Владимир Мамонтов: Про Родину-дочь

Коров раздавали чуть не бесплатно. И в ряде случаев насильно. Народ, уже привыкший молоко покупать в сельпо, несколько изумился: при чем тут коровы? Страну, понимаешь, развалили, а нам теперь еще и корову кормить?

Народ стал совещаться: может, того? В духе перестройки объявим его партократом да и скинем?

Но поскольку места те с народом в целом тишайшим, а руководитель был твердый, то коровы прижились. А корову надо ранешенько доить. Косить ей сено. Творог как-то научиться делать из простокваши. При помощи марли. Она мычит, она телится, и она есть объект твоей заботы. Корова – прямой путь к тому, чтобы не обнищать. С голоду не сдохнуть. И не одичать заодно, потому что человек от отсутствия реальных забот дичает, что нам офисно-креативный классопланктон и демонстрирует. Но это к слову.

Руководитель этот, конечно, предпочел бы сохранить страну с сельпо и лунными тракторами, а не коров по дворам раздавать, но от него не все зависело. И он как-то интуитивно поменял концепцию: раз Родина-мать не справляется, надорвалась, захворала и дает осечку, то теперь у нас будет Родина-дочь. С детьми ведь как? Чего навоспитаем – то и наше. Как полопает – так и потопает. Если Родина – детище, то мы ее каждодневно формируем и защищаем на любых фронтах.

Дальше – больше. Сначала он коров держать обязал. Потом заставлял всех в художественную самодеятельность поступать. Клуб – слезы. Рояля нема. Гармонь отсырела. Меха ее уже едва не едят с голодухи, как Поплавский, Крючковский и Зиганшин на оторвавшейся барже. А он: пойте, идолы!

Народ стал совещаться: может, того? В духе перестройки объявим его партократом да и скинем? Вон в соседних областях поснимали! И запросто! Погорлопанят на фоне пустых сельпо – и нету партократа. Но тут сработала корова – в соседней-то области и коров нету, не только партократов. А у нас хоть коровы есть.

А поскольку народ в тех местах тишайший, то пошел в холодный клуб, как-то законопатил щели, достал струнный инструмент и затянул грустную песню. Грустно петь-то всегда там умели. Там, представьте, в народной традиции есть семиголосие! Это ж уму непостижимо! Сходятся мощно, как пилотажная группа «Соколы России», и расходятся семь разных мелодий. То вьются как кружева. То рыскают по-звериному. Иногда даже кажется – диссонанс, а иногда – авангард, что одно и то же. Прям Пендерецкий. Но это к слову.

Так и жили. Слыша их песни, Родина-мать маленько оклемалась, простоквашки попросила: «Или нету?» Сельпо-то закрыто. Есть, есть, сейчас. А там и на ноги встала. Некоторые думают, что с колен. Нет, она в лёжку лежала. Выходили.

Встала и пошла на реку умыться. Надо вам сказать, что мать-то у них – красавица. Сверху белая, как сметана, а глаза черные, потому что внутри матери уголь и нефть. А ступает она по росе легко, потому что внутри её также и газ. И груди её высоки и так устроены, что всякий к ним присосаться может: и силовик, и олигарх, и бесштанный какой – в свою, конечно, очередь, по остаточному принципу, но ему, бесштанному, много ли надо? Ему налей – он и рад. Он и запоет. Но это к слову.

Так вот, идет она метеной улицей и видит: коровы пасутся, георгины у каждой пятиэтажки буйно цветут. Прямо в центре ихней небольшой, уютной столицы. В соседней области не цветут, и сами пятиэтажки уже разваливаются, а тут – пожалуйста. Увлажнились материны глаза, но собралась, задала конкретный проверочный вопрос:

– А как вы за «Единую Россию» тут голосуете?

– Как положено, – отвечают жители тамошних мест. – А чего? Пущай. Она нам не мешает.

– Ну тогда просите, чего пожелаете, – говорит мать дрогнувшим голосом. – Но предупреждаю: иногда просят меня НТВ запретить, чтоб не видеть ужасов всяких. Но это я не могу, сразу говорю. Это нарушение свободы слова.

– Не, – говорят тамошние жители в лице своего бессменного руководителя, – мы тут телевизоры сами переключать научились. Щелк – и нету НТВ. Одна «Играй гармонь». Мы про другое. Очень мы хотим отметить тысячелетие единения нас с тобой в составе других народов.

– Празднуйте, – милостиво согласилась Родина.

– А также и чтоб был у нас чемпионат мира по футболу.

– Пишите записку, я поговорю с Платини. Стадион-то у вас есть?

– Как не быть! Только забит весь под завязку. На нашей простоквашке да с семиголосой песней такие атлеты выросли! Пока ты, матушка, болела. И гимнасты, и тренеры по теннису. И дзюдо подтянем, не думай! А кто на стадионе не помещается, просто по улицам ходят. И так резво, что ежели посылаем их на Олимпиаду, то они пешком туда идут и оттуда пешком возвращаются – с золотой медалью. А кто не с золотой – все равно герой, потому что все силы отдал. Но все ж-таки надо нам и стадион новый, дома поправить, дороги проложить... Гостей-то много наедет, а у нас «Макдональдса» до сих пор нету. Они, поди, котлету нашу народную в сухарях есть не будут?

– Будут, если не веганы, – со знанием дела ответила Родина. – Но «Макдональдс» стройте. Не в лесу живем.

И на этих словах Родина отняла от груди одного-двух олигархов-лайт, на полчасика. Те заныли, конечно, но Родина попросила их вернуть какие-то авторучки. Они и притихли.

И что вы думаете? За те полчаса улицы в тех тихих местах стали шире, площади к утру покрылись плиткой, появился новый стадион, старые дома отремонтировались, новые возвелись, открылся «Макдональдс», обсаженный георгинами, забил музыкальный фонтан с подсветкой. И запел на семь голосов.

А народ повысыпал на улицы и давай живые картины представлять, как жили прадеды, когда совместно с другими народами лепили могучую в будущем Родину из междоусобного материала, как пионерили в советскую пору, как «Риориту» танцевали, как уходили на войну и возвращались с Победой. Потом показали первый фестиваль молодежи и студентов в Москве. И флаги Бразилии, Америки и, что характерно, Великобритании несли чернокожие студенты, временно проживающие далеко от своей родины, поскольку там университетов нету. И они улыбались и подпевали Газманову и Расторгуеву, которые тоже приехали по такому случаю.

Тут и сказке конец. А рассказали мне ее в Мордовии, в городе Саранске.

Но это так, к слову.