Сергей Худиев: Чекисты и попадья

Требование поразить в правах «реакционное духовенство», чтобы жена священника не могла занять государственный пост, – это весьма отчетливая идейная черта, которая выдает родство, нравится вам это родство или нет.

Два события прошлой недели, хотя и не связанные напрямую, находятся в неком общем психологическом и историческом контексте:

Привычки чекистов, конечно, живы

– Уполномоченным по правам ребенка в стране стала Анна Кузнецова; это вызвало бурную реакцию в социальных сетях.

– Владимир Яковлев, основатель издательского дома «Коммерсант», написал текст, начинающийся словами «Мой дед, Владимир Яковлев, был убийца, кровавый палач, чекист».

Далее он рассказывает о том, что его дедушка и бабушка были черные злодеи на службе ЧК и многие его психологические затруднения связаны с тем, что он является потомком и наследником таковых злодеев.

Впрочем, дальше он развивает свою мысль, говоря, что наследниками злодеев (или их жертв) являются все в России, и многое в массовой психологии связано именно с этим.

Ну, «все» – это явное преувеличение, да и сам риторический прием выставления в качестве образцов злодейства родных дедушки с бабушкой вызывает некоторое смущение. Даже если они действительно злодеи. Это как в те самые годы человек мог торжественно отрекаться от деда-белогвардейца, палача рабочих и крестьян. 

Но сама постановка вопроса о том, что некоторые привычки, или, как говорят психологи, паттерны социального поведения, связанные с эпохой врагов народа и черных воронков, могут воспроизводиться в психологии наших современников, вполне уместна.

Революционное правосознание сразу видит в попадье, да еще монархистке, да еще и многодетной, чуждый элемент (фото:facebook.com/anna.kuznetsova.503092)

Более того, сама революция – со всеми ее последствиями – появилась не на пустом месте, она вызрела внутри определенной субкультуры.

Ведь очевидно, что упомянутый дедушка себя убийцей и кровавым палачом не считал – как не считали его убийцей и его товарищи.

Они-то видели себя борцами за великое и правое дело, хорошими, достойными, справедливыми людьми, которые сталкиваются с бешеной ненавистью врагов не потому, что они сами плохие – ни в коем случае – а потому, что так ужасны их враги. Они-то считали себя отнюдь не худшими, а лучшими людьми. Это только снаружи, со стороны людей идейно чуждых, они выглядели (и выглядят) злодеями, а не героями.

Как с этим всем связана реакция на назначение Анны Кузнецовой? Боюсь, что мы видим тут те же старые привычки.

Когда люди пишут, «почему на государственную должность назначают попадью? Как это понимать?» или «жена священника не должна быть детским омбудсменом в светской стране, потому что в силу своего положения она, естественно, против абортов и против секса до брака», или многое другое в том же духе, невозможно не обратить внимание на то, что это все мы проходили, это все нам задавали.

«Подавили ли мы реакционное духовенство? Да, подавили. Беда только в том, что оно не вполне еще ликвидировано» – это уже не пользователи Фейсбука, это товарищ Сталин.

Конечно, указание на такое сходство будет встречено с негодованием – в тех же кругах, где яростно нападают на нового омбудсмена, принято ненавидеть Сталина с некоторым даже надрывом.

Но то, что вы кого-то ненавидите – личность или систему – никак не означает, что вы на нее не похожи. Наоборот, ненависть – часто незаметно для ее носителя – склонна отзеркаливать свой предмет.

Требование поразить в правах «реакционное духовенство», чтобы жена священника ни в коем случае не могла занять государственный пост, – это весьма отчетливая идейная черта, которая выдает родство, нравится вам это родство или нет.

Есть и другие черты, которые выдают определенную идейную наследственность – та же история с обвинениями в телегонии. Семь лет назад Кузнецова то ли выражала, то ли нет (не ясно, ее ли это слова) симпатии к телегонии – лженаучному учению, что добрачные половые связи как-то запоминаются женским телом, так что это отражается на детях, которые рождаются потом, в законном браке.

Что можно сказать однозначно – сейчас она в телегонию не верит, о чем ясно сказала довольно быстро. Но это не мешает общественности негодовать по поводу (в любом случае ею отвергнутых) лженаучных верований и рисовать ну очень смешные карикатуры.

Где-то мы это видели – непреодолимая «презумпция виновности», когда был бы человек, а статья найдется, хотя дело не в статьях, конечно, а в том, что подсудимый – классовая вражина.

Революционное правосознание сразу видит в попадье, да еще монархистке, да еще и многодетной, чуждый элемент – и тут никакие объяснения и оправдания невозможны.

Классово близкие могут высказывать ничуть не более научные вещи про «другой биологический вид» и «популяционную генетику» с «отрицательным отбором» – тут за поруганную честь естественных наук никто из своих не вступится.

Так что привычки чекистов, конечно, живы, хотя, похоже, более всего именно в той среде, где их подчеркнуто ненавидят. И тут, пожалуй, надо каяться не в грехах прошлых поколений, в которых вы и не принимали участия, а в грехах, которые творятся прямо сейчас.