Санкции и «торговая война» – это повод признать ошибки

Мы уже неоднократно говорили, что вопрос санкций против Российской Федерации – это прежде всего вопрос Крыма. И пока Крым не будет передан Украине или, что даже лучше, сразу под юрисдикцию НАТО, санкции сняты не будут. А так как Крым передавать по известным причинам никто не собирается, то и о снятии санкций, по крайней мере в течение жизни нынешнего поколения, нужно просто забыть.

Около четырех лет потребовалось руководителям России, чтобы признать наличие хотя бы торговой войны. Сколько времени еще понадобится тем, кто пил шампанское в честь победы на выборах в США Дональда Трампа, будет видно, но новые санкции как бы снова намекают – пора заняться импортозамещением всерьез.

Одно из самых проблемных мест российской экономики – тяжелое машиностроение, которое было целенаправленно разрушено в 90-е и даже 2000-е. Странные планы по созданию включенной в мировое разделение труда так называемой энергетической сверхдержавы предполагали добычу полезных ископаемых на собственной территории и покупку сложных машин за границей.

Логично, что таким образом умерла вся цепочка, к примеру, станкостроения или производства горно-шахтного оборудования (ГШО), между прочим, во времена СССР создававшего теснейшие экономические связи между Донбассом и Кузбассом.

Сейчас много носятся с вопросом национальной идеи, законом о нации и национальном строительстве. Но хочется напомнить, что без экономических связей никакой нации нет. Учитывая первые места, которые регулярно занимает Иосиф Виссарионович Сталин во всех общероссийских голосованиях, наверное, можно привести его строго научное определение нации.

Итак, «нация есть исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры».

К чему это сейчас? Да к тому, что невозможно говорить о нации без единства экономических интересов.

Отечественное горно-шахтное машиностроение, создававшее тесную связь Донбасс – Кузбасс, мертво (фото: Алексей Куденко/РИА «Новости»)

Когда же «отечественные» (на самом деле частные) угледобывающие компании закупают оборудование в США и Польше и продают продукцию в Китай, какую связь имеют они (в том числе и тысячи сотрудников этих корпораций) с русской нацией?  

Кстати, когда предполагалось, что русскоязычный юго-восток Украины встанет как один против пришедшего к власти в 2014 году откровенно антироссийского режима, стоило бы перечитать сталинское определение, в котором все четыре пункта являются обязательными.

Нет единства территории – нет единой нации даже при общности языка и культуры. С экономическими же связями вопрос вообще тяжелый.

До 1917 года специализированных заводов, производящих горную технику, в России не было вообще. Ее, как и сегодня, закупали за границей. Только к середине 30-х сталинской модернизации (а нация – это продукт модернизации) удалось создать отечественную отрасль.

В основном, конечно, на территории УССР, так как там находились Криворожский железорудный и Донецкий угольный бассейны. Во время войны часть предприятий пришлось перевезти в Сибирь, а к середине 70-х отрасль была не просто восстановлена, но достигла огромных масштабов.

Самые крупные заводы были построены в Донбассе – Донецк, Луганск (тогда Ворошиловград), Ясиноватая, Горловка, Дружковка и т. д. Все это, дававшее жизнь науке, образованию, социальной сфере, медицине, культуре, спорту, могло эффективно существовать только в условиях государственной монополии и единого плана народного хозяйства, которое помимо прочего создавало предпосылки для строительства из огромного числа народов и этносов единой советской нации. От данного опыта можно было бы и отмахнуться, если бы Российская Федерация была моноэтническим государством, но это, как известно, не так.

Так вот, отечественное горно-шахтное машиностроение, создававшее тесную связь Донбасс – Кузбасс на деле, а не на словах, мертво.

С 2002 года импорт соответствующего оборудования стал превышать внутреннее производство, а к 2008 году доля импортной продуцкии на внутреннем рынке составила уже порядка 90%. Сегодня положение сохраняется, и тому есть несколько основных причин.

Иностранная горно-шахтная промышленность объединена в крупные корпорации, местами даже государственные (например, Китай). Таким образом они могут вкладывать большие средства в науку, модернизацию производства и маркетинг, а кроме того, работать по единому плану, не создавая хаоса конкуренции своих же предприятий. Разбитая на десятки частных осколков российская отрасль на это не способна.

Российский внутренний рынок давно и устойчиво занят китайцами, американцами, немцами и даже поляками. Чтобы их потеснить, нужны либо конкурентные преимущества, либо специальная государственная таможенная политика, которая эти преимущества создаст искусственно.

Надеяться на таможенную политику вряд ли стоит, потому как Россия входит в ВТО и другие подобные международные организации свободной торговли, выгодные прежде всего самым сильным промышленным государствам, то есть Китаю, США, Германии, которые и заполонили рынок ГШО.

Конкурентные преимущества можно создать, только вкладывая огромные средства в науку, опытное производство, испытания. Такие деньги есть лишь у государства. Но почему государство должно давать их частным заводам и шахтам/разрезам? Они же частные, а значит, должны сами решать свои проблемы.

Если не могут, получается, они не вписались в конкурентный рынок, неэффективны и должны быть закрыты. В этом же смысл рыночной экономики, не так ли?

Практика показывает, что Россия не потеряла только те наукоемкие отрасли, где были созданы госкорпорации. Примеры приводить нет смысла, их знают все. 70% ВВП сегодня дает именно госсобственность.

Частные заводы могли бы ради такого дела взять кредит, но не могут. С иностранным проблема из-за санкций, а с внутренним – из-за очень большой кредитной ставки, с которой еще как-то могут справиться сырьевики и спекулянты, но тяжелая промышленность – никак. При этом кредит в 1–2%, который берут американские и немецкие корпорации, позволяет им делать российским угольщикам предложения, от которых нельзя отказаться.

Но об этом позже. Я уже даже не затрагиваю вопроса осмысленности установления между денежным эмитентом и потребителем посредника в виде частных банков, которые, ничего не производя, изымают в свою пользу часть средств, выделяемых государством на те же инвестиции в машиностроение. Какой в этом экономический смысл? Тем более они никого толком и не кредитуют из-за слишком большой ставки.

Известно, что промышленность не может без кредита, так как надо вкладываться в постоянный капитал, то есть основные фонды, сырье и т. д. В Кузбассе есть несколько небольших частных заводов, работающих в обсуждаемой нами отрасли, которые нашли свою узкую нишу и в плане финансовых показателей чувствуют себя неплохо. Вот только на поверку оказывается, что они для получения свободных денег, с помощью которых покупается то же сырье, заложили банкам все вплоть до последнего станка.

Это говорит о том, что владельцами данных предприятий по факту оказываются не те инициативные и часто даже вполне патриотичные промышленники, которые худо-бедно развивают производство, дают рабочие места и платят зарплаты, но банки, интерес которых лежит совсем не в сфере отечественного машиностроения.

Любое значительное колебание на рынке приведет такие заводы к банкротству, и на этом все закончится.

Есть и другой тип еще относительно живых заводов. Это приватизированные советские предприятия, на которых в свое время работали тысячи человек, а сейчас остались сотни.

Часть цехов закрыта, а те, что открыты, выполняют госзаказ (в основном по «оборонке») и этим живут, тоже, кстати, имея большие долги.

Спрашивается, а почему предприятия, которые кроме госзаказа ничего существенного больше не имеют, должны находиться в частных руках?

Где знаменитая политика здравого смысла, о которой так часто сегодня говорят?

Теперь вопрос рынка. Департамент угольной промышленности Кузбасса может только рекомендовать частным угольным корпорациям типа СУЭК или «Мечел» размещать заказы на местных заводах, но не более того. А рекомендация – это такая штука, которую можно послушать и не выполнять. Свобода слова при капитализме – это когда ты имеешь право говорить все что угодно, а тебя имеют право не слушать.

Да и зачем, если китайцы с поляками и американцами предлагают в комплексе со своей продукцией кучу разных вкусностей? Например, рассрочку по оплате, заложенные в цене «подарки» топ-менеджерам или вообще контракт по типу «уголь за оборудование».

Для того, чтобы запустить в производство свое ГШО, недостаточно его разработать и сделать опытные образцы. Нужно еще проверить машины в эксплуатации на шахтах. А какая частная шахта позволит своим рабочим опробовать еще недоведенное оборудование? Плохие экономические результаты на выходе – это еще полбеды. А если вдруг авария с жертвами? Такое ведь тоже не исключено. Ради чего частнику взваливать на себя такую ответственность?

Как мы видим, никаких вариантов конкурировать с «Джой-глобал», «Т-машинери»,  «Копекс» или «Катерпиллер» в нынешнем своем состоянии у Анжеромаша, Юргинского машиностроительного (ЮМЗ), «Объединенных машиностроительных технологий» (ОМТ), «Электромашины», Сибэлектро и других просто нет.

Вот и выходит нерадостная картина. Разговоры и даже требования по вопросу строительства нации есть, а с экономическими предпосылками для этого как-то не очень. Нет общих экономических интересов у угольных гигантов, крупных и мелких машиностроительных заводов, остатков науки.

Одни более тесно связаны с Китаем, чем с Россией, других не интересует ничего, кроме имеющихся госзаказов, третьи берут многомиллионные гранты Минобрнауки и не выдают ничего реально работающего, что можно было бы сегодня внедрить в той же угледобыче. И самое главное, что это объективная ситуация нынешней организации экономики, а не происки злого Госдепа.

А раз у отраслей нет общих интересов, естественным образом начинаются разговоры из серии «хватит кормить Москву и Кавказ» или «давайте отделим Сибирь и не будем делиться с нахлебниками нефтегазовыми доходами». Такое мы уже слышали во время катастрофы 1991 года, а закончилось все тем, что «кормильцы» стали нищими, потому как их производство могло эффективно работать только в огромной и планомерно регулируемой системе Союза.

Это Кузбасс. Теперь что касается Донбасса. Здесь ситуация из серии «не было счастья, да несчастье помогло». Блокада вынудила руководство ЛДНР национализировать шахты и машиностроительные предприятия, входившие в холдинг Ахметова. Именно что вынудила, так как брать на себя ответственность при отсутствии достаточного количества специалистов не хотелось никому. 

Но логика обстоятельств сильнее логики намерений, и вот теперь, практически по воле случайности, в Донбассе вырисовывается крупная госкорпорация-монополист, которая может разработать (есть профильные институты, такие как Донгипроуглемаш, НИИВЭ, МакНИИ) произвести (есть заводы в Донецке, Горловке, Ясиноватой) и протестировать оборудование на своих шахтах.

Связка НИИ – завод – шахта в единой госкорпорации – единственное, что сегодня дает шанс на возрождение отрасли, а за ней и остальных сфер – социальной, культурной и т. д. Вопрос только в том, что мощности имеющихся заводов, которые в свое время работали на весь СССР, сильно превышают потребность местных шахт, т. е. нужен как минимум рынок РФ, а ситуацию с ним мы уже рассмотрели.

Тут есть несколько проблем. Первая – это, конечно, неопределенность статуса Донбасса и его будущего вообще. Бизнес не любит шума, поэтому недоверие в вопросе, а смогут ли донбасские заводы выполнить свои обязательства, если будут подписаны контракты, существует. Вторая проблема – оборотные средства, которые нужно где-то взять.

Впрочем, для единой госмонополии такой вопрос решается гораздо проще, чем для множества частных лавочек. Третья – нехватка специалистов и связанные с этим сложности в управлении. Все делается крайне медленно, тогда как ситуация требует поспешить.

Ну и четвертая – развал в украинской науке, который не мог не отразиться на вышеперечисленных институтах. Речь идет об устаревании многих разработок, а также перепрофилировании исключительно на местные потребности, т. е. на работу с тонкими угольными пластами, которых в Кузбассе практически нет. Так что и ученым некогда раскачиваться, если стоит задача освоения российского рынка. Результаты их работы нужны уже вчера, а их, к сожалению, пока не видно даже завтра.

Конечно, безнадега вынудит так или иначе решить ряд вопросов в ручном режиме, а также с помощью так называемых горизонтальных связей, поэтому говорить «шеф, все пропало» еще рановато.

В России же давно поняли, что для сохранения нефтегазовой отрасли нужна госмонополия, для сохранения атомной энергетики нужна госмонополия, для сохранения вертолетостроения нужна госмонополия и т. д. Совсем не обязательно национализировать кондитерские и парикмахерские, но спасение тяжелого машиностроения иными путями невозможно.

Некоторые «независимые» эксперты говорят, что этого нельзя делать, так как произойдет гражданская война. Гражданская война начинается, когда у разных частей населения одной страны возникают разные экономические интересы. Так было в США в XIX веке, в России в начале XX века, в Югославии в конце XX века, на Украине сегодня. Санкции и «торговая война» – это повод признать ошибки и начать восстанавливать утраченное. Четыре года – вполне достаточный срок, чтобы это осознать.