Иван Давыдов: Ненужная победа

Это другие какие-то девушки захотели, значит, покурить. Спутницы мои вступили с вопрошающими в диалог, который велся, кстати, на повышенных тонах и мог бы закончиться вовсе безобразным конфликтом, но обошлось.

Мы существуем только до тех пор, пока нужны нашим женщинам. А нужны мы им – осмысленно нужны – исключительно для экспериментов

А я стоял, вертел в руках зажигалку и ждал, что все-таки выяснится. Можно у меня стрельнуть сигаретку или нельзя. Ждал и чувствовал себя даже не вещью. Скорее, функцией. Носителем, в данном конкретном случае – сигарет и иных курительных принадлежностей.

Принято считать, что мужчина хочет изменить мир. Но чаще – изменить женщине. Женщина хочет изменить мужчину. Еще принято считать, что именно в силу этого, скажем так, несовпадения желаний чаще всего рушатся судьбы, случаются раздоры, разрывы, разводы и прочие неприятности.

– Не, ну а чего она? – жалуется покинутый. Или покинувший. Это, кстати, неважно. – Лежу на диване, смотрю новости, такое в мире творится, а она говорит, ты толстый. Ты ешь не то. Мы нигде не бываем. Откуда ты приперся в два часа ночи? Ну и...

Это все очень банально, конечно, но в последнее время я начал подозревать, что мир меняется. То есть женщины. Женщины меняются. Желания женщин меняются. Мужчина выпадает из сферы желаемого. Вернее, мужчину женщина хочет, но менять его – уже почти нет. И кстати, для мужчин это перемена к худшему.

Фразу «мужчина должен сидеть в ресторане и оплачивать счет» слышал я десятки раз в разных вариантах. И видеть в ней одно только тупое потребительство неинтересно: скорее, за всем этим маячит отказ от попыток мужчину улучшить. Увидеть в нем или создать нечто, превышающее примитивный функционал.

Пусть сидит в ресторане и оплачивает счет. Несет сигареты. Вообще, несет. Возможно, что-нибудь более тяжелое. Пусть остается таким как есть. Лишь бы не мешал. Кажется, он зачем-то нужен, мужчина, но с каждым днем все сложнее вспомнить, зачем.

Может, конечно, я ошибаюсь, и случайные примеры выстраиваются у меня в голове в неверную какую-то картину. И знаете, дорогие мужчины, я бы очень хотел ошибиться. Но я, мне кажется, прав. Они почти уже готовы оставить нас в покое. Сбывается вековая мечта. И как это обычно бывает с исполнением желаний, последствия будут самые что ни на есть чудовищные.

Нас перестанут пилить, исправлять, поправлять, улучшать, иными словами мучить. Нас станут терпеть, а это как минимум унизительно. Но не это главное. Главное – функцией быть скучно. Жить без борьбы – тоскливо. Борьба за то, чтобы остаться  ленивым, грубым, не поддающимся исправлению, не способным запомнить какие-нибудь там сверхважные даты, оценить душещипательную мелодраму, удержаться от дурацкой шутки в компании подруг, на которых надо почему-то производить впечатление, то есть остаться самим собой, – эта борьба наполняет немного реальность смыслом и занимает, к тому же, массу времени. А это хорошо, когда есть чем заняться.

Вы сейчас, претерпевая все эти беседы о собственной никчемности ежедневно или даже по нескольку раз в день, оттачивая искусство не слушать, думать о своем, но вовремя кивать или делать понимающие глаза, думаете, наверное, что я неправ. Что когда все это кончится, вы обретете покой.

А вы обретете скуку. В лучшем случае, скуку. В худшем будете стоять в углу, в кухонном шкафу, на самой дальней полке. Покрываясь паутиной и пылью. Как все прочие бессмысленные штучки, которые она когда-то себе завела неизвестно зачем.

Мы существуем только до тех пор, пока нужны нашим женщинам. А нужны мы им – осмысленно нужны – исключительно для экспериментов, часто бесчеловечных, переделок и улучшений. И только это желание улучшать нас – чтоб не сказать «ломать» – делает нас предметами осмысленными. Все остальное – пустяки. Да, кстати, и то, в чем мы кажемся себе исключительно искусными и абсолютно незаменимыми.

И вот еще что: спутницы мои разрешили тогда случайным встречным стрельнуть у меня сигарету. Женщины, они ведь вообще добрые. На то и надежда.