Хорошо быть футуристом, еще лучше – консерватором, намного сложнее жить в настоящем. Очень удобно видеть в политике или сумму аппаратных противостояний, или масштабное строительство чего-то «большого и светлого».

За день до инаугурации Дмитрия Медведева я пил чай с человеком, очень хорошо представляющим себе множество подводных течений современной российской политики. Мой собеседник был крайне заинтригован первым выступлением нового президента.

«Послушайте, Миша, – говорил он мне, – я слышал первую речь Горбачева по радио, вы ее не помните, конечно. Так вот, ничего не было в этой речи особенного: традиционная телега советского аппаратчика. Но я слушал и не мог прогнать ощущение какой-то неправильности. Знаете, в чем была неправильность? В том, что слова о «демократии» стояли слишком близко к смысловому началу выступления. О демократии и в Союзе говорили достаточно, но не до такой же степени явно и шустро. Мелочь? Ни разу не мелочь».

Я понимал и логику, и справедливость моего собеседника, но теперь уже сам не могу отделаться от ощущения того, что что-то меня во всём этом смущает. Меня тем более смущает искренняя и пламенная риторика устроителей «пятой империи», которая слишком склонна видеть в политике исключительно экспансию или войну.

Политика всё-таки всегда больше самой себя: она продолжается и там, где давно закончились все схватки «под ковром», и там, откуда трудно обозреть «необъятные просторы нашей Родины». Может быть, самое важное, чему стоит научиться у автора идеи суверенной демократии Владислава Суркова, – так это тому, что политика обязывает нас играть по очень сложным, иногда даже вовсе не укладывающимся в стандартные схемы правилам.

Владимиру Путину и Дмитрию Медведеву придется одновременно и учитывать умонастроения «путинского большинства», и идти вразрез с ними. Потому что политика стабильности и политика консервации – далеко не одно и то же: теперь необходимо доказывать эту нехитрую истину заново.

Александр Шмелев, говоря о том, что правителя в России «ведут» народ и историческая целесообразность, прав лишь отчасти.

Владимиру Путину и Дмитрию Медведеву придется учитывать умонастроения «путинского большинства» (фото: ИТАР-ТАСС)

Роль личности не стоит преувеличивать, но никуда не денешься от того, что при Петре не было никакого «запроса на «западничество», при Александре III – на «замораживание» хода вещей, а при генсеке Брежневе – на танки в Праге.

Нынешний коллективный запрос состоит только в одном: уровень потребления не должен снижаться. Всё остальное – факультативные сюжеты этого торжества живота и быта.

Владимир Путин в роли председателя правительства должен будет не столько воевать с инфляцией и решать локальные отраслевые проблемы (этим есть кому заняться), сколько продолжать работать на смысловое удержание всех тех завоеваний, которыми завершилась его эпоха.

Здесь совсем не так много собственно экономики, как принято полагать. Львиная доля завоеваний относится к тонкой сфере общественных настроений, которые базируются на внутреннем самоощущении человека. Он, может быть, совсем не обязательно готов завтра превращаться в образцового гражданина, вовремя платить налоги, становиться юридически подкованным и самостоятельным. Ему, может быть, вполне хватает того, что зарплата растет, а кредит на покупку иномарки (телевизора, компьютера, санфаянса – нужное подчеркнуть) можно получить на вполне разумных условиях. Он, скорее всего, относится к инновациям гораздо прохладней, чем к возможности раз в год отдыхать в Египте. И проблемы ликвидности, разрыва между ростом производства и ростом зарплаты, мировых цен на зерно и прочее его волнуют в последнюю очередь.

Медведеву придется волей-неволей взламывать эту ситуацию изнутри, и продолжая политику Владимира Путина, с которой согласна большая часть населения, и расширяя ее границы, делая то, что за восемь лет установления стабильности было не успеть.

Собственно говоря, это расширение границ, а вовсе не аппаратные сюжеты, к которым, конечно, будет приковано основное внимание неравнодушной общественности, и есть основная интрига следующих четырех лет.