Как Россия била шведов еще до Полтавы

В начале XVIII века гремела великая Северная война между Россией и Швецией. По ее результатам Россия превратилась в одну из могущественнейших европейских империй. Однако начало войны омрачила стыдная конфузия под Нарвой, где неопытное русское войско было разгромлено и капитулировало. Потери составили более семи тысяч человек и 145 орудий.

Шведская пропаганда разнесла весть об этом поражении по всей Европе. В насмешку над побежденными шведы выбили медаль: на одной стороне был изображен русский царь у пушек, обстреливавших Нарву, и надпись: «Бе же Петр стоя и греяся». На другой – бегство русских от Нарвы с Петром во главе: шапка валится с головы царя, шпага брошена, царь утирает платком горькие слезы. Надпись гласила: «Изшед вон, плакася горько».

Русские готовятся к реваншу

Это, впрочем, оказалось именно что лживой пропагандой. На самом деле Петр I отнюдь не впал в отчаяние, а развил энергичную деятельность. «Когда сие несчастие получили, тогда неволя леность отогнала, и ко трудолюбию и искусству день и ночь принудила», – рассуждал царь. Пользуясь передышкой, Петр спешно приступил к созданию армии нового образца.

А вот шведский король Карл XII впал в самообман. Он решил, что под Нарвой России нанесен непоправимый урон, и нашествие на Москву можно на какое-то время отложить, а пока заняться более опасным противником. Таковым Карл XII считал союзника Петра курфюрста Саксонии Августа, являвшегося по совместительству еще и королем Речи Посполитой. Владыка шведов двинулся со всеми своими главными силами на Августа, а в Ливонии оставил воевать с русскими восьмитысячный корпус под началом генерал-майора Вольмара Антона фон Шлиппенбаха.

На эту тему
• Кто построил России первый военный флот
• Вместо реванша Швеция подверглась еще большему унижению от России
• Русский десант породил в Швеции многовековые страхи

На тот момент шведская армия считалась едва ли не самой сильной и опытной в Европе. Карл XII наводил страх на все окрестные государства. Описывая же тогдашнее состояние русских войск, английский посол в России Чарльз Уитворт доносил своему правительству, что «пехота обучена очень хорошо» и «офицеры не могут надивиться рвению простых солдат». В то же время, по его словам, большая часть полков «посредственно снабжена амуницией и огнестрельным оружием». Кроме того, некоторым подразделениям, укомплектованным новобранцами, не хватало боевого опыта и толковых офицеров. Значительная часть полковых и ротных чинов была вооружена одним лишь только холодным оружием.

На исходе 1700 года, спустя всего две недели после нарвского поражения, царь Петр, находясь в Новгороде, велит опытнейшему из своих воевод Борису Петровичу Шереметеву «иттить в даль, для лучшего вреда неприятелю». Зная осторожный характер военачальника, он заранее предупреждает все его отговорки. «Да и отговариваться нечем, понеже людей довольно, также реки и болота замерзли, неприятелю невозможно захватить. О чем паки пишу: не чини отговорки ничем», – увещевал царь.

Шереметеву тогда было 48 лет, за спиной у него осталось участие в войнах с турками и крымскими татарами. На тот момент главной его задачей было сковать активность шведов. Шлиппенбах зимой 1700-1701 годов с несколькими сотнями драгун вторгся в псковские земли, разграбил и сжег десяток деревень, затем пытался взять Печерский монастырь, который обороняли казаки, но так и не смог этого сделать – из-за отсутствия артиллерии. Нужно было предотвратить новые набеги шведов.

Переломный момент

Шереметев старался действовать очень осторожно. Но, как пишет историк Николай Павленко, «на первых порах были важны любые победы, они поднимали моральный дух армии и постепенно освобождали ее от оцепенения после Нарвы».

Сначала между русскими и шведами произошло несколько стычек. Самая крупная имела место в сентябре 1701-го около эстонской мызы Раппин (Репина), где русскими подразделениями командовал сын Бориса Петровича Михаил. «А из Печерского монастыря посылал от себя под Репину, шведскую мызу, сына своего Михаила Борисовича Шереметева с полками, и под тою мызою был бой, и на том бою шведов – конницу и пехоту – побили, и взяли у них две пушки чугунные, да три знамя драгунских, да в полон взяли майора, да 30 человек драгун. Всего их было полторы тысячи. А пехоты нашей не было», – рассказывает в своих записках думный дворянин Иван Желябужский. В ходе боя у Раппина шведы потеряли 300 человек убитыми, две пушки, свыше 100 ружей. Русские потери составили девять человек. 

6 января 1702 года корпус Шереметева занял эстонское урочище Выбовка. Из-за необъяснимой то ли беспечности, то ли нераспорядительности Шлиппенбаха шведы слишком поздно узнали о движении крупных русских сил. Когда же информация об этом дошла до шведского военачальника, он двинулся навстречу Шереметеву – взяв с собой четыре пехотных батальона, три полка кавалерии, два драгунских полка и шесть трехфунтовых орудий.

Завязка битвы произошла 8 января. В этот день русский авангард атаковал батальон подполковника Ганса Генриха фон Ливена и уничтожил его (сам Ливен при этом угодил в плен), а затем и другой шведский отряд, поспешивший на помощь. Шлиппенбах, подоспевший с главными силами, отбросил русских, но преследовать их не стал. Он сосредоточил все свои подразделения у селения Эрестфер (ныне Эраствере в юго-восточной Эстонии), ожидая подхода всей армии Шереметева.

Шведы заняли позицию у переправы через реку Ахья – а на противоположный берег Шлиппенбах отправил рейтарский полк под началом Густава Эншельда. «А у шведов был генерал их Шлиппенбах, а с ним было войска 8500 человек конницы и пехоты. А с боярином Борисом Петровичем было войска, одной конницы восемь полков драгунских, колмык, уфимских татар, саратовских стрельцов, всего 600 человек, также и псковичи были», – так оценивает расстановку сил Желябужский. Утром 29 декабря (9 января по новому стилю) русские драгуны начали атаку на шведов Эншельда и разгромили его полк – сам шведский полковник угодил при этом в плен. Последовало нападение на главные силы шведов, те отбивались артиллерийским и ружейным огнем. Атаку им удалось отбить – и русские начали откатываться, в беспорядке отступать.

В какой-то момент шведам показалось, что победа уже у них в кармане. Этот критический момент описывает историк Евгений Тарле: «Войско только начало переживать реформу и было «яко новое войско – не практикованное», к тому же и «пушки не приспели». Возникло замешательство, «конфузия», и русские отступили. Но тут подошла опоздавшая артиллерия и сразу поправила дело: русская армия снова устроилась и в полном порядке атаковала неприятеля».

Действительно, подоспевшие русская пехота и подвезенная на санях артиллерия сразу же изменили ход дела. Сражение закипело с новой силой – и надо признать, что шведы в нем вполне оправдали звание лучших на тот момент солдат в Европе. Бились они яростно. В течение последующих четырех часов исход битвы был неясен, но в конце концов русские стали брать верх. Видя, как его войско тает под русскими пулями, Шлиппенбах скомандовал отступление.

Торжество победителей

Шереметев не стал преследовать шведов главными силами – позже сославшись на глубокий снег и крайнее изнурение своих людей после долгой битвы. «И на том бою шведов побили, пушки и знамена взяли, 8 пушек, 18 знамен, 150 человек языков. В том числе взят их полковник, да ротмистр, генеральский сын, и иные прочие начальные люди. А генерал их Шлиппенбах с бою ушел с немногими людьми. А сам боярин с немногими людьми драгуны за те их мызы пошел к Юрьеву Ливонскому (Дерпт, ныне Тарту – прим. ВЗГЛЯД), все мызы их велел жечь. И не дошед за 10 верст Юрьева Ливонского, он боярин вернулся назад. А из Юрьева стрельба была пушечная великая, и на шведов страхование, и от такова ужаса они сами посады свои выжгли», – пишет Желябужский.

После боя Шлиппенбах, стремясь преуменьшить масштабы своего поражения, донес королю Карлу XII о том, что потерял всего 500 человек, зато уничтожил три тысячи русских. Русские же, оценивая итоги боя, заявили, что потеряли тысячу человек, но зато убили три тысячи шведов. Современные историки, сопоставляя эти цифры, считают, что русская оценка ближе к правде: к примеру, из восьми эскадронов участвовавшего в битве шведского Карельского конного полка, насчитывавших до сражения 708 человек, до Дерпта добралось не более полусотни. А Або-Бьёрнеборгский кавалерийский полк потерял только из офицеров полковника, подполковника, майора и двух капитанов. В шведских же пехотных полках процент потерь был еще выше, чем в кавалерии. Насчет пленных особых разночтений нет – русские взяли около 350 шведов и все шесть пушек, а также обоз.

Победители возвращались домой с торжеством. «А как боярин Борис Петрович с полками пришел из походу свейского, вначале перед ним ехал драгунского полку нового полковник Никита Полуехтов, а перед ним везли 16 знамен шведских, а за полковником везли восемь пушек, 10 телег с припасами полковыми и барабаны», – отмечает Желябужский. Радость царя с трудом поддается описанию.

«Слава Богу! Наконец мы дошли до того, что шведов побеждать можем... Правда, пока сражаясь два против одного, но скоро начнем побеждать и равным числом», – воскликнул Петр, получив донесение Шереметева.

В столице были устроены празднества. «А на Москве на Красной площади для такой радости сделаны государевы деревянные хоромы и сени для банкета, а против тех хором, на той же Красной площади, сделаны разные потехи», – рассказывает Иван Желябужский. Победителей царь щедро наградил. Шереметев был повышен в звании до генерал-фельдмаршала, награжден орденом Андрея Первозванного (четвертый кавалер этого ордена), офицеры получили золотые медали достоинством в семь червонцев (это была первая в России золотая медаль), солдаты по серебряному рублю.

Шереметев моментально сделался самым авторитетным из российских полководцев – теперь царь внимательно прислушивался к его мнению. «Ободренный победой, Петр I тут же приказал новому фельдмаршалу готовиться к новому походу. Но Шереметев не согласился с поспешным наступлением и предложил целую программу реорганизации своего корпуса: надо сформировать драгунские полки, придать им конную артиллерию, организовать штаб, укомплектовав его опытными и знающими офицерами. И наступление было отложено до следующей весны...», – отмечает историк Вадим Каргалов.

Впереди предстояли новые походы и бои. Были и обидные поражения, за которыми следовали еще более громкие победы. Битый под Эрестфером Шлиппенбах в июле 1702-го был вторично разгромлен Шереметевым – на сей раз у эстонской деревушки Гуммельсгоф, где шведы потеряли убитыми и пленными свыше 2300 человек. В дальнейшем Борис Петрович взял в Лифляндии крепость Мариенбург, командовал осадным войском при захвате невских крепостей Нотебург и Ниеншанц, брал Дерпт, а в 1705-м – потерпел обидное поражение от шведов при Мур-Мызе. Там его противником был генерал Адам Людвиг Левенгаупт – полководец куда более талантливый, чем незадачливый Шлиппенбах.

Впрочем, и одаренного Левенгаупта, и бесталанного Шлиппенбаха ожидала одна судьба: по итогам битвы под Полтавой оба в 1709 году угодили в русский плен. Именно под Полтавой Шереметев, являвшийся на тот момент в российской армии вторым человеком после Петра I, окончательно свел счеты с двумя своими старыми противниками.