Началось все с того, что я долго смотрел вверх, под огромный купол павильона 33. Летали голуби, где-то рядом провозили грязные тележки, пахло какой-то сыростью. Под куполом, во всю стену – огромный портрет Гагарина. Если выйти из-под него и вернуться туда, где начинаются бесконечные ряды лотков, ларечков, то портрет уже не выглядит большим и величественным – он сливается с полумраком, характерным для этого павильона, а на первый план выходят таблички с надписями – некоторые сделаны от руки – «Семена», «Мед», «Цветы». Иногда встречаются книги, иногда обереги от всяческих бед, но большей частью семена: укроп, петрушка, всякие неведомые мне растения. Если посмотреть на Гагарина от самого входа в павильон, то его улыбка кажется совсем печальной. Уже и самого Гагарина не видно, а улыбка, словно Чеширского кота, не исчезает из памяти.
Круговая кинопанорама» – как это, должно быть, звучало привлекательно для ребятни, сейчас «Круговая кинопанорама» – это сарай
Меня не покидала грусть, когда мы проходили вдоль павильонов с заколоченными окнами, дверьми и характерными надписями «Животноводство», «Крупный рогатый скот». Почему характерными? Да просто место такое, специфическое: развалившиеся лавочки между павильонами облюбовала публика, которая любому виду отдыха предпочитает тот, что непременно заканчивается словами «как свинья». С утра до вечера здесь алкогольная «движуха» с соответствующими последствиями; случайно забредшие люди долго не задерживаются, а заворачивают, например, к давно мертвому зданию «Хлебопекарни», а оттуда направляются к прудам. Мы в этот вечер соблазнились шашлыками и перспективой поужинать у воды. Что оказалось, как мы поняли впоследствии, ошибкой. Не спрашивая, «что бы мы желали», полупьяная официантка принесла – кому сырые, а кому похожие на камни – шашлыки, хорошо не сказав – «Жрите», и ушла на полчаса с кем-то ругаться: Гребенщиков по такому случаю спел бы «От матерной ругани завяли цветы». Затем нам молча выставили счет на такую сумму, за которую можно было бы прилично пообедать в центре города. Другие бы назвали это хамством, но вряд ли все дело в нем – скорее это просто безразличие: не только к обслуживаемым, но и ко всему вокруг. «Нет, спасибо», – вставали люди рядом и уходили прочь.
Туда, где в пруду катаются на лодочках, а напротив стоит здание старого ресторана, на руинах которого юные студентки устраивают foto session, а горячим парням приходятся кстати густые заросли, пробившие собой и лестницу, и кое-где даже стены... а вид со второго этажа, должно быть, такой замечательный: мне кажется, здесь полно призраков – те, кто здесь были когда-то, не могли не влюбиться в это место и друг в друга. Наверняка здесь кто-то проживал прекрасные минуты жизни, глядя на пруд с лодочками и «Золотой колос». В те дни им казалось, наверное, что это счастье вечно, что так будет всегда – и как те, что здесь были, наверное, хотят туда вернуться и снова пройтись по лестнице, под руку, на второй этаж, туда, где сейчас замурованный вход. Как знать, может за ним – машина времени, вроде той, что нашел школьник Коля из популярного советского кино?
Мы глядели на потрепанный жизнью «Колос», а к нему подходили на лодочках веселые компании, парочки и семьи: каждый хотел запечатлеть себя на память на фоне огромной дыры почти с человеческий рост, и сорвавший голос работник станции орал с другого берега: «Нельзя». «Что стоит привести этот колос в порядок, залатать эту дурацкую, позорную дыру, чтобы он блестел на солнце и радовал гуляющих? Сколько на это нужно денег, неужели такая запредельная сумма?» – говорили мы; не вспомнить, кто кому, да и неважно: мы – это я и моя женщина. «Вот напиши об этом», – говорила мне она. О ВДНХ, или, как он давно называется, ВВЦ: но я почему-то никогда не использую второе название.
Пишу. Я не знаю о том, каким это место было раньше: впервые я оказался здесь в прошлом году. Но уверен, что люди, гуляя здесь, испытывали гордость и были по-настоящему счастливы. ВДНХ задумывалась как самое прогрессивное место в стране, из любого уголка страны – промышленного района города-миллионника, поселка на окраине какой-нибудь области, черноморской жары и сибирских морозов, самодостаточного, но любопытного Ленинграда – люди мечтали оказаться здесь, потому что от увиденного здесь захватывало дух. «Круговая кинопанорама» – как это, должно быть, звучало привлекательно для ребятни, сейчас «Круговая кинопанорама» – это сарай, кладовка для какого-нибудь хлама с битыми окнами и матюгами на своей круглой стене. Что и говорить о ракетах, о машиностроении? О величественных павильонах? Теперь все они служат печальными и унылыми декорациями для прогулки вечно спешащего горожанина, выбравшегося раз в месяц поесть мороженого с детьми. Одни белорусы ремонтируют свой павильон, да и то – продавать там вещи? В остальных павильонах семена. Везде, по всему парку – семена, семена, семена.
Ну а почему бы и нет, в самом деле? Это ведь не ВДНХ вовсе, а ВВЦ. Что если выставлять кроме семян нечего? Похоже, их продавцы – единственные, кто здесь что-то арендует. Некоторые помещения сдаются под малопонятные офисы: никаких вывесок на дверях, разумеется, нет, но фасады выглядят аккуратно. Больших павильонов это, конечно, не касается: их реставрация давно не входила ни в чьи планы. Зато на фоне общего отчаяния сверкает частный дворец – любой может посмотреть в интернете, кому он принадлежит. Там же, в интернете, любой может узнать, что сделано это в обход всех мыслимых и немыслимых правил, законов, сделано просто потому, что хозяину так захотелось и ничто другое его не интересует. Возможно, кто-то об этом узнает впервые из этого текста, просто раньше не интересовался никогда. Я тоже не интересовался раньше. Все это смотрится очень символично и даже как-то демонически: как будто вся живая сила вытекла из павильонов, ресторанов, «круговых панорам» – и теперь она здесь, за забором частного владения. А все остальное – лишь фон для того, чтобы подчеркнуть его величие.
Для тех, кто за его бортом – минимальный набор развлечений, который может предложить городской парк. Аттракционы, сахарная вата, пончики, квас. Ужасающие – зато бесплатные – туалеты: сюда приезжают со всей страны, зачем так позориться? Я думал в тот вечер: какое бы ни было, но у нас есть народное хозяйство, и у него – какие бы ни были – есть достижения. В конце концов, разве у нас тот же хлеб не делают? Почему же здесь все в таком унизительном состоянии? Почему не вернуть – в современной форме – ту простую идею, ради которой было создано это место: демонстрировать здесь то, чем гордится страна. Я не верю тем, кто говорит – нам гордиться нечем, нам нечего выставлять. Это все вранье. По всей стране работают заводы, работают люди, каждый регион богат и славен чем-то, везде – жизнь. И у нее должна, обязана быть своя ВДНХ.
Конечно, не хочется превращения этого места в бизнес-центр, в какую-нибудь новую Москва-сити, не хочется стеклобетонных зданий вместо тех, что здесь сейчас. А восстановление зачастую понимается именно так. Буквально на днях принята концепция развития ВВЦ, из которой следует, что историческую часть ждет реконструкция. Ну, а вокруг нее, разумеется, стекло и бетон. Москва принимает на баланс территорию парка и готова, судя по всему, к существенным вложениям. Остается надеяться, что территория когда-нибудь снова будет ассоциироваться с народными достижениями, а не с семенами; что когда-нибудь, прогуливаясь здесь, можно будет испытать гордость и счастье, а не щемящую тоску, которая и послужила поводом к написанию этого текста.
Главное – чтобы об этом не забыли. Чтобы внесли в план.
