед сам указал в одной анкете, которую мне удалось найти, он выезжал «на 1–2 месяца» в Германию и Манчжурию. По слухам, в Берлине он и встретил День Победы. А в Манчжурии он, также по слухам, налаживал дипотношения с людьми Чан Кайши. В любом случае деятельность была успешной, иначе в апреле 1946-го Сталин не повысил бы его до первого заместителя наркома Госконтроля СССР.
При всем при этом по национальности дед был крымским татарином. Когда весь его народ (от стариков до младенцев), всех его родственников (включая двоюродную сестру – простую колхозницу и ее детей) 18 мая 1944 года солдаты НКВД загнали в вагоны для скота, везли две недели и высадили потом в пустыню, в узбекские солончаки, дед продолжал трудиться в ЦК.
Деда не тронули. Он сам потом как-то признался, что Берия пришел к Сталину с папкой на него. Сталин ответил: «Гафарова трогать нэ будем». Правда, уже неизвестно, связан ли этот эпизод с депортацией или произошел сам по себе. Дед жил в комфорте, в знаменитом Доме на набережной. Наверняка он ездил на красивом черном автомобиле, питался спецпайком и, что уж совершенно точно, поправлял здоровье в Центральной кремлевской больнице (ЦКБ), где и познакомился с моей бабушкой, врачом-диетологом. Все это – в то время, когда его двоюродная сестра строила себе в пустыне землянку, чтобы как-то выжить с детьми. Дед с ней не общался до самого 1957 года.
Он все так же трудился – на страну, на победу, но в то же время на партию, на ее генсека, приказавшего депортировать весь его народ. В душе он вряд ли с этим смирился. Странно другое. Почему ему продолжали доверять? Бросали на участки работы, где требовалась и максимальная эффективность, и фанатичная преданность. Даже командировали за границу, где теоретически он мог сбежать.
По слухам, Госкомитет обороны направлял его своим представителем на Сталинградский фронт, многие его земляки охотно рассказывают, будто бы дед даже участвовал в разработке сталинградской операции. На многих татарских исторических сайтах деда называют генерал-майором или даже генерал-лейтенантом авиации или просто пишут «генерал Гафаров». Никаких доказательств этому в архивах нет. В его личном деле в графе о воинской обязанности сказано лишь «политсостав запаса». Летать он явно не умел, в мундире никто его не видел. Он служил в армии по призыву еще в конце 20-х, но в кавалерийском эскадроне.
Моя покойная бабушка вообще никаких подробностей про деда не рассказывала. Другой его внук, который от другой бабушки, повторяет то же самое: «Бабушка тоже ничего не рассказывала – наверно, боялась». Поэтому чем конкретно занимался дед во время войны, неизвестно. Однако его часто награждали – в 1943–45 годах он получил два ордена Ленина и орден Отечественной войны I степени. В его личном деле указано, что в боях участия не принимал, а награжден за работу в промышленности. Второй внук, мой троюродный брат, сетует, что награды потерялись при переезде.
Мне удалось найти в архивах только его личное партийное дело, однако в нем отсутствуют какие бы то ни было бумаги за время войны. Между июнем 1941-го и апрелем 1946-го – пробел. В знаменитом архиве Минобороны в Подольске нашли его учетную карточку, но само армейское дело почему-то исчезло, как нам сообщил неофициально один из сотрудников. Возможно, его изъяли еще в советское время. За крымскими татарами всегда присматривали.
Один из друзей деда, к счастью, до сих пор жив (это от него я услышал про эпизод с Берией). Они подружились в Москве, уже в 60-е, вскоре после того, как депортированным разрешили расселиться по стране (за исключением, собственно, Крыма). По его словам, дед упоминал вскользь, что действительно ездил в Сталинград во время боев, что действительно проверял авиазаводы, летал в Среднюю Азию следить за поставками провианта. И все на этом. Больше никаких деталей.
Я спросил, почему в Крыму деда считают героем, в его честь даже названы улицы. Понятно, почему гордятся крымскими татарами – Героями Советского Союза. Они сражались на фронте. Но дед в атаку не ходил, зато работал в аппарате у Сталина, ненавистного многим за депортацию.
«Депортацию мы воспринимали как преступление, – согласился он. – Мы ненавидели власть, но естественным образом оставались гражданами страны. Настоящий крымский татарин всегда ответственно относится к выполняемому делу, будь то выращивание помидоров, лечение людей, сбивание вражеских самолетов... Что же, Гафаров должен был саботировать? Или послать всех подальше? Кому от этого польза?»
По его словам, Советский Союз даже для тех, кто пережил ссылку, все равно оставался большой Родиной. «При царе нас угнетали, а советская Россия дала нам автономию – государственность, разрешила говорить на родном языке, открыла школы и библиотеки. Так что, несмотря на репрессии, в целом народ до войны имел много. Про это я и еще несколько человек, которые тоже увлекаются историей, знают и даже пишут, но только робко и тихо. Почему робко? Да потому что не воспринимается большинством», – признался друг моего деда.
Как я понял, в сознании людей того поколения все сплелось, сплавилось воедино: страна, народ, социализм, Сталин, страх перед НКВД и восторг победы над немцами. Коммунистическая идея, к которой у нас сейчас почти все равнодушны, играла огромную роль. За идею убивали других и умирали сами.
Это сейчас мы видим, что в сознании у того поколения уживались несовместимые, просто-таки перпендикулярные вещи. Гордились своим «пролетарским интернационализмом» – и депортировали сотни тысяч людей просто по «пятой графе» паспорта. Гордились своим атеизмом, взрывали храмы, казнили священников – и тайком шептали молитвы, которым их научили в детстве бабушки.
Уже в 60-е, рассказывает друг моего деда, они вместе поехали в гости к Поскребышеву, бывшему сталинскому адъютанту. Сталин был давно мертв, НКВД не существовало. Но дед не чурался общих с Поскребышевым воспоминаний, не пытался их забыть, как страшный сон. Наоборот, с бывшим адъютантом они сидели и весело выпивали.
Под конец жизни дед признался, что всегда продолжал считать себя мусульманином, и наказал похоронить себя по канонам ислама. Говорят, что так и сделали. Чтобы не было скандала, прощальные молитвы отчитали тайком от партийного начальства.
Я не горжусь тем, как вел себя дед, как молча мирился с произволом по отношению к своему народу, по отношению к родной сестре. Но горжусь тем, сколько энергии, упорства и наверняка личной доблести он вложил в общую Победу 45-го. Ордена тогда просто так не давали. И таблички с именем Аблякима Гафарова (в ЦК его звали просто Аким) туристы могут увидеть на залитых белым летним солнцем улочках Крыма.
