Кража картины из Третьяковки: виновата не система, а конкретные люди

В Третьяковской галерее произошла уникальная по своей дерзости кража. Во время экспозиции в Инженерном корпусе в присутствии посетителей выставки злоумышленник снял со стены картину Архипа Куинджи «Ай-Петри. Крым» и, никем не остановленный, унес. Посетители галереи видели его, однако приняли за сотрудника музея. Картина висела в углу вне зоны прямой видимости, и, по некоторым данным, на пропажу обратили внимание лишь спустя полчаса. К тому времени похититель уже покинул здание. Задержали его в понедельник утром. Картина найдена.

Бывший замдиректора Института культурного природного наследия, доктор искусствоведения Алексей Лебедев рассказал, как это могло произойти и какие выводы могут быть сделаны из инцидента.

ВЗГЛЯД: Алексей Валентинович, расскажите, пожалуйста, как в принципе в музеях охраняются экспонаты, существуют ли стандарты?

Алексей Лебедев: В крупных музеях существует система ведомственной охраны – это работники полиции, и система вневедомственной охраны плюс смотрители залов. Помимо этого есть система видеонаблюдения и точечной сигнализации, которая подводится, может быть, не ко всем произведениям, но к наиболее крупным и значительным.

Алексей Лебедев: Виновата не система охраны, а один–два конкретных человека

ВЗГЛЯД: А почему сигнализация ставится не на все картины?

А. Л.: Поставить датчик на все картины технически очень сложно. Речь идет о временной выставке, картины там постоянно меняются, а делать проводку к каждой из них занимает очень много времени. На монтаж такой выставки может уйти два месяца, а это совершенно невозможно, потому что произведение дается другими музеями на ограниченный срок.

ВЗГЛЯД: Если говорить о последнем случае: как похититель смог вынести картину из галереи? С сумками в зал не пускают, под одежду ее не спрячешь. 

А. Л.: Она не такая крупная, приблизительно 40 × 50 см, это не «Явление Христа народу»... но я сам удивлен и тоже пребываю в недоумении, как такое могло произойти? Основные опасности таятся в тех моментах, когда произведение находится в стадии перевозки или в запаснике, но чтобы перед глазами публики, где действует внутренняя охрана зала, где много людей, так как выставка высоко посещаема... Я не понимаю. На этот вопрос нам ответит следствие и музейщики, когда разберутся в этом.

ВЗГЛЯД: Картину нашли, что теперь с ней будут делать? Могли ли ее подменить? Такие опасения уже высказываются в Сети.

А. Л.: Изучать ее будут очень тщательно, но не с точки зрения подмены, а на предмет повреждений, не потребует ли она реставрации. Если предположить, что хитрый злоумышленник решил подменить подлинник копией, то копии изготавливаются не за час и не за день. В таком случае он должен был ее подменить прямо в зале, чтобы никто не заметил, что совершилась кража. Ну а вор, который рассчитывает, что его поймают на следующий день с этой картиной в руках, но она будет ненастоящей, это что-то совсем из области психиатрии.

ВЗГЛЯД: Что в принципе можно было сделать с украденной картиной, если бы преступнику удалось скрыться?

А. Л.: Продать ее нельзя, она вполне узнаваема. Любой человек, который ее покупает, автоматически становится соучастником тяжкого преступления. Продать можно то, что не имеет таких явных индивидуальных признаков. Ни магазин, ни букинист, ни антиквар – никто ее не возьмет. Она есть во всех каталогах, напечатана во всех альбомах, это собственность Русского музея. Любая попытка ее продать приведет к тому, что антиквар сообщит в компетентные органы о том, что ему такое предлагают. Краденого антиквары боятся как чумы.

ВЗГЛЯД: Человек, укравший ее, ранее имел проблемы с законом, возможно, связан с криминальным миром. Не могла ли картина быть похищена по заказу вора в законе, например?

А. Л.: Да, такой вариант есть. Ее могли похитить под заказ, чтобы любоваться дома. Однако в действиях укравшего прослеживается неадекватность и отсутствует умение просчитать последующие шаги. Если бы преступление было продумано, похитителя не поймали бы в течение короткого времени. Это не вяжется с образом человека, который стал бы это делать для себя. Скорее всего, это мог быть заказ какого-то «коллекционера», который готов оплатить кражу и держать картину у себя, никому не показывая.

ВЗГЛЯД: Говорят, кражу обнаружили случайно. У посетительницы пропала шуба, и во время просмотра записей видеокамер обнаружили также и пропажу картины.

А. Л.: Это какая-то ерунда. Шуба на выставке не висит, это разные системы видеонаблюдения, а если просматривали камеры на моменте выноса из здания, то это тоже сомнительно. Думаю, что в самом зале пропажу заметили и довольно быстро хватились. Очевидцы начали писать сообщения в соцсетях, правда, что произошло, они поняли не сразу. Штат музейной охраны и работников очень большой, я вполне допускаю, что не все сотрудники знают друг друга в лицо и похитителя могли принять за работника музея.

ВЗГЛЯД: В прошлом году в Третьяковке повредили картину «Иван Грозный и сын его Иван». Можно ли сказать, что сотрудники музея не сделали должных выводов после этого инцидента?

А. Л.: С Иваном Грозным гораздо более сложный случай, и вины музея там нет. Это вандализм, а не кража. Как с этим бороться, Третьяковка придумала и приняла меры. Картину решили поместить под бронированное стекло, но такое стекло ощутимо ухудшает качество осмотра: оно бликует и искажает цвет. Если все картины поместить под бронированные стекла, это ухудшит качество осмотра. Музею приходится балансировать на грани между защитой от вандалов, сумасшедших, рецидивистов и наркоманов и интересами нормальных посетителей, которых у Третьяковки примерно два миллиона человек в год.

Никаких стопроцентно радикальных способов защиты от асоциальных элементов у музеев не существует. Акты вандализма и акты кражи время от времени происходят во всех странах мира. Россия по уровню мировой музейной охраны находится на высоком месте, однако это не дает стопроцентных гарантий. Автомобили тоже становятся безопаснее, но это не означает, что аварий не происходит. Так и тут, к сожалению.

ВЗГЛЯД: Кто виноват в нынешней ситуации: сотрудники Росгвардии или работники музея? Должна ли Третьяковка предпринять какие-то дополнительные меры безопасности?

А. Л.: Я уверен, что виновата не система охраны, а один–два конкретных человека, которых не было на месте, которые не туда смотрели или не так действовали. Это человеческий фактор. Что-то из серии «часовой уснул на посту», поэтому нужно сделать нахлобучку конкретному «часовому». А если это системная проблема, при которой не хватает денег на камеры видеонаблюдения, и картина находилась в мертвой зоне, при которой не хватает денег на сигнализации, в чем я очень сомневаюсь, то об этой проблеме Третьяковка прекрасно осведомлена и теперь у нее есть повод затребовать эти деньги с Министерства культуры.

ВЗГЛЯД: Как часто пропадают экспонаты? Можете ли вы назвать последние громкие пропажи?

А. Л.: Самый громкий последний случай – это пропажа иконы в ГИМе, но там она пропала из фондов. Припоминаю еще единственный случай подобной кражи: лет десять назад была подобная ситуация в Пушкинском музее. Тоже сняли со стены, тоже прямо на экспозиции, но хватились так быстро, что перекрыли выходы из музея, и вору стало понятно, что он не сможет вынести картину из здания. Он просто оставил ее в неприметном месте, в каком-то уголке, и через час полотно обнаружила уборщица.