Хоррор на почве русского мифа мог бы стать одним из лучших в мировой литературе. Долгая история русских верований плотно связывает языческое начало с повседневным бытом русской деревни. Домовые, лешие, водяные, русалки так вплетались в ткань бытия человека на протяжении многих веков, что стали соседями...
13 комментариев«Необычные переживания». Приемные родители рассказывают об опыте усыновления
"Необычные переживания". Приемные родители рассказывают об опыте усыновления
«Мне пришлось более серьезно поработать с собой и своими страхами, поскольку Оля уже была постарше (почти пять лет) и у нее серьезные диагнозы». О проблемах и радостях, которые переживают родители приемных детей, в День защиты детей газете ВЗГЛЯД рассказали женщины, решившиеся на усыновление.
У них нет семьи, часто нет обычного детства, счастливого будущего. Они попадают в детские дома, но продолжают мечтать о полноценной семье. Корреспондент газеты ВЗГЛЯД поговорил с родителями, которые решились на усыновление, и узнал о том, как это изменило их семьи.
Светлана Строганова, приемная мама трех детей, один из которых – с ограниченными возможностями здоровья.
К решению принять ребенка я пришла очень простым способом. Мне хотелось еще родить, но не получилось. Степа у меня «самодельный» – ему на тот момент было пять лет, но вот следующего родить уже не вышло. Вот и все. Мой первый приемный ребенок, Соня, появилась в семье именно так – я просто хотела еще ребенка. В какой-то момент я поняла, что делать бесконечные ЭКО я не готова, поэтому и остается вариант усыновить.
Как и любой нормальный человек, я испытывала жалость к сиротам, которых я видела по телевизору или читала про них в газетах. Но все, на что меня хватало, – это разовые набеги в дома ребенка с памперсами и периодичное волонтерство в больнице с отказниками-младенцами. Спасать детей, забирая их из детских домов, мне в голову не приходило.
Когда я уже приехала смотреть Соню, мою первую приемную дочь, у меня никаких чувств не было, кроме нетерпения. Мне хотелось поскорее ее забрать домой, она мне нравилась. И ее я взяла не чтобы ей помочь, а просто потому что мне хотелось ребенка.
Назара, моего второго приемного ребенка, я взяла по той же самой причине – мне хотелось маленького мальчика. Это случилось, когда Соня была уже дома почти три года. Назару было 10 месяцев, это был совершенно обычный мальчишка, который вырос активным и очень забавным и шустрым парнем. Теперь ему пять, и я в нем души не чаю. Через два с половиной года после прихода Назара у нас появилась Оля. Олю я взяла, потому что... Ну, тут уж одним больше, одним меньше.
(фото: из архива Светланы Строгановой)
|
Конечно, мне пришлось более серьезно поработать с собой и своими страхами, поскольку Оля уже была постарше (почти пять лет) и у нее серьезные диагнозы (ДЦП – осталось, порок сердца сняли, гидроцефалия – субкомпенсировалась). Но все равно мне она нравилась – я испытывала к ней симпатию даже с ее первой фотки, где она была брита наголо.
Оля приехала домой в почти пять лет, на тот момент она не ходила и не говорила. Теперь ей семь с половиной лет, и она ходит (не совсем так, как здоровые люди, но ходит и даже бегает) и говорит.
У меня ко всем моим детям очень теплые чувства. Поэтому я всегда брала только тех детей, которые мне нравятся внешне – ну, потому что, если они начинают себя плохо вести, у меня есть хотя бы такое утешение: «зато он симпатичный» (смеется).
Сейчас Степе (кровному) 13 лет, Соне восемь лет, Оле семь лет и Назару пять лет. Они уже все считают себя братьями и сестрами и одной семьей. Мы просто всегда знали, что те дети, которые к нам приходят, – это все наши дети. И совершенно не важно, кто от кого родился, мы любим всех одинаково. Думаю, мне помогло то, что у меня самой было два папы – с одним мама развелась, когда мне было пять лет, и потом вышла замуж за другого. Обычно в таком случае говорят «отец» и «отчим», но для меня они оба – мои папы.
У меня нет никакого особенного трепета перед генной формулой – это все равно неизвестный мне набор кодов, который у каждого может проявиться как угодно. И даже у одних и тех же родителей могут родиться совершенно разные дети. Поэтому я всегда обращаюсь к реальности – вот он, ребенок, и вот этому конкретному ребенку нужна любовь и забота. И если я в силах ее дать, я ее даю и беру на себя эту ответственность и обязательства любить этого ребенка.
Для меня любовь – это решение. Решение действовать в интересах человека (ребенка или взрослого, не важно) иногда даже вопреки желаниям. Если мое желание спать, а ребенка нужно наряжать на праздник – я его наряжаю. И этим я тоже показываю свою любовь к нему.
Диана Машкова – руководитель клуба «Азбука приемной семьи» благотворительного фонда «Арифметика добра», писатель, мама четверых детей (трое из которых приемные), впервые попала в детский дом в качестве волонтера.
«В 2006 году я работала в крупной авиакомпании, и наш отдел проводил субботник в одном московском детском доме. Спустя некоторое время мы закрепились за ним как постоянные волонтеры, общались с администрацией, видели ребят. Такой ситуации, что дети раздетые и голодные, не было. Но помощь все равно требовалась: нужен был, например, фотоаппарат для мероприятия, или праздничная одежда на выпускной. Приходя в дошкольное отделение детского дома, мы уже видели малышей, и они нас поразили. Были очень тихие, маленькие для своего возраста, ходили строем.
(фото: из архива Дианы Машковой)
|
Мы начали читать книги по психологии и поняли, что на детдомовских детях так сказывается депривация. Если ребенок растет не в семье, а в учреждении, со временем он начинает отставать в развитии. Это касается не только роста, но и эмоциональной сферы, интеллекта».
Писательница отметила, что у них с мужем возникало желание взять ребенка из детдома, однако в опеке их призывали рожать самим. Шел 2006 год, тогда не обучали сотрудников опеки, у них не было мысли, что нужно устраивать детей в семьи.
«Мы медленно собирали документы, процесс заглох сам собой, но мысль об усыновлении осталась. А потом в 2012 году приняли «закон Димы Яковлева», и мы решили, что хватит думать, надо делать. Мы прошли обучение в школе приемных родителей, и это было правильно, потому что там окончательно определились с решением и ответили на многие вопросы. Нам не давали прямые ответы, но мы могли найти ответы с помощью информации, игр».
ВЗГЛЯД: Как проходит процесс усыновления?
Диана Машкова: Вы получаете заключение о том, что можете быть опекунами или усыновителями, это органы опеки выдают. После вам выписывают направление на одного конкретного ребенка. Если есть иллюзия, что можно прийти в детский дом и там выбрать себе любого ребенка, то это не так. В 2013 году мы съездили в наш с мужем родной город Казань, оставили заключения и заявления в местных органах опеки, а потом нам позвонили и сказали, что могут познакомить с полуторамесячной девочкой. Мы приехали, познакомились – и приняли решение, потому что, увидев ребенка, поняли, что мы готовы.
(фото: из архива Дианы Машковой)
|
Любви с первого взгляда не было, хотя бывают случаи: увидел, влюбился и понял, что этот ребенок только мой, но мы скорее пошли от логики. Мы удочерили девочку в Казани, суд прошел, и мы вернулись в Москву. Это были очень необычные переживания. Первые полгода мы привыкали друг к другу, а потом я перестала понимать, что не сама ее родила. Полюбила всем сердцем. Были, конечно, предпосылки, что у ребенка не все хорошо со здоровьем, потому что в семье были проблемы с алкоголем, и ее мать не справлялась с другими детьми (у нее их было пятеро и все жили в приемных семьях). Но, хотя мы и готовились решать сверхзадачи, все прошло хорошо, в дом пришло счастье.
ВЗГЛЯД: С какими страхами и стереотипами сталкивалась ваша семья перед усыновлением?
Д. М.: До принятия ребенка страхи были. Мы знаем, что дети попадают в детдома не от хорошей жизни: их родители могут болеть алкоголизмом, у них могут быть нервные расстройства, проблемы с наркотиками. Но мы изучили много литературы, лекций, в том числе и по генетике. Нам тогда очень помогла встреча с Романом Авдеевым (бизнесмен, отец 23 детей, создатель фонда «Арифметика добра» для системного решения проблем социального сиротства в России – прим. ВЗГЛЯД). Я брала у него интервью для книги «Главные правила жизни», он развеял многие стереотипы, которые сидят в головах у людей касательно приемных детей, мол, «вырастет – убьет». Никто не знает, как все сложится, в кровных семьях бывают случаи, когда с одним ребенком все складывается прекрасно, а у второго такой темперамент, что никто справиться с ним не может.
Мы приняли ребенка и поняли, что нам не с кем поговорить об усыновлении. Тогда, в 2014-м, мы и создали в «Арифметике добра» клуб «Азбука приемной семьи». Сейчас в клубе больше тысячи семей: это и те, кто уже усыновил детей, и те, кто только думает об этом. Мы общаемся, помогаем друг другу, проводим лекции, встречи, другие мероприятия, создали Клуб приемных подростков. Для детей тоже очень важно общение с такими же усыновленными, потому что, например, на всю школу подросток может быть один приемный, а в клубе он видит, что таких ребят много, нет в усыновлении ничего особенного. И находит в клубе друзей.
Постепенно «Азбука приемной семьи» разрастается. Сейчас помимо лекций и встреч в месяц проходит более 200 психологических консультаций, несколько десятков тренингов. Кроме того, у нас ведутся ресурсные группы, семинары, лекции, вебинары. Родители, которые когда-то начинали у нас, теперь сами помогают другим. Это очень важно, когда сообщество может само себя поддерживать.
ВЗГЛЯД: Какие семьи чаще всего решаются на усыновление?
Д. М.: Усыновляют совершенно разные люди. У нас в клубе, например, есть 22-летняя девушка, которая усыновила двоих детей. Если говорить о тех, кто усыновляет детей в Москве, чаще всего это люди от 35 до 55 лет, у них есть стабильность в социальном плане, в подавляющем большинстве это люди с высшим образованием. И по характеру это люди, привыкшие делиться.