Пол партизана

Как заметила программный директор «Кинотавра» Ситора Алиева, просматривая фильмы к конкурсу, сейчас снимают много картин про войну, но нет нового взгляда.

Немцев зритель видит только однажды и лишь издалека. Все остальное время их присутствие незримо предполагается

Это относится и к «Обреченным на войну». Влюбленный мальчик, патриотичная девочка. Он предатель, она его осуждает. 1942 год. Белоруссия. Обреченные на войну они не только в прямом смысле, но и в переносном. «Обречены» на непримиримую войну по идейным соображениям. Было это все и в проходных фильмах, и в классике: «Комиссар», «Сорок первый» – и надрывно и ярко, лучше уже вряд ли скажешь.

«Новизна» заключается только в великодержавной стилистике и эстетике, которая также принимает уже характер штампа. Странно это выглядит сегодня.

Вначале все благостно: партизанка Зося отправляется в разведку, идет по белорусскому лесу, на птичек заглядывается, зайчиков гоняет, улыбается – ребенок еще совсем.

Вдруг откуда ни возьмись – мужик в тулупе. «Пропала», – думает Зося и, как оглашенная, несется меж деревьями, чуть не тонет в речке с перепугу, но мужик вовремя хватает ее за рукав и успокаивает. Парень оказывается из Зосиного отряда, она ему глазки строила и «на вечерине» с ним танцевала.

На эту тему
• «Много скучных фильмов про войну»
• Ворюга милее кровопийцы
• Тренажеры «Кинотавра»
• Современный городской романс

Долгая нежная (затянутая) сцена возлежания на земле двух боевых товарищей. После нее и ежу понятно, что влюбился красавчик (Юрий Колокольников). Для актера Юрия Колокольникова это, кстати, первая масштабная роль в полнометражной ленте.

Герой ушел из отряда вслед за Зосей, чтобы оберегать ее и защитить, если что. Недотепа она, на деревенскую расторопную деваху не похожа. До смерти боится мышей и покойников и очень ненатурально оглушительно визжит каждый раз, как что-нибудь такое увидит.

В общем, примерно на пятой минуте фильма девушка с нарочитым белорусским акцентом и наивным выражением лица начинает сильно этими визгами раздражать.

На войне, как на войне: Зося ест что придется и ночует с другом Антоном в стоге сена, эротично снимая колготки перед сном. В одну из таких вот ночевок и вспыхивает роковая страсть (роковая с Зосиной стороны, главным образом потому, что Антон давно уже готов – держится на пределе сил от безудержной любви).

С этого вот места, после красивой эротической сцены, начинается вторая часть фильма. Серьезнее и чуть увлекательнее (для тех, кто Быкова не читал).

Антон говорит, что любит Зосю и не пустит ее обратно в отряд, предлагает ей спрятаться в деревне, пожениться. Резко повзрослевшая Зося называет Антона предателем. Она пытается убежать от него, потом хочет его убить, при новой попытке уйти он сам ее убивает.

Интересный момент: после любовной сцены Антон совершенно меняет к Зосе свое отношение. Он любит еще больше, называет ее своей женой и... считает собственностью. До близости – он ее даже не решается уговаривать вернуться, а после – даже принуждает, связывает.

Он совершенно не допускает теперь, что у его Зоси могут быть отличные от него планы и убеждения. Она его женщина. Очень жизненно, кстати... Герои – обреченные на войну полов уже в этом контексте.

Зато с пониманием сморит на Зосю жена героя Андрея Панина (Дарья Михайлова). В фильме она такая – повидавшая жизнь женщина. А вот сам актер Панин как-то на ее фоне теряется. Он играет доброго поляка, приютившего на ночлег молодых. Его герой бессвязно повторяет что-то на польском, как будто оправдывается, топчется у дверей собственной хаты.

Белорусские леса, реки, озера. Поздняя осень, первый снег, зима. Красивые пейзажи, напоминающие художественные фото. Мрачный лодочник, как Харон, что перевозит души умерших через Стикс, переправляет Антона и Зосю на другой берег лесной реки.

Немцев зритель видит только однажды и лишь издалека. Все остальное время их присутствие незримо предполагается. Сожженные деревни, труп, изгрызенный крысами...

Неестественно смеется Зося, неестественно красив герой Колокольникова, золотые кудри ангела – лицо подонка. Фильм в жанре социалистического реализма. Сегодня это в лучшем случае воспринимается как сознательный абсурд, в духе Соркина. А когда понимаешь, что авторы это все, оказывается, всерьез снимали – даже не смешно.