Петр Тренин-Страусов: На Украине разговаривать будете

Еду с маленьким сыном на заднем сиденье по узкой набережной, ищу парковку, чтобы погулять. Машины с обеих сторон. В конце набережной – пластиковые полосатые конусы-столбики, преграждавшие движение, рядом полицейские – майор и девушка старший лейтенант, за ними – свободная площадка. Открываю окно, спрашиваю: можно ли проехать и развернуться, чтобы не пятиться назад. Майор отказывает – давай, мол, задним ходом, как учили в автошколе. Не люблю задним ходом – ехал долго, пыхтел. Припарковался, вышел, идем по набережной, сын на руках, наслаждаемся. Вдруг вижу, что полицейские пропустили машину развернуться за конусы! Обычную, не 01-02-03! Ну все!

Подхожу к майору, говорю: 

Вы вообще, давайте больше помалкивайте. Думайте о себе, о своей жизни, как бы чего не случилось. А лучше езжайте на Украину, там разговаривать будете. Там таких много

– Избирательно как-то у вас получается. Кому-то нельзя, а кому-то можно.

– А у нас барство отменили сто лет как. Этот водитель остановился, вышел из машины, поздоровался, спросил, можно ли развернуться, сказал, что сам отодвинет столбики, а потом на место поставит.

–  Я же тоже вежливо спросил. Если дело в столбиках, так бы и сказали. Это же дикость.

– Я что, непонятно сказал? Вы не так вежливо спросили. В армии служили? – полицейский начинает сердиться.

Тут я понимаю, что майор каждый день по несколько раз оказывается в глупой ситуации – привратником при столбиках, и сама ситуация его объективно унижает. Действительно, занятие вряд ли офицерское. С другой стороны, думаю, что, если бы подъехал генерал или чиновник, майор, конечно же, столбик подвинул быстро-быстро, не ожидая, что генерал поздоровается, выйдет из машины, подойдет к столбикам и т.п. И ведь ничего майора в этом не будет задевать и оскорблять.

Барство, получается, отменили, а холопство нет. А отменять сначала надо было холопство. Майору по умолчанию кажется, что все видят, что у него не офицерское занятие, и, вместо того, чтобы сочувствовать, все над ним посмеиваются. Он сам чувствует, что не тем занимается, но ничего не может с этим сделать. Даже не может объяснить начальству, что на такое задание надо отправлять солдата. Даже если скажет, вряд ли что-то изменится. Он в этом уверен и с этим всем живет. В его глазах другие, в том числе водители, имеют право (по крайней мере возможность) к нему относиться как барин к холопу, и поэтому он изначально агрессивен и обижен. Единственное, что его успокаивает и примиряет со столбиками, так это когда водители выходят из машины на поклон и спрашивают, если не подобострастно, то заискивающе – с осознанием его власти над столбиками. Тогда он чувствует себя начальником и разрешает водителю проехать. Вот теперь все холопы – и майор, и водители. А бар уже сто лет как нет.

(фото: Михаил Почуев/ТАСС)

– Ты в армии, говорю, служил? – раздражается майор.

– Я был офицером... (хотел сказать «запаса», и что не служил, и что не понимаю, как это связано со столбиками, но майор меня грубо прервал).

– Выгнали из армии, значит. И правильно сделали.

– Как вас зовут? Представьтесь, пожалуйста, – спрашиваю майора и жалею, что планки с именами и фамилиями появились только у военных. Полицейским они нужнее.

– А я с вами не вступал в юридические отношения. Не обязан.

– Можно я вас сфотографирую?

– Нет. Лицо – мое личное.

– Ваше лицо – это лицо органов.

– Вы вообще, давайте больше помалкивайте. Думайте о себе, о своей жизни, как бы чего не случилось. А лучше езжайте на Украину, там разговаривать будете. Там таких много. 

Ушат ледяной воды. Вот уж что точно не был готов услышать – так это про Украину и то, что там можно «разговаривать». И что вообще «разговаривать» – это плохо. Не права качать, а просто «разговаривать». Звучало бы привычно, можно было бы не обращать внимания, если бы майор сказал про «ср...ую Америку» или «Гейропу»... но он сказал про Украину! 

К «Украине» раньше апеллировали оппозиционно настроенные люди. Потом тем, что будет как на «Украине», вразумляли. Теперь же «Украиной» угрожают. Конечно, по глупости, но как глубоко она засела в сознание. Обидно, что я это услышал со стороны представителя власти. Значит, открывается новый фронт. Где не «Украина» в наступление переходит, а где мы просто пропускаем. Мяч катится, а мы его не замечаем. Этим «езжайте на Украину разговаривать» мы все, как в детской игре, наклоняем всё игровое поле, причём неуклюже – на себя, и мячик не может не катиться в сторону наших ворот. Мы ничего не делаем и получаем гол. 

Такое высказывание, как допустил майор, – это как бы оправдание Украины. Это значит, что он чувствует, что там что-то делается важное. Пускай ему это не нравится, и он против этого, но говоря так, он признает за Украиной какие-то достижения. 

Сейчас, кажется, будут бить. Причем с двух сторон. С одной стороны, те, кто уверен, что всю систему надо менять: «всё плохо», коррумпировано, прогнило и т.п. Только новые лица, «расстрелы», уголовные дела, люстрации и прочие слова из этого набора спасут страну. С другой – языки и клавиатуры начнут чесаться у тех, кто уверен, что нечего тут из пальца высасывать и либеральные сопли жевать и вообще привлекать внимание к этому случайному инциденту – не надо раскачивать лодку, особенно когда у нас большой и сильный соперник... 

Раскачивать лодку нельзя, но вот течь искать необходимо. Это «на Украине разговаривать будете» – течь. Надо не стабилизировать лодку по отношению к волнам и включать гироскоп, а заделывать днище. Выйти победителем из нынешнего соперничества, в которое вовлечена Россия, в стратегическом плане можно только изнутри, развиваясь и меняясь так, чтобы быть привлекательнее, дружелюбнее тех, кто нам противостоит. В первую очередь – созданием самой стройной системы общественного устройства в глазах собственных граждан.

Уж точно привлекательнее Украины. И я верю, что так и будет. И знаю, что сейчас на Украине гораздо чаще отправляют в Россию (и не только словесно) желающих «разговаривать». Там Россия тоже воспринимается как «Россия» в кавычках – все неугодное объясняется «Россией» и всех неугодных с удовольствием выдавили бы на восток, чтобы «очистить» свою страну. Вот такого отношения нельзя допускать у нас. «Вата, вали в Донбасс, там разговаривать будешь» – вот как переводятся слова майора на современный украинский политический язык. 

Если не получится стать привлекательнее, если выигрывать опять будем сверхнапряжением изнутри, то в случае победы, как после заграничного похода в 1812–1814 годах и отчасти после Великой Отечественной, у самих победителей будет недовольство внутренним режимом. По инерции этот протест будет душиться тоже репрессивно. Значит, автоматически неминуемым становится или новое восстание декабристов, или не менее разрушительный (в смысле подрыва стабильности государственной системы) секретный доклад на XX съезде. 

Что делать?

Во-первых, было бы проще и правильнее, если было всем нельзя ни под каким предлогом, ни с какой вежливостью заезжать за конусы. Нельзя и все: проехал – стреляю. Всем нельзя, как бы кто вежливо ни просил. Однако сама по себе ситуация глупая и двоякая, что очевидно всем и все это признают, поэтому и появляется моральная возможность игнорировать запрет. На пустом месте вырастает искореженное и дискредитирующее само себя «пространство власти» – полицейский решает, кому можно, а кому нельзя нарушить нестрашный запрет – проехать за столбики. Чтобы ликвидировать это непроизвольное «излияние власти», нужно провести мониторинг таких ситуаций, разрешить все, что можно, и запретить только то, что нельзя. Это простая и понятная задача по лишению питательной среды для препирательств. Если бы я не увидел избирательность и неоднозначность ситуации, я бы не подошел к полицейскому, он бы не вступил в диалог и т.д. Таких мест много, но они типичны. Вопрос – дело техники на самом деле, особенно с учетом современных технологий. 

Во-вторых, мы живем во время простых, удобных технологических решений. Множество маленьких сервисов способны серьезно менять не только экономику и социальную жизнь общества, но и отношения граждан с государством. При этом не только и не столько на уровне Открытого Правительства и Госуслуг, но и непосредственно в обычном взаимодействии и общении. Я бы ввел сервис оценки со стороны гражданина именно вежливости и приветливости представителей власти. Подвязать индекс к зарплате или к премиям. Это тем более справедливо, что они получают деньги из общего, народного бюджета. Технически такой мобильный сервис сделать несложно. Также несложно будет и разбираться с возможностью злоупотреблений со стороны разных нечестных граждан. Вопрос – технический. В Сбербанке ввели – и всё хорошо стало. В «Почте» вводят или введут скоро – и тоже станет лучше.

Однако какой это будет системный и мощнейший эффект! Системный, потому что по цепочке все должно будет пойти наверх. Оценивать можно будет и всех, кто отвечает письменно на запросы, и начальников, которые ведут прием граждан раз в месяц по четвергам с 10 до 11. Важно, что ко всему можно будет отнестись. Можно будет «разговаривать»! В удобном современном мобильном формате. Тому, кто не захочет долго писать, хватит набора лайков, а чтобы голос граждан был слышнее – каждый дислайк отзвенит недополученной копейкой при получении зарплаты. Этот сервис перестроил бы тональность общения власти с народом – вот его главная задача. Ведь во многом именно тональность для людей значит больше, чем факты. Тональность создает среду и настрой в не меньшей степени, чем правильная внешняя политика или макроэкономика, но внимания к таким «гуманитарным» вещам у нас традиционно мало, а спекуляций на их тему – много. Именно поэтому – гуманитарные решения через простые и очевидные современные сервисы – это направление, способное создать среду для победы.

Заниматься этим надо всегда, эти сервисы надо очистить от политики. Они не являются ни либеральными, ни консервативными, ни прокремлевскими, ни оппозиционными. Нельзя допускать их окраски. Это просто патриотические в самом глубоком смысле сервисы – чтобы в нашей стране людям жилось хорошо и удобно. Желающих и знающих, как поправить все, но сначала надо попасть в Кремль – как всегда очень много. Я за то, чтобы делать системные и институциональные средовые проекты.

Ходил и думал, правильно ли я поступил – надо ли было ругаться с майором и как всю эту ситуацию по-честному и правильному завершить. Понял, что сам тоже сердился на полицейского – на самом деле просто обижался на него за то, что мне не дал проехать. Был неправ – надо идти извиняться, как бы ни корежилось все внутри. Подхожу. Говорю, что, мол, был неправ, просто не хотел ехать задом – это у меня не очень получается, а тем более 300 метров. Полицейский был очень рад, воспринял все как свою победу и восторжествовал. У меня все внутри аж всклокотало! Я ожидал другой формы примирения, думал, он тоже скажет, что, мол, погорячился. А тут – увы. Торжество. Ну, думаю, смиряться так смиряться. Иду по набережной к машине, рассказываю сыну об истории города, сам тушу грусть и негодование. Вдруг: «Молодой человек!» – это меня окликнули. Оборачиваюсь. К нам бежит полицейская девушка старший лейтенант и протягивает детский сапожок – упал с сына, пока мы общались с офицером. Девушка пробежала 300 метров! Вдалеке, увидев, что я на него смотрю, майор махнул нам рукой. 

Вот оно как на самом деле. Вопрос, как я и говорил, – в тональности. Но тональность – это очень важно.