Андрей Архангельский: Два мифа о журналистике

Коренная ошибка – в неправильном понимании обществом этого термина: у нас почему-то объективности требуют от каждого отдельного журналиста.

Вот есть автомобиль. Благодаря усилиям множества людей на протяжении последних ста лет это чудо едет. Передвигается вместе с вами.

Однако ведь не колесо едет само по себе, и не дверь, и не мотор – едет машина, совокупность всех деталей, механизмов и элементов дизайна.

Вы же не требуете, чтобы каждая из деталей автомашины умела двигаться самостоятельно, сама по себе. Это, безусловно, глупо.

Точно так же и «объективности» нельзя требовать от каждой детали огромной медийной машины – от отдельного журналиста.

Понятие «объективность прессы» складывается из совокупности субъективных, принципиально разных мнений; из наличия принципиально разных журналов, газет, телеканалов.

У нас почему-то объективности требуют от каждого пишущего – это, так сказать, самый распространенный упрек общества журналисту.

Когда чиновник говорит «объективные факты», в переводе на русский это означает: «факты, согласованные с администрацией края

В массовом сознании – о господи, скольких базовых понятий демократических там не укоренилось, а вот это почему-то намертво засело. И любой таксист, и любой чиновник, прочитавший в своей жизни три книги, включая поваренную, будет поучать тебя: «Журналист обязан быть объективным».

Если я, как читатель, хочу иметь объективное представление о политических процессах, я должен прочесть во ВЗГЛЯДе колонку Виталия Иванова, а следом – колонку Леонида Радзиховского, и еще – 12 Ивановых и Радзиховских в других изданиях.

Хочешь составить объективную картину происходящего? Будь любезен, посмотри десять-двадцать разных газет, журналов, телепрограмм – и составь свое объективное мнение. Из совокупности разных точек зрения и получается вожделенная объективность. Она, объективность, однако рождается именно в твоей голове – никто не может тебе принести ее на блюдечке.

А, тебе лень или невмоготу читать много? Ну, тогда конечно – требуй объективности от отдельного журналиста. Настаивай на этом. Но это – шизофрения: как не может быть двух противоположных мнений в одной здоровой голове, так не может быть по-настоящему объективен любой человек, а стало быть, и любой журналист.

Благодаря этой подмене понятий сегодня вообще-то правильное и фундаментальное требование «объективности прессы» в России превратилось в полную противоположность: в универсальный топор свободы, в средство, с помощью которого из СМИ изгоняется свободомыслие.

Издатели более-менее серьезных журналов и газет (румяные девы 25–35 лет, у которых на визитке написано «издатель», «я закончила бизнес-школу в пригороде Лондона») – они это слово «объективность» при приеме на работу повторят восемьдесят раз: «Мы должны быть объективны в освещении фактов…»

На деле это, скорее всего, означает: мы не хотим проблем с властью (или: мы не хотим раздражать читателя или спонсоров), поэтому мы никаких мнений высказывать вообще не позволяем. Таким образом, под словом «объективность» понимается сервильность издания, отсутствие позиции, ума, смысла, пересыпание из пустого в порожнее.

Индивидуальные аргументы – вот что из всей русской журналистики вызывает у меня как у читателя наибольшее доверие(фото:sxc.hu)

Как правило, плохие или средние режиссеры, которых ругают критики, очень любят требовать объективности: «Вам не понравился спектакль? Но ведь надо быть объективным. Вы не можете не считаться с тем, что мой спектакль любит публика. А сколько костюмов пошито для премьеры! А какой прекрасный гроб взмывает под потолок во втором акте! И даже Иван Иванович Сами Понимаете Какой лично мне сказал, что ему понравилось. Ему понравилось, а вам – нет!

Давайте же учитывать разные мнения. Я готов, я открыт для конструктивной критики, но нельзя же охульно… то есть огульно…ах, сколько же непрофессионалов развелось… Это просто ваши личные комплексы, вы мне завидуете, вы хотите за мой счет утвердиться…»

Видите, сколько прекрасных подмен. Говорит такой режиссер: «Критика должна быть конструктивной» – а имеет в виду: критикуй «отдельные недостатки», но не пиши, что я полная бездарность и у меня нет шансов в искусстве. Потому что это – «необъективная критика».

Власть, государевы слуги используют «объективность» на свой лад: если им что-то не нравится в прессе, они не говорят, что мол, «нам это не нравится», не-е-ет – они говорят: «этот журналист необъективен, а значит, профнепригоден».

Иногда, у чиновников региональных оговорочки бывают совсем уж фрейдистские: «Пресса должна оперировать только объективными фактами».

«Объективными фактами» – это не бессмыслица, а такой чиновничий эвфемизм. Ролан Барт еще в 50-е, анализируя французскую прессу, подметил, что когда в газетах пишут слово «судьба» – это такая замена слов «французское правительство».

Так и у нас: когда чиновник говорит «объективные факты» – в переводе на русский это означает: «факты, согласованные с администрацией края (области, округа)».

В общем, эта коварная подмена – что отдельный и всякий журналист «должен быть прежде всего объективным» – она выгодна и удобна почти всем: и власти, и бизнесу, и обывателю.

Так понятие «объективность» превратилась в удавку. Так требование «объективности» оборачивается игрой в объективизм.

Большинство журналистов, подчиняясь так называемым законам рынка, вынуждены играть в эту игру – для придания статье формальной «объективности» использовать эти трусливые вводные: «с одной стороны», «с другой стороны». Эта игра в объективность не только не добавляет объективности – она часто вообще обессмысливает работу журналиста, запутывает читателя, который не может понять, что хотел сказать автор.

Искусственная «объективность» убивает эмоциональный накал, приводит к выхолащиванию смысла, к нарушению авторской и вообще всякой логики. Пример: когда я пишу об отвратительной работе коммунальных служб или о произволе в армии, в соответствии с требованием «объективности» я вынужден приводить и «положительные примеры».

Например, писать, что «с другой стороны… коммунальные службы многое делают для людей…» Или: «…но есть и положительные примеры: так, в образцовой N-ской гвардейской части нет случаев дедовщины, там первогодков носят на руках и поют им колыбельные…» Таким образом, в конечном итоге я «в целом» оправдываю ужас коммунальных хозяйств и бесправие в армии.

Из первого массового заблуждения – требования «объективности» от журналиста – образуется и второе: наивная вера в то, что факт – это мерило, единица измерения объективности, базовый элемент, на котором стоит здание журналистики.

В обществе сложилось мнение, что объективность и факт – это синонимы. «Нам нужны не эмоции, а голые факты».

Ребята, должен вас огорчить: в информационном обществе всякий начинающий журналист по любой проблеме может найти 200 «голых» фактов «за» – и с той же легкостью 200 голых фактов «против». «Дайте нам голые факты – мы сами сделаем выводы» – была такая присказка в 90-е годы. Такой читатель до сих пор наивно верит, что «факты – вещь объективная», а не специально подобранная с таким расчетом, чтобы убедить человека не знать и не искать других фактов.

Простой пример с тем же плохим режиссером.

– Давайте будет объективными, – говорит такой режиссер. – Давайте опираться на факты. Билетов на мои спектакли в кассе нет на 22 спектакля вперед. Это факт успеха. С ним нельзя не считаться.

О’кей. Разберем этот «факт».

Хочешь составить объективную картину происходящего? Будь любезен, посмотри десять-двадцать разных газет (фото:criticalstrat.com)

На спектакли билеты раскуплены, но половина из них – это бесплатные пригласительные, которые розданы знакомым, а также «хорошим» и просто «нужным людям» (так – во всех театрах, и все режиссеры это хорошо знают). Все билеты раскуплены, потому что они стоят три копейки. В Москве все театры так или иначе заполнены – потому что людей живет здесь много, и всем надо где-то проводить время.

Поэтому твоя касса – это никакой не «факт». Это даже не показатель финансового успеха спектакля – не говоря уже об искусстве.

Но поделать с этим царствованием громоподобного всеподавляющего авторитета факта в журналистике ничего нельзя.

Попробуй сегодня что-то сказать против этих двух мифов, тут же вступает хор возмущенных голосов: «Журналист должен быть объективным… журналист обязан только доносить информацию… представлять разные точки зрения…» – весь этот бубнеж, который произносят не задумываясь над смыслом, повторяя клише, почерпнутые из американских фильмов категории С.

По большому счету, первое и главное, что журналист должен вам (обществу) – правду.

Правда не относится к числу объективных понятий – точно так же, как совесть или истина. Однако это не мешает каждому из нас настаивать на собственной правоте или знании истины. Правда у каждого своя – однако без желания донести до общества свою правду невозможна вообще никакая правда.

Критерием неподкупности, правдивости в сегодняшней журналистике может служить только репутация, авторитет, талант пишущего. «Правду в России может писать только талантливый человек», – писал поэт и публицист Константин Кедров.

Авторский взгляд – парадокс – при всей своей субъективности в большей степени выполняет важнейшую функцию СМИ – коммуникацию: потому что он заставляет читателя задумываться над проблемой – независимо от того, согласны вы или не согласны с автором.

Не факты сами по себе, а точка зрения на факты, узор оригинального взгляда, индивидуальные аргументы – вот что из всей русской журналистики вызывает у меня как у читателя наибольшее доверие.

Поэтому именно авторская, субъективная журналистика сегодня и является самой объективной из всех.

Меня больше не убеждает наличие фактов самих по себе – я знаю, как ими можно ловко манипулировать, – меня убеждает только система доказательств, выстроенная человеком, мнению которого я доверяю.

Я доверяю только мнению журналиста, не скрывающего своей субъективности.

Главной гарантией беспристрастности прессы является именно пристрастность ее игроков – журналистов. Журналист не скрывает своих симпатий и антипатий – значит, он по крайней мере честен с читателем.

Достаточно усвоить эти нехитрые парадоксы – и требование «объективности прессы» перестанет быть формальностью, пустым звуком.