Урбанина – чума нашего времени

На днях посетил г. Марсель, отображенный в советской песне:

«Он говорил: в Марселе
Такие коньяки,
Такие там бордели,
Такие кабаки».

До борделей, к несчастью (или к счастью), не добрался, рыбный общепит (если знать места), как всегда, выдающийся. Но не всех марсельцев и гостей города радует буйабес.

В самом центре Марселя, где от Старого порта ведет начало Канебьер, главная улица города, некогда славная роскошными зданиями в стиле «бель эпок», с размахом ведутся плиточные работы. Автобусное движение отменено, проезжая часть отгорожена забором, на котором висят плакаты на тему «Пешеходизация – веление времени», раздается стук отбойных молотков. В переулках, примыкающих к Канебьер, та же картина, а планы работ, развешанные там же, сообщают, что так будет пешеходно преобразован весь район, примыкающий к Старому порту. Это будет новый марсельский стиль жизни.

Это к тому, что сетующие на увлечение вечно перекладываемой плиткой и новейшей урбаниной, вероятно, не выезжают за пределы отечества – ибо они говорят об этих явлениях, как совершенно уникальных и нигде, кроме Москвы, не наблюдаемых. А также свидетельствующих о пороках столичного управления, проистекающих от дефицита демократии.

К столичному управлению можно как угодно относиться, но в уникальности нынешней московской практики позволительно усомниться. На прованском берегу то же самое, а наблюдения над процессом вечной укладки плитки могут привести к выводу, что и в Марселе хорошо умеют пилить. Но положим, Марсель – это что-то типа Неаполя или Одессы. Средиземноморская культура неотделима от изрядного лукавства.

Однако и в Париже, который стоит не на Средиземном море и даже вообще не на море, наблюдаем то же самое. Звуки беспрестанного долбания, вечное обновление плитки и урбанина, бессмысленная и беспощадная. Вроде проекта лесонасаждения вокруг Лионского вокзала или планов реновации погоревшего собора Парижской Богоматери.

Я не сторонник теории заговора и не верю, что Нотр-Дам злонамеренно подожгли, но знакомство с немедленно появившимися проектами реставрации – «По моему сужденью, пожар способствовал ей много к украшенью» – производит столь потрясающее впечатление, что при виде силы современного искусства, которую хотят применить к храму XIII века, поневоле в голову лезут нехорошие мысли.

Просто надо признать, что урбанина – это чума нашего времени, причем чума всеобщая. Москва тут не более, чем на обшей линии, и от способа управления тут ничего не зависит.

Простейший пример. Москвичи волком воют по поводу состояния ливневой канализации, которой лучше бы заняться вперед всякой плитки. Но в том же Марселе канализацией (не ливневой, а простой, унитазной) тоже не худо было бы заняться. Идешь по самому центру, где усердно кладут плитку, и вдруг так в нос шибанет, что аж заколдобишься. Трубы явно прогнили и озонируют городскую среду. Да и в Париже не без этого.

Но урбанина – она выше таких низменных предметов, как хоть ливневая, хоть простая канализация. Возможно, доходность подрядов выше, возможно, урбанина – дело куда более почетное. Сколько при ней модных людей кормится – это вам не ассенизация.

Но и политические последствия от урбанины бывают. Говорят, что не все довольны положением дел в Москве, и это будет чистая правда. Но стоит задуматься, у какой части жителей столицы недовольство связано с тем, что их интересы не будут представлять в городском законодательном собрании Л.Э. Соболь, И.В. Яшин etc., и у какой части – с тем, что далеко не все хотят жить по «Стрелке» и в соответствии с предписаниями Института экономики транспорта и транспортной политики при ВШЭ  (недовольство может быть связано еще и с многолетней хозяйственной депрессией, в которую погрузилась вся страна – но тут и сорок тысяч Соболей не помогут).

Ориентация городского хозяйства на потребности продвинутой и передовой молодежи (самокаты, гипертрофированные пешеходные пространства, смузи, тусовки и всякая прочая движуха) довольно парадоксальна. Она ничего (или очень мало) дает столичной казне и скорее раздражает тягловое (или просто традиционно настроенное) население столицы.

Вечный праздник – это очень мило, но в Москве начала XVII века была и такая история, что «Ох, надоели им пляски и пенье». Подстраивание (и немалое инвестирование) под вкусы европейски ориентированного Григория Отрепьева в смысле популярности порой приносит неожиданный результат.

Самое же парадоксальное, что старания московского начальства по части урбанины нимало не способствуют укреплению электоральной базы. Продвинутая часть населения, ради которой все это делается, никак не укрепляется в лояльности к тем, что ради них так старается, но морально всегда готова поддержать быстроумную и легкокрылую молодежь с ее лозунгом «Хлеб съедим, а булочные сожжем». Приверженность начальства урбанине политически ничего не дает, а вредит изрядно.

Интересно, кстати, что активно агитирующие сейчас кандидаты в депутаты МГД (есть и такие) ни слова, ни полслова не говорят об идеалах «Стрелки», а все почему-то больше о мещански-старперских заботах. При том, что закон агитации – говорить о том, что избирателю нравится, и не говорить о том, к чему он в лучшем случае равнодушен.

Стремление начальства угодить тем, кто в грош его не ставит, не будет ставить и всегда будет рад его ниспровержению, есть изрядная загадка столичного управления.