Леонид Радзиховский: Великий урок

«Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь» – таким должен быть девиз уважающего себя историка. Октябрьской революции наконец-то повезло – прошло всего 90 лет, и власти, кажется, о ней забыли.

Я уж не говорю, что творилось бы, если бы сейчас была советская власть: чихали бы и кашляли от казенного ладана добрый месяц. Но если бы у нас была власть антисоветская (начало 1990-х), тоже не легче было бы от казенной серы.

Надеюсь, что сейчас, когда начальство махнуло рукой на 7 Ноября, сосредоточив свою энергию на других славных юбилеях, обстановка для разговора о революции складывается более спокойная.

Я все-таки не стану занимать место в газете ВЗГЛЯД и переписывать школьный учебник истории, рассказывать, что же там приключилось 90 лет назад в городе Петрограде 7 ноября (как многие, видимо, считают, ровно через три дня после 4 ноября). Исходим из того, что это общеизвестно.

Говорить имеет смысл только об интерпретациях.

«Мы живем для того, чтобы преподать какой-то великий урок отдаленным потомкам, которые поймут его». Слова Чаадаева будто специально сказаны про 7 Ноября. Но 90 лет идет спор – в чем смысл Великого урока?

Советская пропаганда долдонила, что «Великий Октябрь указал пути человечеству…», а антисоветская пропаганда добавляла: «…прямо в яму!»

На самом деле, конечно, все не так однозначно.

Для Запада и для самой России это были совсем разные уроки.

По России прошел плуг коммунистической революции. По Западу прошелестел призрак этой революции.

Советский Союз пытался экспортировать революцию на Запад. Затея провалилась, но урок преподали важный: нагнали страха на буржуазию, правящие классы. Конечно, прогресс и без того шел (скажем, вслед за прогрессом техники), но страх перед коммунистами, конкуренция с СССР сильно подстегнули «социализацию капитализма». Так что «бесплатные завтраки» (отпуска, лечение-обучение и т.д.) для западных трудящихся во многом оплатили своим историческим опытом советские трудящиеся. Шипы коммунизма достались нам, плоды – им. Не зря говорили, что если где и есть реальный социализм, то в Швеции…

Великая французская революция нанесла первый страшный удар по сословным привилегиям. Однако они продержались в Европе еще больше века – до Первой мировой войны и Октябрьской революции.

«10 дней, которые потрясли мир» окончательно разрушили дворянски-сословные перегородки в западном обществе. В этом смысле коммунистическая революция оказалась всего лишь последней точкой в цепи БУРЖУАЗНЫХ, антифеодальных революций. Можно сказать, как это ни покажется странным, что и современная политкорректность растет в определенном смысле оттуда. В самом деле, уничтожение сословий, равенство наций и рас, интернационализм (космополитизм, глобализм), равенство прав мужчин и женщин, уничтожение государственной религии – вот лозунги Октябрьской революции.

Наконец, осмысление большевизма – теории и практики – стало эпохой в интеллектуальном развитии Запада. «Выберите для социализма страну, которой не жалко» (Бисмарк). Что ж, Россия сама себя выбрала, и на ней Запад выработал у себя иммунитет к революциям вообще, к коммунизму в частности. Без Октябрьской революции не было бы фашизма/антифашизма, коммунизма/антикоммунизма, не было бы Оруэлла и Хайека, Поппера и Ортеги, Шумпетера и Мизеса – словом, не было бы интеллектуальной жизни Европы ХХ века. Той интеллектуальной жизни, которая до родины Октября доходила через маленькие щели в железном занавесе.

Слова Чаадаева будто специально сказаны про 7 Ноября

Но это, повторяю, так сказать, ЗАПАДНЫЕ уроки Октября.

В самой же России теория и практика Великого Октября выглядели совсем иначе.

Кратко и точно их назвал народ: второе крепостное право большевиков, ВКП(б).

На нашей почве «большевизм» (гениальная, кстати, языковая находка) обернулся НАРОДНОЙ АНТИБУРЖУАЗНО-ФЕОДАЛЬНОЙ СРЕДНЕВЕКОВОЙ реакцией. Слово «реакция» означает не оценку, а только констатацию. Именно большевистской революцией крестьянская Россия отреагировала на модернизацию начала ХХ века.

«Мы диалектику учили не по Гегелю…» Да, наше общество высекло себя такой диалектической плетью, какой Гегель и в руках-то не держал…

Сегодня в России при оценке Октября 1917-го руководствуются в основном добрыми белогвардейскими мифами.

Большевизм – космополитический, антирусский заговор против России на немецкие деньги.

Ровно наоборот!

Большевистская революция не просто национальная – она вполне может считаться даже национально-освободительной, освободительно-варварской.

Это российская элита начала ХХ века до октября 1917-го была космополитической, культурно и этнически открытой на Запад. Эта элита пыталась создавать и общественные институты западного образца – свободные СМИ, независимый суд и т.д. Российская экономика тоже была открытой, частью глобальной экономики. Причем в этой экономике если не контрольный, то блокирующий пакет акций принадлежал международным компаниям. Например, около 40% производства нефти в России контролировала «Ройял Датч-Шелл» (Детердинг, Лондон), еще столько же – Нобель.

После того как прежнюю элиту с грохотом вышибли из России и опустили железный занавес, возник как раз глубоко националистический строй, национал-большевизм (не путать с современной маргинальной группой). Нужды нет говорить, что этот строй поначалу со всей большевистской свирепостью воевал против старого русского национализма, отрицал сами слова «русский», «Россия». И этнический состав ранней большевистской элиты (до чистки 1937 года), все эти вызывающе еврейские фамилии, которые с таким наслаждением вот уже 90 лет перетирают националисты, – всего лишь незначительный исторический «артефакт». Кстати, среди членов ЦК РКП(б) в октябре 1917-го было 10 русских (включая Ленина), 6 евреев, 2 латыша, по одному грузину, поляку, армянину, а среди 18 наркомов первого большевистского правительства – один еврей (Троцкий), один грузин (Сталин) и 16 русских. И даже 11 членов первой коллегии ВЧК: 1 поляк, 2 латыша, 8 русских. Эти, возможно, для кого-то удивительные сведения не секретные – см. учебник истории для средней школы.

Были разрушены все «вестернизированные» общественные институты.

Национализацию экономики надо понимать в двух взаимосвязанных смыслах. Во-первых, как огосударствление, собственно «национализация». Во-вторых, и это было не менее важно, русскую экономику с мясом выдрали из системы глобальной экономики, железным занавесом, как топором, отсекли от западных компаний. И начали строить автаркию, самодостаточную, «националистическую» экономику.

«Какое глубочайшее недоразумение – считать русскую революцию не национальной! … И если даже окажется математически доказанным … что 90% русских революционеров – инородцы, главным образом евреи, то это отнюдь не опровергает чисто русского характера движения. Если к нему и прикладываются «чужие» руки, – душа у него, «нутро» у него … истинно русское … Не инородцы революционеры правят русской революцией, а русская революция правит инородцами революционерами, внешне или внутренно приобщившимися «русскому духу» в его нынешнем состоянии». Так писал в 1920-м Николай Устрялов, выдающийся мыслитель, один из самых проницательных русских политологов.

Большевистский плуг взрезал социальную толщу русского общества, наверх рывком массово вышли те, кто был никем, представители низов, которые составили сперва большинство советской элиты, а затем всю ее поголовно. Мало того что эти люди, повторяю, в отличие от «петербургской элиты России», были «стопроцентными этнически русскими» (а в республиках представляли титульные национальности). Куда важнее, что они представляли совсем другой менталитет – совсем не космополитически-интеллигентский, а глубоко национально-крестьянский. Новому менталитету понадобился новый язык – язык Платонова и Зощенко, советский бюрократический новояз и т.д.

Впервые этот пласт общества открылся свету.

«Мы обернемся к вам/ Своею азиатской рожей» – так Блок обозначил «скифский дух» новой, большевистской России.

Этот Большой Взрыв, вулканическое извержение наверх сотен тысяч людей с самого социального низа породил сумасшедшую энергетику революции, «всю Россию,/ смерчем скрученную в столб». Всего лишь метафорическим описанием этого явления можно считать и теорию пассионарности Гумилева.

Да, Октябрьская революция стала крестьянским ответом на вызов ранней глобализации-европеизации начала ХХ века. Та глобализация захватила верхушку общества – революция эту верхушку беспощадно срезала.

Поучительный пример диалектики: эмигранты из Цюриха предполагали «всемирную пролетарскую революцию», а русская история располагала национальной крестьянской революцией. Колумб плыл в Индию, приплыл в Америку… Ирония истории. Русское силовое поле развернуло траекторию революционных частиц.

Октябрьская революция стала крестьянским ответом на вызов ранней глобализации-европеизации начала ХХ века

И самое интересное. Эта магма, этот крестьянский разлив очень быстро принял ТРАДИЦИОННЫЕ ФОРМЫ РУССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ, русской монархии, только грубо-красного цвета.

СВОЯ КОЛЕЯ! Из нее же не вылезешь. Гений Ленина был не в том, что он «изнасиловал» Россию, а в том, что он привел ее в СВОЮ КОЛЕЮ (на словах вполне чуждую «научному коммунисту» и интернационалисту Ульянову).

Проницательные критики большевизма увидели это очень быстро.

Шульгин. «Красным только КАЖЕТСЯ, что они сражаются во славу Интернационала … На самом же деле, хоть и БЕССОЗНАТЕЛЬНО, они льют кровь только для того, чтобы восстановить «богохранимую державу Российскую». Исходя из тех же идей, Устрялов создал свою концепцию национал-большевизма (опять это противное словцо!).

Но Устрялов и Ко грубо ошиблись (сам Устрялов за ошибку заплатил, как известно, жизнью). Они недооценили большевизм – думали, что он, поблудив, как и французские якобинцы, придет к термидору, т.е. к восстановлению в какой-то форме национально-буржуазного государства.

Вот тут-то и разошлись пути «буржуазных националистов» и большевиков. «Термидор» в какой-то мере случился в конце 1930-х годов – истребление первого поколения большевиков, возвращение к государственно-националистической риторике, к военным чинам и т.д.

Но слишком глубока и опустошительна была большевистская революция. И восстанавливая государство Российское, большевики просто не могли строить на культурном слое, бывшем до революции, – они его испепелили.

Но слишком сильна была стальная большевистская диктатура. Слишком глубокую народную колею она пропахала.

Поэтому, отряхнув (уже и формально) прах Интернационала со своих ног, большевики и не подумали восстанавливать частную собственность, строить какой-то аналог Петербургской империи начала ХХ века.

Ничего подобного! После «термидора» 1930-х большевизм еще жестче отделился от Запада, углубился еще больше в средневековые катакомбы. Если искать какие-то исторические аналоги, то это государство скорее в допетровских формах Московского царства (отсюда – нежданный культ Ивана Грозного в 1940-е годы). А на самом деле построили совсем уж небывалое ранее тоталитарное государство, свою антиутопию.

Тут и выяснилась великая наивность символа веры патриотической Устрялова: «Только бы Россия была мощна, велика, страшна врагам. Остальное приложится».

Жизнь показала, ЧТО тут «приложилось». Советская Россия была мощна, велика, страшна врагам – куда там царской России! Вот только куда страшней она оказалась для «врагов внутренних», в число которых щедро записала полстраны (включая самого Устрялова). «Красный Медный всадник» помчался вперед, «обгоняя другие народы и государства», только вот скакал по головам своих подданных.

Мощь государства достигалась за счет уничтожения прав человека. Этого Устрялов не учел.

Если же брать единую «бело-красную нить», на которую насаждены бусины русской истории, Иван – Петр – Ленин – Сталин, то это, пожалуй, бессмертная формула русского абсолютизма, отчеканенная Константином Леонтьевым. «НАДО ВЛАСТВОВАТЬ БЕЗЗАСТЕНЧИВО».

И вот только в 1990–1991-м, уже на базе НОВОГО культурного слоя (намытого Историей за 1940–1980-е годы из продуктов распада большевизма), слоя, который Солженицын почему-то презрительно обозвал «образованщиной», произошел второй «квазитермидор», на сей раз восстановление частной собственности, элементов гражданского общества и правового государства, имитация форм монархически-буржуазного общества начала ХХ века с его смесью космополитизма и национализма… Опять началась интеграция в мировую экономику.

Новый, уже советский образованный средний класс проклюнулся сквозь истончившуюся скорлупу государства, разбил эту скорлупу и стал желторотиком бегать по двору и кудахтать.

А потом на дворе стало похолоднее, а кудахтанье – потише...

Так каков же Великий урок Октября?

Ясно, каждый его понимает в меру своей испорченности.

Я бы сказал совсем просто, к тому же имя в виду сегодняшние события, гадания о том, что будет в 2008-м, возможна ли демократия в России, что есть суверенная демократия и т.д.

Русская история – не белый лист бумаги, рисуй что хочешь, по последней моде. Это – многовековое глиняное поле с огромными, часто скрытыми оврагами. И если не хотите в них провалиться – хотя бы помните об оврагах.

Банальный совет? Более чем. Но настолько банальный, что никто не знает, как им воспользоваться.

Глубоко распаханная ладонь русского поля лежит перед нами, да нет хироманта, который разгадал бы по этим линиям Судьбу.