Межрелигиозный диалог и участие в нем церкви является хорошим показателем открытости и демократичности этого института. Каждая церковь, помимо прочего, является еще и ячейкой общества, которая не только проповедует, но может приносить социальную, культурную, образовательную пользу.
Если считать, что все верующие – сумасшедшие, тогда лучше вообще не заниматься проблемами религиозной жизни
Как показывает мировой опыт, участие в межрелигиозном диалоге господствующей внутри страны конфессии является залогом единства нации и того, что множество разных религий и конфессий не разделяет народ, а, наоборот, служит примером культурного и религиозного многообразия.
Вот и католическая церковь после Второго Ватиканского собора с большими трудностями и скрипом, но все же открывала двери для диалога не только с другими христианскими церквями, например с пятидесятниками, но и с мусульманами.
В России межрелигиозный диалог формально существует в рамках Межрелигиозного совета России, в который вошли представители «традиционных» конфессий – православные, мусульмане, иудеи, буддисты.
Христианский диалог в усеченном виде ведется в рамках Христианского межконфессионального консультативного комитета, сопредседателями которого являются митрополит Иларион (Алфеев), архиепископ Паоло Пецци, глава архиепархии католической церкви в России и представитель Союза баптистов России Виталий Власенко.
На этой площадке с 2009 года несколько активизировался диалог РПЦ в лице главы ОВЦС митрополита Илариона с российскими харизматами-пятидесятниками. Так, несколько десятков пасторов-харизматов из Российского объединенного союза христиан веры евангельской приезжали в Даниловский монастырь, что в отношениях православных и протестантов можно считать большим прорывом.
Председатель отдела внешних церковных связей Московского патриархата митрополит Иларион постепенно развивает диалог с Евангелическо-лютеранской церковью, которую возглавляет русский немец – архиепископ Дитрих Брауэр.
Думаю, что этот диалог будет и в дальнейшем. Поскольку российская лютеранская церковь условно немецкого происхождения стала русской и выступает с более консервативных позиций, чем лютеране в Европе и Америке, где разрешены епископы-женщины и однополые браки. Наши лютеране этого не допустят.
В рамках давнего и плодотворного диалога с Ватиканом у РПЦ в настоящее время больших проблем нет – обе церкви вместе защищают христианские ценности Европы.
Еще одним показателем того, кого признает государство, является наличие религиозных деятелей в рамках Совета при президенте по религиозным организациям, и туда входят, помимо православных, мусульман, буддистов, католиков, еще трое протестантов – пятидесятник, глава адвентистов и глава церкви евангельских христиан.
Это на федеральном уровне. А что в регионах? Здесь межрелигиозному диалогу мешает то, что власти на местах часто пытаются «на всякий случай» придерживаться концепции только нескольких традиционных религий.
В итоге получается, что есть сотрудничество с православной епархией, что совершенно естественно и необходимо, и часто весьма формально есть присутствие раввина и имама. А с остальными конфессиями, прежде всего с довольно активными христианскими церквями (католиками, лютеранами, баптистами, пятидесятниками), сотрудничество не налажено, несмотря на их реальную численность в регионе.
Конечно, никто из малых или новых религиозных течений не требует каких-то совершенно равных условий, но верующие хотят иметь возможность вести нормальный диалог с чиновниками.
При этом радикальные «сектоведы» начиная с 90-х годов сильно испортили атмосферу для межрелигиозного диалога и сотрудничества. Своей деятельностью они воспитали некое ощущение, что пятидесятники, харизматы, адвентисты, мормоны, иеговисты и другие – это неизбежное зло или почти инопланетяне у нас в стране. А ведь сейчас сотни тысяч граждан России придерживаются религиозных учений, не вошедших в условный список «традиционных» религий. Они нашли себя в определенном мировоззрении и совсем не ощущают и не хотят ощущать себя преступниками.
В религиозной жизни нельзя исходить из того, что действия верующего или основателя религиозного движения той или иной общины изначально криминальны. Верующими движет определенное религиозное чувство, они через религию осмысливают свой культурный, социальный, любой жизненный опыт, искренне веря в свой смысл жизни.
Например, архиепископ Иоанн Береславский из «Богородичного центра», который в 90-е годы был очень известен, ходил с крестами по Москве и другим городам. Это «Церковь Божьей Матери Державная», так называемые православные харизматы. На богослужениях они используют частично строй православной литургии, но при этом танцуют и поют с хоругвями. Иоанн Береславский считает себя пророком Божьей Матери, и когда он говорил мне о ней и о своих пророчествах, совершенно искренне плакал, как ребенок.
Поэтому если считать, что все верующие – сумасшедшие, тогда лучше вообще не заниматься проблемами религиозной жизни.
Что касается подозрений в мошенничестве и другом криминале в отношении «сект», то эти вопросы, если они возникают, должны регулироваться законом. Основная проблема фобий такого рода в том, что «сектами» пугать легко, никто не знает точно, кто это, а если общественное мнение обрушивается на какую-либо группу «нетрадиционных» верующих, то им ломают жизнь, а они не могут толком ответить (так часто действуют в отношении иеговистов, кришнаитов, православных, ждущих конца света и т. д.).
Преступниками признают на основании судебных решений, а не на основе стереотипов.
