«И людей тоже скоро не будет»

«Менталитет нации регулируется, его можно поменять на раз, кнут и пряник, кнут и пряник», – заявил в интервью газете ВЗГЛЯД журналист Александр Никонов, который полагает, что феминизм плох, потому что является частью левой идеологии, а тяга россиян к традиционным ценностям – примета кризиса, который скоро пройдет.

Одной из главных неполитических дискуссионных тем в России вот уже долгое время является гендерная. Права женщин, будущее семьи, неприятие феминизма, социальные изменения, происходящие в обществе, были предметом недавнего интервью с социологом Еленой Ярской-Смирновой, профессором НИУ ВШЭ.

Умных людей всегда меньше, чем ведомых, которым нужны пайка раз в день и четкий приказ

Кроме точки зрения социолога и традиционалистской позиции, согласно которой у женщины вообще не должно быть никаких прав, существует и третья точка зрения, которая, кроме всего прочего, может быть соотнесена с двумя вышедшими на этой неделе текстами о будущем человека как вида: «Заповеди жизни неочеловека» Дмитрия Ицкова и «Мировоззрение нового тысячелетия» Константина Кондрашина.

В интервью газете ВЗГЛЯД популярный российский публицист Александр Никонов рассказал о том, чем плох феминизм и к чему ведет нас логика цивилизационного развития.

ВЗГЛЯД: Александр Петрович, вы известный критик феминизма, но при этом и противник гендерных дисбалансов (например, армии только для мужчин и более позднего выхода мужчин на пенсию). Как это сочетается?

Александр Никонов: Я выступаю против феминизма как против западной левой идеи. Он, как и всякое левачество, ведет к цивилизационной катастрофе. Социальная уравниловка – это энтропия, а значит, как мы знаем из физики, смерть.

ВЗГЛЯД: А как связаны левачество и социальная смерть? Может быть, социальная смерть – это как раз жесткая иерархия и неравенство?

А. Н.: Совершенно верно. Жесткое не может развиваться, развивается только гибкое. Под левачеством я понимаю исторически сложившееся левое движение: те же «зеленые», например, радикальные веганы, анархисты, троцкисты. Именно это фланг ратует не за равенство людей, а за равенство результата, чем особенно грешат феминистки.

Притом что где-то уже 50 лет назад проблема равноправия была решена, видя, что в финансовой сфере больше мужчин, в науке больше мужчин и вообще мужчины больше зарабатывают, феминистки начинают придумывать разнообразные теории заговора. Например, теорию «стеклянного потолка», которая гласит, что женщины не достигают вершин в социальной пирамиде вовсе не потому, что они не способны к этому от природы, а потому, что, дескать, есть патриархат, который страшно мешает.

Эта слегка неврастеническая точка зрения очень у феминисток популярна, поэтому они ратуют за введение разнообразных квот специально для женщин.

ВЗГЛЯД: Вот распространенный пример. Молодой матери трудно устроиться на работу: любой начальник знает, что ребенок – это больничные, его из сада нужно забирать, например. Это логичная, но совершенно дискриминационная политика, разве не так?

А. Н.: А что здесь дискриминационного? Представьте, что к вам на атомную станцию приходит устраиваться человек вообще без образования. Читать не умеет. Вы его возьмете? У вас реактор тут, вы будете соискателя дискриминировать по уровню образования, его наличию? Будете, обязательно будете.

Каждый работодатель ищет себе человека под соответствующие цели и задачи. Как только мы начинаем вводить какие-то квоты, ущемляя работодателя, мы, во-первых, гробим экономику, а во-вторых, вынуждаем работодателя ухудшать положение самих женщин, придумывая более сложные способы борьбы с этими квотами.

Это ведь как с российскими автомобилями. Заводам помогают, а машины лучше не становятся. А все потому, что качество достигается только в конкурентной борьбе.

ВЗГЛЯД: Но люди разве хотят конкурентной борьбы? Люди, как следует из недавнего нашего опроса, вообще хотят жить при Сталине, то есть при так вами критикуемой уравниловке...

А. Н.: Вообще-то, умных людей всегда меньше, чем ведомых, которым нужны пайка раз в день и четкий приказ.

Но это исторически понятно: никогда Россия не проходила практику настоящей экономической самостоятельности, в отличие от Западной Европы, где священным является все то, что мое. Моя пекарня, мой мини-отель – попробуй тронь.

У нас просто отбили это понимание, вот и все.

ВЗГЛЯД: А как его вернуть? Пересмотреть итоги приватизации 90-х для начала?

А. Н.: Ну, если вы хотите гражданскую войну, давайте перетряхнем страну и снова начнем отнимать и делить. Но тогда не забывайте о том, что и квартиры всем достались просто за красивые глаза. Давайте начнем отнимать квартиры.

Нужно не возвращаться назад, а дать людям максимум самостоятельности. Например, отказаться от налогов, которые кто-то платит за нас. Работодатель что-то там автоматически отчисляет, люди получают деньги на руки, остальное их не волнует. Все налоги нужно снимать лично с каждого человека, один раз, в конце года. Когда человек увидит, что он получает гораздо больше, но отдает государству 100 рублей на одни нужды, 200 рублей на другие, 300 – на третьи, он волшебным образом перестанет кричать: «Государство, ты мне должно».

Люди скажут: «Снизьте налоги». Государство ответит: «Позвольте, как я могу снизить налоги, ведь я вам, по вашим же словам, и это должно, и то должно, и пятое должно, и десятое?»

Вот тогда-то мы и начнем понимать, что не государство «должно», а мы сами можем.

ВЗГЛЯД: Но выплата налогов раз в год невозможна, она ведь половину страны ввергнет в нищету, все же потратят.

А. Н.: Ну, если ты такой дурак и не можешь откладывать, будешь нищим. Ты продашь квартиру, машину и, может быть, начнешь думать головой. Как только подобные случаи станут достоянием гласности, это очень сильно изменит менталитет народа.

#{interviewsociety}Менталитет нации регулируется, его можно поменять на раз, кнут и пряник, кнут и пряник.

ВЗГЛЯД: Между тем сегодня, наоборот, все чаще речь идет о традициях, о ценностях, о возвращении к истокам. Может быть, не стоит менять? Ценности семьи, например, борьба с разводами...

А. Н.: Да, я слышал предложения об ужесточении процедуры развода. Парадоксальным образом это сильнее всего ударит именно по семье: резко сократится количество браков.

Здесь та же ситуация, что и с женщинами: чем больше их права защищают, тем более жестко реагирует на это рынок. Если вы, здоровый человек, начнете двигаться на костылях, скоро у вас атрофируются ноги.

Сейчас люди вступают в брак, понимая, что можно развестись. Если этой возможности не будет, количество браков снизится. Семья должна сама себя защищать.

ВЗГЛЯД: Как же она себя защитит, если сегодня у мужчины куда больше возможностей для эскапизма?

А. Н.: А у женщины?

ВЗГЛЯД: Вот за женщин не скажу... Я сужу как мужчина. Раньше сложно было уйти, теперь куда проще.

А. Н.: Происходят вполне естественные процессы, я полагаю. Семья как институт размывается, это следствие урбанизации, промышленного прогресса: теперь запросто можно жить одному. Ребенка можно вырастить одному.

ВЗГЛЯД: Семьи вообще не будет?

А. Н.: Я вам больше скажу: и людей скоро не будет.

Уже сейчас видно, что мы скоро передадим эстафету кому-то другому. Это могут быть сложные системы: с одной стороны, генетически модифицированные люди, с другой – системы искусственного интеллекта. Существовать все это может в симбиозе.

Мы не будем главными, но в этом нет ничего страшного. Сохранится ли семья? Вряд ли. Останется ли животное размножение? Сомневаюсь. Скорее всего, люди будут производиться на биофабриках.

Если мы хотим, чтобы эстафета разума продолжалась, то мы должны четко понимать: или мы погибаем как вид безвозвратно, или просто становимся частью чего-то большего.

ВЗГЛЯД: Но ведь все больше симпатий завоевывает как раз традиционализм?

А. Н.: Я думаю, это естественная реакция организма: выздоровление идет через кризис. Все, что мы видим сейчас, является лишь умиранием микробов традиции, и температура, как после принятия некоторых антибиотиков, подскакивает, чтобы упасть уже окончательно, чтобы организм вернулся в нормальное состояние.

Кризис минует, возврата в прошлое не будет. Мы можем или двигаться вперед, или умереть.