Игорь Манцов: Развод и девичья фамилия

Но совсем скоро приходишь в себя: откровения и чудеса не в нашей компетенции, они – подарок.

Скушаешь в необыкновенный день будто бы заурядное пирожное, но даже пирожное окажется из ряда вон выходящим. Посмотришь случайную кинокартину – и смертельно удивишься, мигом вспомнишь свои высокие порывы, затоскуешь по настоящей культуре, с новой силой возненавидишь постперестроечный суррогат. Про пирожное много лучше меня напишут натасканные на сладенькое ресторанные критики. Про случайную кинокартину попробую я сам.

Небрежно проговариваются все базовые темы и вбрасываются все ключевые понятия – от «судьбы», «Бога» и «молитвы» до «ответственности», «лжи» и «удовольствия

Поскольку вот уже шесть с половиной лет, с момента бегства из Москвы, я не считаю себе кинокритиком, ибо не имею ни возможности, ни желания отслеживать так называемый кинопроцесс системным образом, слыхом не слыхивал о новых работах своего любимого кинорежиссера – иранца Аббаса Киаростами. После того как этот замечательный человек многократно покорил в 90-е и синефилов, и каннское жюри, я потерял его из виду: иранцев в подстелившейся под Запад России не пиарят. Выяснилось, однако, что человек жив-здоров и что его эксперименты становятся все радикальнее.

Итак, присылают экспресс-почтой DVD с записью фильма «10» (2002). Если у вас нет знакомого эстета или эстетки, склонных к подобного рода жестам доброй воли, вам придется верить мне на слово. Если есть – попросите их об одолжении, пускай найдут и подарят. Фильмы Киаростами – фильмы настоящие. В смысле – открывают себя только во времени просмотра и требуют усилия. Киаростами всегда ставит под сомнение базовую категорию западного коммерческого кинематографа – удовольствие. «10» – это по-своему мучительные полтора часа и это поиск новых оснований с новым интересом.

В фильме всего два плана. Первый – поясной план водителя легкового автомобиля, второй – поясной план человека, сидящего на соседнем с водителем сиденье. Водитель всегда один и тот же, соседи и соседки чередуются. Водитель – молодая, очень красивая персиянка, хозяйка автомобиля. Соседи – это ее малолетний сын, сестра и случайные женщины, которых героиня подвозит, от проститутки до набожной старушки. Едут, разговаривают разговоры, и все. Фильм грандиозный, поднимающийся над бытом, обобщающий, анализирующий.

Что особенно возмущает в сегодняшнем российском кинематографе и культуре? Такое ощущение, что у меня попросту украли страну, где я родился и живу, украли Родину! Например, наши режиссеры предъявляют фактуры, стилизованные под западные. Дают эдакое гламурное чистоплюйство, которое даже в более-менее вылизанной Москве встретишь далеко не везде. Полтора месяца у нас перманентная оттепель. Во всех провинциальных городах происходит одно и то же: земля с газонов и обочин перелезла на асфальт. Асфальта, этого напоминания о цивилизации, попросту нет! А зато мать сыра земля в невероятном количестве – есть.

Вот уже всякому пытливому уму хорошо понятно, за что нам эта оттепель, за какие грехи. А чтобы не бахвалились, будто бы перешли в постиндустриальную стадию развития! Нет в России никакой постиндустриальной фазы. Как нет хорошо уложенного асфальта и управляемых газонов. Это, кстати же, не значит, что Россия хуже чего бы то ни было. Это значит, что она другая. Хотелось бы видеть ее на экране такой, какая она есть.

Предлагаю визуальный тест. Постперестроечная Россия – страна невиданных во всем остальном мире железных дверей, которые устанавливают и в наших квартирах, и в наших подъездах. Вся наша повседневность сопряжена с этим феноменом. Железо – железо – опасность – опасность – страх – страх – защита – защита – сталь – сталь. Тут же целая эстетика! Но разве играют эти двери хоть сколько-нибудь значимую роль в наших фильмах и сериалах? То-то и оно. И так во всем: вытеснения с умолчаниями.

Вот цитата из замечательного критика прошлых лет Александра Асаркана. Его заметка про иранцев была опубликована в 1977 году в информационном бюллетене X Московского международного кинофестиваля «Спутник кинозрителя». По существу, Асаркан говорит о достоинстве, с которым иранские кинематографисты, включая начинающего, но уже вполне выдающегося Киаростами, смотрят на свою землю и на своих людей: «Способностью кино делать человека более проницательным пользуются авторы фильмов, регулярно попадающих на детский фестиваль в Москву из Института интеллектуального развития детей и подростков в Иране. Их грустные или остродраматические сюжеты разворачиваются в неприкрашенной обстановке бедного хаотического быта. Вероятно, эти фильмы противостоят яркой коммерческой продукции с красавицами, гангстерами и лимузинами – во всяком случае, какой-то вызов в этих почти документальных съемках чувствуется».

Аббас Киаростами

И еще: «В фильме Аббаса Киаростами «Костюм к свадьбе» кинокамера сыграла свою лучшую в этот день игру. Мальчик, работающий у портного, может одолжить одному из своих друзей – мальчику, работающему в лавке, или мальчику, работающему в чайхане, – только что сшитый хозяином костюм, пока за ним не пришел заказчик, а может и не одолжить, потому что один раз он вот так дал Акбару костюм, а тот полез в нем в драку. Сюжет фильма – что костюм все же был выдан тому из двух ребят, который посмирнее, но потом его отнял второй, который понаглее, а потом, конечно, костюм попал в историю, а потом вот уже хозяин поднимается, а пятно еще не смыто, а потом заказчик, слава богу, не стал смотреть брюки, но вдруг решил, что надо посмотреть их тоже, и снова ужас в глазах мальчика… и главное в этой будничной истории даже с некоторым плутовским оттенком – тема ужаса. Волнения, надежды и страхи, естественные для этих обездоленных подростков, мечтающих хоть изредка «прилично выглядеть», передаются нам с такого близкого расстояния, что никакие сюжетные утешения («кажется, все обошлось») не выводят нас из течения этой жизни. Фильмы Института интеллектуального развития никогда ничего не обещают».

Зато наша нынешняя продукция, фальшивая и по большому, и по маленькому, обещает слишком много несбыточного. «Невозможно не прийти соблазну, но горе тому, от кого соблазн придет…»

Кстати, найти ранние картины Киаростами в нынешней России не представляется возможным. И это притом что все они в первую очередь демонстрировались именно на Московском международном фестивале. Наши ориентированные на западный гламур интеллигенты уже тогда презирали все неконвертируемое. Начиная с 80-х преданные Страною Советов иранцы принялись вывозить свои скромные, но сильные картины во Францию. Французы не закомплексованы, не зациклены на «одежке». Они сразу опознали в Киаростами гения и вознесли его на вершину всех возможных пьедесталов. У нас же восхищался один Асаркан, да и тот впоследствии эмигрировал.

Риторический вопрос: почему у нас настолько не любят «правду жизни» и так называемого «простого человека»? На расейских широтах это недомыслие всегда плохо кончалось. Неужели никто ничему так и не научился? Никто, ничему.

В телеграфном стиле о замечательной картине «10». Чего добивается Киаростами своим маньеризмом, своим формализмом? Всего два плана на полтора часа – это отмена кинематографической конвенции. Совершенно непонятно поэтому, каковы правила игры, информацию какого рода нужно считывать в первую очередь, какие смысловые цепочки нужно выстраивать. Смотришь и вычисляешь правила игры по ходу дела. Точнее, по ходу автомобиля.

Первые 16 минут – план мальчика, сына героини. Почти непрерывный план, всего одна или две малозаметные склеечки. Мать везет его в бассейн на соревнования. Мы узнаем, что героиня развелась с мужем, родным отцом мальчика, и теперь живет с новым мужчиной по имени Муртаза. Мы постоянно видим лицо сына и при этом слышим голос матери. Мы очень долго, целых 16 минут, не знаем, какая же она, мать. Мальчик производит крайне неприятное впечатление. Орет на мать, утверждает, что она эгоистка, что виновата в разводе, даже называет ее дурой. Отвратительный капризный истерик! Очень скоро мы перестаем вслушиваться в речь. Мы целиком на стороне той женщины, которую пока что не видим, но которой уже сочувствуем. Мальчик представляется капризной обезьянкой.

Когда на 16-й минуте капризуля сын выскакивает из машины, нам впервые показывают героиню. Наши симпатии удесятеряются. Писаная восточная красавица в модно повязанном платочке и в модных же очках. Интеллигентная приятная дама, зайка.

Кадр из фильма Аббаса Киаростами «10»

Фильм состоит из 10 эпизодов. Десять разнесенных во времени поездок на легковом автомобиле. Совсем скоро сын переезжает жить к отцу – героиня невозмутима. При встречах сын отказывается от поцелуев и снова кричит на мать – героиня невозмутимо крутит баранку. Сын требует, чтобы она отвезла его на выходные не к себе, но к бабушке, – героиня не ведет бровью. Затемнение. Конец фильма.

При повторном просмотре все эпизоды резко переозначиваются. Мы начинаем прислушиваться к речи, мы корим себя за то, что поверили невозмутимой красавице, которая рулит. Выясняется, что ее воля к эмансипации попирает и отвергает все правила, все установления местного социума. «Мы, женщины, несчастные существа, и мы в этой стране не умеем жить ради самих себя!» – поучает героиня несчастную в любви попутчицу. «Сходи в оздоровительный центр, стань стервой! Мы несчастны, зависимы от мужиков, вцепляемся в них…» – работает она над родной сестрой.

Важно понимать, что эта картина не о гендерных проблемах. В мусульманском Иране женщины стеснены в социальной жизни, и Киаростами работает с этим положением дел. Однако тут не наезд на «женское» – все сложнее и сильнее. Героиня обозначает некую метафизическую сущность, которая стремится сломать все и всяческие барьеры, перекроить границы. Если угодно, это воплощенная воля к модернизации любою ценой! Самыми элементарными средствами, всего за полкопейки Киаростами дает художественный эквивалент базового социокультурного конфликта современности!

Под влиянием Запада в «странах традиции» проявляются силы, стремящиеся изменить существующий порядок вещей, желающие эмансипироваться. Не смейтесь, не смейтесь, в картине действительно сделано именно это. Киаростами дает художественный эквивалент социокультурной абстракции.

Но тут все неоднозначно. Женщина настолько хороша собой, что отказать ей в праве на самостоятельность нельзя. Она же все время за рулем, и ей это явно идет. Она объясняет сыну про переключение скоростей, про ускорение. Она объясняет попутчицам, что нужно быть раскрепощеннее и что слишком туго, слишком консервативно повязанный платок женщину не красит: «Неужели ты не знала удовольствий?»

Она подробно и предельно заинтересованно расспрашивает проститутку о ее трудовой деятельности. Итак, героиня в своем праве. Сын – много слабее ее. Порою кажется, что сын – проекция бывшего мужа героини, проекция мужского и – шире – консервативно-охранительного начал. Не муж, но мальчик – орет, визжит, обвиняет красавицу. Красавица невозмутимо рулит: «Жить без потерь невозможно, таков жизненный опыт…»

Красавица, да еще и за рулем, – эквивалент соблазна, двигатель прогресса. Прекрасна и опасна, отвратительна и необходима. Одно слово, диалектика!

Когда я начинаю припоминать картину «10», у меня от количества и качества интерпретационных возможностей кружится голова. Этот фильм наглядно демонстрирует, чем отличается выдающийся или даже великий кинорежиссер от гения. Киаростами – именно гений, без вариантов.

В телеграфном стиле о замечательной картине «10». Чего добивается Киаростами своим маньеризмом, своим формализмом?

Отдельно можно было бы написать о феномене «присутствия» и о «производстве присутствия». Обсудить, к каким художественным последствиям приводит устранение традиционных кинематографических «фигур речи» вроде «восьмерки». Поговорить о том, какие смыслы производит непрерывно меняющийся за автомобильным стеклом городской пейзаж и как соотносится здесь внутренний мир с миром внешним.

Героиня сыну: «Один человек не принадлежит другому. Мы все принадлежим этому миру». То есть она игнорирует отношения «глаза в глаза» и проблему личной ответственности, обобщает и склеивает, подобно всем социальным реформаторам. Сын героине: «Но я же еще ребенок, а ты разлучила меня с моим отцом, ты сама подала на развод и на суде лгала, что отец в чем-то виноват!» То есть требует человеческого, слишком человеческого. Жестокая героиня сыну: «Ладно, я лгунья, я эгоистка, и этому разговору конец…»

Небрежно проговариваются все базовые темы и вбрасываются все ключевые понятия – от «судьбы», «Бога» и «молитвы» до «ответственности», «лжи» и «удовольствия».

Нумерация эпизодов обратная, от десятого к первому. Почему так? Задается своего рода точка схлопывания. Не движение, устремленное в бесконечность, но коллапс. Иначе говоря, ее прогрессивно-поступательная суета и ее модернизация – иллюзия.

Эпизод номер раз: «Привет, как дела?» – «Отвези меня к бабушке!» – «Хорошо». Она отвечает настолько невозмутимо, что нарушает самую последнюю конвенцию. Сын (он же, повторюсь, проекция мужа и проекция традиционалиста как такового) не желает проводить с матерью ни одной лишней минуты. Ей самой это тоже не нужно. Рухнула последняя скрепа – родоплеменная. Мать и сын, жена и муж больше не знают друг друга. У нее постоянно нет времени, у него больше нет желания.

Она говорит, что потери неизбежны, и она готова к любым потерям: «Я была как застоявшийся пруд, и вот он переполнился…» Он же долдонит, что она думает только о себе. Героиня упрекает «сыномужа» в том, что тот желает стоять на месте: «Ты сердишься, ибо отторгаешь реальность!» В некотором смысле она права: соблазн и реален, и актуален. Поглядишь на актрису Манию Акбари – залюбуешься.

Формально модернизация завершена. Развод и девичья фамилия. Содержание страшноватое, однако формальное совершенство картины вселяет некоторую надежду. Как минимум на то, что Аббас Киаростами оставит еще пару достоверных кинематографических свидетельств о наших смутных постиндустриальных временах.