Ольга Андреева Ольга Андреева Почему на месте большой литературы обнаружилась дыра

Отменив попечение культуры, мы передали ее в руки собственных идеологических и геополитических противников. Неудивительно, что к началу СВО на месте «большой» русской литературы обнаружилась зияющая дыра.

9 комментариев
Дмитрий Губин Дмитрий Губин Что такое геноцид по-украински

Из всех национальных групп, находящихся на территории Украины, самоорганизовываться запрещено только русским. Им также отказано в праве попасть в список «коренных народов». Это и есть тот самый нацизм, ради искоренения которого и была начата российская спецоперация на Украине.

5 комментариев
Геворг Мирзаян Геворг Мирзаян Вопрос о смертной казни должен решаться на холодную голову

На первый взгляд, аргументы противников возвращения смертной казни выглядят бледно по отношению к справедливой ярости в отношении террористов, расстрелявших мирных людей в «Крокусе».

15 комментариев
9 июля 2012, 21:16 • Культура

С любовью к словам

Прилепин дал мягкую отповедь Быкову

С любовью к словам
@ ast.ru

Tекст: Кирилл Решетников

Современные российские писатели (по крайней мере, те из них, которые не являются газетными критиками) не столь уж часто пишут о творчестве своих коллег-соотечественников. Одно из исключений – Захар Прилепин: эссе о новейшей литературе выходят из-под его пера едва ли не чаще, чем собственно литература.

Жанр вольной писательской статьи о текущих литературных явлениях, в рамках которого сочинитель так или иначе рискует уподобиться критику, – вещь особая. Писать о собратьях по перу – занятие далеко не для всех мастеров слова. Это, на самом деле, совершенно не удивительно, особенно для того, кто слышал некоторое количество искренних непубличных реплик писателей друг о друге. Впрочем, дело не только в профессиональной этике, но и в том, что способность к адекватной и общеинтересной оценке коллег и конкурентов – тоже своего рода дар. Имеющий, заметим, довольно мало общего с даром собственно литературным.

Прилепин-публицист может вдумчиво размышлять, в какой момент лучше было убить Ельцина, или наносить виртуальные удары по челюстям своих буржуазных оппонентов

Для Захара Прилепина разграничений между социально-политической и литературной публицистикой, на первый взгляд, не существует. Выступая в качестве публициста, он чувствует себя совершенно свободно независимо от темы. В частности, о прочитанных книгах он способен высказываться с такой же безапелляционностью, как и о различиях между городом и деревней. Свидетельство тому – новый сборник Прилепина «Книгочет», составленный из критических и окололитературных текстов разного времени.

Тем не менее, этот же самый сборник позволяет увидеть, что все не так просто: прилепинский подход к нехудожественной (или не совсем художественной) прозе на самом деле имеет свои нюансы.

Как и любой, кому дорог левацкий имидж, Прилепин время от времени включает текстовый регистр, отвечающий за социальную злость; в статьях и в эссе, где отсутствуют беллетристические условности, соответствующие места выглядят особенно грозно. Прилепин-публицист, скажем, может вдумчиво размышлять, в какой момент лучше было убить Ельцина (или почему его, так и быть, убивать все же не следовало), или же наносить виртуальные удары по челюстям своих буржуазных оппонентов (которые, впрочем, всегда радушно принимают бунтаря в своих гламурных кущах).

Захару Прилепину одинаково комфортно в роли писателя и критика (фото: ИТАР-ТАСС)

Захару Прилепину одинаково комфортно в роли писателя и критика (фото: ИТАР-ТАСС)

Однако в тех текстах, которые посвящены писателям и их книгам, автор «Саньки», как правило, бывает позитивен, дружелюбен и даже нежен.

Как только внимание Прилепина фокусируется на литературных феноменах, в нем как будто бы засыпает стилизованный нацбол и просыпается конструктивно настроенный читатель.

На самом же деле, в этот момент на первый план просто выходит та ипостась нижегородского прозаика, которая скрыто доминирует в значительной части его творчества: Прилепин-филолог. Который, в свою очередь, временами уступает место вполне академичному историку общественной мысли. Раскованность, характерная для большинства прилепинских текстов, сохраняется, но меняется внутренний модус. Что логично, поскольку в литературных эссе писатель так или иначе говорит о «своих»: либо о друзьях, либо о мэтрах, либо просто о тех, чья деятельность представляет предмет профессионального интереса.

Это, разумеется, не значит, что исчезает возможность острой полемики. Но даже при указании на чью-либо неправоту тональность диалога остается неизменно уважительной, как это происходит, например, в мягкой отповеди Дмитрию Быкову, советующему патриотам «отказаться» от Шолохова и Есенина.

Вот эта самая мягкость (в сочетании с готовностью размышлять о неочевидных вещах) и есть черта, отличающая Прилепина-критика и определяющая манеру, в которой написан «Книгочет». Темы и объекты, попадающие внутрь этой эмоциональной рамки и подвергаемые иронично-благодушному анализу, довольно-таки многочисленны: тут и классическое наследие XX века – Горький, Леонов, Газданов, и характерные современные тренды вроде мужской и женской прозы, и отдельные книги-новинки. Среди которых, между прочим, есть не только художественные, но и критические, и литературоведческие релизы; это делает «Книгочет» работой, так сказать, гиперлитературной.

Что касается идеологического месседжа, то одну из основ его составляет непреклонное оппонирование космополитам и хулителям «совка». Писатели, оставшиеся в России, дали русской словесности больше, чем эмигранты; более того, при взгляде из нынешнего времени советская литература оказывается если не идеалом, то во всяком случае труднодостижимым образцом. Этот лейтмотив «Книгочета» (а следовательно, и прилепинской литературной публицистики вообще – ведь книга, напомним, собрана из разрозненных статей) не удивит тех, кто знаком с воззрениями писателя; удивить может, скорее, полное отсутствие воинственности в соответствующих фразах. То, что в другом контексте выглядело левацкой фрондой, здесь превращается чуть ли не в исследовательский тезис.

Подзаголовок книги – «пособие по новейшей литературе с лирическими и саркастическими отступлениями». В слове «пособие», разумеется, нельзя не расслышать авторскую самоиронию (набор имен и обсуждаемых произведений в «Книгочете» хоть и символичен, но все же произволен и избирателен), а вот с отступлениями как раз все в порядке. Самое важное, как всегда, скрывается в интонации, в спонтанных поворотах мысли, в неслучайных виньетках вроде «о» на конце слова «дедушко», с помощью которого Прилепин дополняет образ почвенного писателя Владимира Личутина.

Если верно, что «брендовый» писатель целенаправленно работает над своим обликом и скрывает лицо под артистической маской (и даже не одной), то, теоретически говоря, должны быть тексты, в которых авторская индивидуальность проявляется как она есть. Литературные заметки, собранные в «Книгочете», – это Прилепин без брутального грима; так он выглядит, честно говоря, естественнее и, страшно сказать, интересней.

..............