«Турки христианских министров не довольно, что никогда не уважали, но многих из них бесчестили, мучили и умерщвляли».
П.А. Левашов, «Цареградские письма».
И хочется «вернуть Царьград», и боязно как-нибудь нарушить добрососедство
16 апреля прошел турецкий референдум, где с отрывом в два процента победило увеличение полномочий президента Эрдогана – в ущерб возможностям парламента.
Один мой знакомый, сотрудник телеканала «Царьград», воспринял этот результат с особенным удовлетворением, порадовавшись, что «парламентской демократии на планете Земля станет чуть меньше». Тут же было характерное упоминание, что «пока мы не решились вернуть Царьград», с Турцией надо добрососедствовать и договариваться.
Это и хочется «вернуть Царьград», и боязно как-нибудь нарушить добрососедство – далеко не ново.
Еще в XVII веке богослов и публицист Юрий Крижанич, указывая на плачевное положение огромного количества русских в османском плену, предлагал царю Алексею Михайловичу план завоевания Крыма. Предложение его было сочтено несвоевременным; взамен того Крижанич был разоблачен как тайный католик и сослан в Тобольск.
И вдруг хвать, проливы наши, «крест над Святой Софией» (Фото: Alex Garaev/ТАСС)
|
Затем в 1700 году, когда Петр I заключил мир с Портой, русские рабы в Константинополе вновь тщетно жаловались на судьбу и упрекали царя за то, что в мировом соглашении не было оговорено их освобождение.
Павел Артемьевич Левашов, которого процитировала выше, писал свои «Цареградские письма» уже в конце XVIII века. Приведя в пример многие муки, которые претерпели иностранные посланники в Османской империи, а также обрисовав оскорбительные для них ритуалы, Левашов пишет, что османский образ мнения и поведения «совсем противен другим народам, а особливо европейским».
И наконец, ближе к середине XIX века происходит принципиальная перемена: «они привыкли видеть у себя европейцев… наверное, не тронут вас и пальцем, если вы первым их не заденете», – пишет из Константинополя путешественник В.В. Григорьев.
Началось турецкое подражание европейским порядкам и нравам, пусть даже «скрытая вражда к неверным еще теплится в их сердцах». При этом европейские манеры Турция перенимала, глядя на Россию, которая посвятила прорубанию «окна в Европу» весь XVIII век.
Именно с этих пор Турция перестала быть символом жестокой опасности, азиатчины и деспотии – хотя и стала, по мнению Николая I, «больным человеком Европы».
На этом историческом фоне особенно удивительно выглядят нынешние рассуждения некоторых российских публицистов и прямо-таки экспертов, уверяющих, что как раз в Турции есть настоящая природная среда для демократии, в то время как Россия «дисциплинирована и готова выстроиться под великий проект, глядя на лидера и признавая его безусловный авторитет и непререкаемую претензию на власть, пока он ведет Россию к суверенитету и грядущему величию» – мимимишность этих чеканных строк зашкаливает.
И, конечно, на этом историческом фоне странно выглядит радость православных консерваторов по поводу резкого ограничения турецкого парламентаризма.
Да, быть может, Турция, перестав томиться по Евросоюзу, перестанет быть и больным человеком Европы, захочет взамен того быть здоровяком Азии. Быть может, туркам – или, пожалуй, части турок, референдум был выигран Эрдоганом с минимальным преимуществом – от этого будет даже и очень хорошо.
Но нам-то какая в том радость? Фигу бездуховному Западу показать?
Британский «Спектейтор» пишет об Эрдогане, что этот человек знаменит заявлением: демократия для него – как автобус, он садится в него и едет до нужной точки.
В минувшее воскресенье Эрдоган вышел из автобуса и чуть ли не силком вывел из него Турцию. Что это значит для Европы?
Ничего хорошего, но по крайней мере, пишет «Спектейтор», европейцам не следует упрекать себя за то, что вовремя не заключили Турцию в объятия. «Она всегда такой была» – примерно таков скептический тон статьи. И хотя это утверждение не совсем справедливо, зато позволяет европейцам умыть руки и сосредоточиться на собственных интересах.
То, что сладкие грезы о Царьграде плоховато монтируются с добрососедством и договорами с эрдогановской Турцией, можно было понять и без экскурса в историю, просто на символическом уровне.
Именно Эрдоган еще год назад вновь использовал Святую Софию как мечеть. Зачем, казалось бы? С 1935 года этот драгоценный поруганный храм был музеем. Разве в Стамбуле мало мечетей?
Нет, в Стамбуле много мечетей, а вот древних реликвий, подобных Софии, осталось совсем немного. Но это была не молитва, не обращение человека к Богу, это был намеренный демонстративный жест, обращенный к людям.
Министерство иностранных дел Греции отозвалось о нем очень резко и назвало «не совместимым с современными демократическими и светскими обществами», что хорошо укладывается в контекст последовавших с тех пор событий.
Реакцию российского Министерства иностранных дел на это символическое выступление я искала и не нашла. Зато в том же месяце (июне 2016 года) МИД объявил, что все готово «к возобновлению туристических связей с Турецкой Республикой в полном объеме».
Какой вам Царьград, друзья мои? Соразмерный вам Царьград – маршрут в туристическом путеводителе по обветшалым руинам, исчезающим с лица земли.
Разумеется, можно допустить, что именно в таком поведении заключена сермяжная правда. Не ведемся на провокации (ведь Эрдоган провоцировал? вот мы и не ведемся) – а взамен того укрепляем экономические связи. Туризм вот укрепляем. Добрососедство.Наверняка – надо верить в свой МИД – наша голубиная кротость и благонравное стремление приведут к долгому и плодотворному сотрудничеству, взаимовыгодному партнерству, военному союзничеству на долгие времена. Ради этого можно и потерпеть.
Но какие есть у нас общие цели, что исламистская авторитарная Турция согласится нас полюбить – именно нас – на долгие времена?
Или мы всерьез надеемся втереться в доверие, убаюкать комплиментами, открытыми рынками, зеленой дорогой для «мирного ислама» – и вдруг хвать, проливы наши, «крест над Святой Софией»? Но такого мы никогда не умели делать – не умели, не научились, да и намерения не идут дальше хвастливых заявлений в бложиках.
Тогда что?
