Михаил Соломатин: Новостройка «Россия»

Пожар в московской новостройке, который унес десять жизней, показал то, что в общем-то все мы и так знали: на стройках нелегально живут и работают мигранты из Средней Азии. Рассказы узбекского строителя о зарплате в конвертах, недоумение компании-застройщика, откуда в жилом комплексе через полгода после окончания работ взялись рабочие-азиаты, – все эти детали идеально вписываются в картину, которая хорошо известна каждому москвичу.

Мигрантские «ножницы»

Фактически трудовая миграция в России – это рабский труд, и эта ситуация устраивает самих рабов, но не устраивает местное население

Если рассуждать теоретически, то легальный мигрант действительно неопасен, но в наших условиях законодательная поддержка легальной миграции объективно направлена на то, чтобы вывести из-под удара миграцию нелегальную. Легалам и нелегалам отведена своя роль в этой комбинации, а на выходе мы получаем, условно говоря, тот же героин, но в придачу к нему еще и кофешопы. Легальный мигрант – это фантом, который существует только в воображении чиновников и финансово зависящих от них социологов, обычный же человек сталкивается, как правило, с нелегальными мигрантами. Выправить эту ситуацию, приблизить ее к реальности чрезвычайно сложно, поскольку государство признает только этот свой придуманный фантом, старательно обходя вниманием нелегалов. Про их количество чиновники с социологами давно уже говорят со снисходительной усмешкой: «да как их, болезных, сосчитаешь!», а про условия жизни и труда нелегалов мы узнаем, только когда очередной дворник становится фигурантом криминальной хроники.

Возникает эффект экономико-правовых «ножниц»: юридически у нас работает фантомный легальный мигрант, от которого никаких хлопот нет (поскольку физически он не существует), а экономически – реальный нелегал, от которого одна выгода, а хлопот опять же никаких (поскольку он не существует юридически). Все легальные ограничения миграции по определению относятся только к легальному, то есть к несуществующему мигранту, а потому бессмысленны. Можно принять закон, обязывающий мигрантов изучать язык Пушкина и Достоевского, – толку от этого не будет никакого. Лучше уж обязать их учить кечуа или стихи Рабиндраната Тагора – это хотя бы звучит смешно. Еще смешнее звучат сообщения про какие-то рейды, которые будто бы кого-то выявили. На каждой московской стройке организованно живут нелегалы. В каждом здании, поставленном на ремонт, живут нелегалы. Трудно поверить, что есть хотя бы один участковый, который бы не знал адреса таких домов на своем участке. Да только нет такого глупого участкового, который решится сунуться туда без санкции сверху.

«Ножницы» между легальной и нелегальной миграцией стали поистине золотоносной жилой для бизнеса и чиновников, заинтересованных в извлечении сверхдоходов из дешевого труда. Настоящий, а не фантомный легальный мигрант обошелся бы работодателю гораздо дороже нелегального, а главное – легализация мигранта сделает эффективными и законные методы борьбы с миграцией. Если, например, у граждан России возникнет опасение (а оно возникнет), что мигрант привезет с собой всю семью и начнет бесплатно пользоваться услугами больниц, школ и детских садов, то можно законодательно потребовать, скажем, чтобы у мигранта при въезде блокировали на эти нужды на карточке 2–3 тысячи долларов, как это делают иногда при аренде машины. Понятно, что в таком случае российскому работодателю станет выгоднее работать с гражданами собственной страны. Еще понятнее, что российский капитализм сделает все, чтобы этого не случилось, чтобы поток нелегальной миграции не иссяк, а экономико-правовые «ножницы» исправно щелкали. Иное мнение у граждан России, да только кто ж их спрашивает?

Нечеловеческое измерение

«Если мы хотим, чтобы Россия была одним из лидеров мирового процесса, а Москва – мировым городом, мы должны быть привлекательными для миграции», – говорит Петр Щедровицкий, сын влиятельнейшего советского философа. Не скажу про мировой масштаб, но недавно в моем микрорайоне произошло событие локального значения: рядом со станциями «Новокузнецкая» и «Третьяковская» снесли небольшие торговые комплексы. Не буду судить о нужности этих решений: кому-то, видимо, понадобилось, чтобы в окрестностях «Пятницкой» исчез единственный хозяйственный магазин, единственная от Кремля до «Павелецкой» «точка», торгующая курами-гриль, киоск, в котором по пути из метро можно было без очереди взять туалетную бумагу, шампунь или зубную пасту и т.д. и т.п. Я с удовольствием продолжил бы скорбный список потерь, но речь о другом. Эти киоски обеспечивали работой человек 40, в основном местных, не побоимся этого слова – русских. Я случайно зашел туда прямо перед сносом и хорошо запомнил взгляд пожилой продавщицы, в котором ясно читалось: «это всё». Мне вдруг стало ясно, что азиатские ребята, торговавшие шаурмой, найдут работу, им помогут, их устроят, а русские тетки в возрасте не найдут уже ничего. Они не нужны. Никому не нужны. И вся эта риторика про «лидеров мирового процесса» и «мировой город» – не для них. Им бы чтоб про них забыли и дали дожить – ан нет...

Фактически трудовая миграция в России – это рабский труд, и эта ситуация устраивает самих рабов, но не устраивает местное население, которое, хорошо усвоив фразу из школьных прописей «Мы – не рабы, рабы не мы», оказалось совершенно не готово к конкуренции с рабами. Ситуация усугубляется тем, что тот же режим, который учил нас не быть рабами, надежно вытравил из нашей системы ценностей буржуазную идеологию и такую ее важнейшую часть, как национализм. В результате вся российская элита по сей день считает чем-то постыдным общемировую практику преференций своему народу. В заголовок процитированной статьи Щедровицкого вынесены его слова: «Мы очень агрессивны». «Мы» здесь – это те, кто против миграции, кто ничего не хочет, кроме того, чтоб им позволили жить по-своему. Да и на это мало у кого силы остались. Все больше просят: дайте сдохнуть спокойно.

Мне уже приходилось об этом говорить, но об этом, моя б воля, я бы говорил каждый день: есть две основных государственных концепции России – «Россия-народ» и «Россия-территория». Вторая концепция позволяет населить страну теми, кто наиболее эффективно ее обработает (китайцами – что уж мелочиться), первая заставляет ориентироваться на тех, кто сейчас живет в стране, уважать их мнение и вообще передавать страну в их руки.

Российская политика, как и российская общественная мысль, никак не могут перейти в человеческое измерение. Эта проблема не нова, она ощущалась, по крайней мере, со времен пражской весны, когда и был поставлен вопрос о «социализме с человеческим лицом». В отличие от Чехии, Россия эту проблему не только не решила, но, похоже, и вовсе забыла о ней. Эта нравственная по сути проблема обретает сейчас экономическое и политическое измерение (убежден, что скоро то же можно будет сказать и о других вопросах, которые мы традиционно относим к области этики). Выезжая в Европу, российский турист со сладострастным стоном принимается «жить»: гулять по улицам, бегать по магазинам, словом, брать от жизни то же, что и в России, но лучшего качества и по более низким ценам. А ведь при этом по основным экономическим показателям Россия смотрится вполне европейской страной. Получаются очередные «ножницы»: ВВП растет, а страна становится все менее комфортной, все менее удобной для жизни. Это крайне неприятная тенденция. Она, кстати, стала одной из причин протестного движения, поскольку многие из протестующих имеют возможность регулярно сравнивать качество жизни в России и на Западе (а многократно обыгрывавшийся в интернет-дискуссиях тезис «пора валить» подразумевает не только критику пункта отбытия, но и похвалу пункту прибытия, то есть он опять-таки свидетельствует о «ножницах»). К сожалению, в пылу общественно-политической борьбы минувшего года совершенно исчезла из виду и забылась эта предпосылка протестов.

Проблема осталась незамеченной, и теперь остается только гадать, когда и как она проявит себя в следующий раз. Пока же наш труд, как и в советское время, работает на улучшение государственных показателей, но не на качество жизни. Человек в России – средство получения прибыли, время от времени – избиратель, но не более. Поэтому у нас страна всегда остается новостройкой и никогда – домом, в котором удобно жить.