Ни там – ни сям. Так в умной литературе привыкли говорить об интеллигенции. От земли отлепились, на небо не взлетели.
Не важно, где ты «Верую» поешь – в Краснодаре или в Мюнхене
С мужиком рассорились, а в отношениях с Западом дальше холуйской прихожей не приблизились. Как сказал «наше все»:
Ты просвещением свой разум осветил,
Ты правды чистый лик увидел,
И нежно чуждые народы возлюбил,
И мудро свой возненавидел.
Сегодня словами «ни там – ни сям» можно описать жизнь множества русских людей, с натяжкой относящихся к классу или прослойке интеллигенции.
«Я живу в Канаде. Уже десять лет живу. А родился в Беларуси (как вариант – в Казахстане, Прибалтике). Отец был военный, семья путешествовала. Теперь я с женой и детьми живу в Торонто.
Раз в год обязательно прилетаю проведать стариков. Они в Подмосковье у меня. И вот что характерно. За год я так устаю от канадской жизни, от аптечной чистоты, от приклеенных улыбок, от чужого языка, от… сотни прочих частностей, что Россия начинает сниться.
А когда приеду на побывку, то через неделю уже хочу в Канаду. Раздражаюсь на грубость, на бытовые мелочи. Потом сажусь в самолет и опять начинаю скучать. Что это? Как это назвать?»
Подобные разговоры с вариантами места рождения, причиной уезда и сроком пребывания в новой стране я слышал не раз и не два. И всюду похожие нотки. Там ходит человек в русскую церковь, сажает у дома березки, читает Тютчева и варит картошку в мундирах.
Чуть ли не как Штирлиц поет про себя «Ой ты, степь широкая» и плачет. А сюда приезжает и не может здесь пристроиться так, чтобы все зазубринки совпали. И говорит уже с едва уловимым чужим акцентом, и улыбается не по делу часто…
Я сейчас никого не критикую. Просто силюсь в карандаше сделать набросок ситуации. Таких людей – зарубежных русских – множество. Есть потомки эмигрантов, которых из России выгнал XX век-волкодав. Есть жертвы нестроений недавней свежести. Есть и колбасная эмиграция, от тоски и ностальгии прозревающая и превращающаяся на глазах в патриотов.
Все что хочешь есть. И это все наши люди. На очередном общении президента с народом кто-то из таких вот людей задавал вопрос о двойном гражданстве. Это очень ценный людской ресурс.
Там, где тротуары моют шампунем, а вожделенное счастье остается все так же недостижимым, наши люди могут любить Россию больше самих россиян. Больше потому, что не считают ямы на дорогах и не слышат мат на остановке транспорта, а любят Россию по существу, не отвлекаясь на мелочи.
Любят музыку, любят родную речь и песню, любят храмы, и святыни, и историю. Отстраненность от объекта любви закаляет чувство и делает его подлинным либо убивает на корню, если чувство недоношенное.
Это, в общем-то, стандартное явление. Как пелось в советской песне про заядлого путешественника: «А едва подойду я к родному порогу – ничего не поделаешь, тянет в дорогу». И чеховский архиерей из одноименного рассказа, когда в Италии служил, умирал от тоски по Родине. А когда на Родине умирал действительно, то видел перед собой высокое южное небо и скучал по нему.
То есть понятно, что Родина – не фикция, а аналог кислорода, без которого наступает неминуемое удушье. Но понятно также и то, что людей гонят с места житейские драмы, чужая злоба, собственная глупость, и, пустив заново корни где-то, не так легко во второй половине жизни возвращаться обратно. Что делать?
Как что? Плакать. Там останешься или сюда вернешься, все равно рай останется целью, а не добычей. Жизнь после грехопадения тяжела как для трясущегося в троллейбусе, так и для управляющего «Мерседесом». Повзрослеть давно пора и не искать счастья в сущей чепухе. Но Родину любить надо, где бы ни жил. И помогать ей надо. В одном из разговоров на заданную тему с живым собеседником из разряда «ни там – ни сям» мы вот о чем говорили.
Коптишь ты небо Оттавы или Кемерово, все равно главных дел у тебя четыре: семья, работа, церковный приход и домашнее молитвенное правило. Сокровенный духовный труд, если угодно. Можно менять эти слагаемые местами, но их четыре, и пятого я не вижу. Как, кстати, не вижу и возможности отсутствия хотя бы одного пункта из четырех.
Нужна семья. Без нее – конец, как конец рыбе без воды и монаху без обители. Семья – это свято, семья – это красиво, семья – это то, против чего диавол в либеральной маске ополчился не на шутку. Знает, проклятый, что семья в раю началась и сама есть от рая кусочек.
Чтобы семья жила, а не выживала, надо работать. Денег всегда хватать не будет. Таково их свойство. Но работать надо. Христос мог на службу Себе всех ангелов собрать, а Он вместо этого с отрочества до самого выхода на служение плотницким трудом зарабатывал дневную пищу Себе и маме.
Трудиться, я говорю, надо. И точка. И там, где русский человек от труда отбился под давлением исторических кошмаров или собственной лени, там нужно заново себя к труду приучать.
Самое главное в России – это церковь. «Умом Россию не понять» именно потому, что метафизика российского бытия церковна. Кто в воскресенье на службе «Верую» поет с влажными глазами, тот, сам того не понимая, крепит не только свою веру, но и увеличивает силу русского народа, связанного с церковью тайно и явно до неразрывности. При этом не важно, где ты «Верую» поешь или акафист Серафиму Саровскому читаешь – в Краснодаре или в Мюнхене. Это вовсе неважные детали.
Далее. Внешнее участие в жизни православного прихода требует внутреннего внимания к своей сокровенной жизни. Требует борьбы со своими слабостями, покаяния, памяти Божией, соединения повседневных дел с молитвой и прочим.
Вот вам четыре вещи, которые, как ни тасуй, будут подобны четырем стенам одинакового размера. Работа, семья, приход, личный малый подвиг. Из этих стен можно построить комнату, о которой сказано: «Вниди в клеть твою и, затворив двери твои, молись так: Отче наш…» и прочее.
Незримую келью, я говорю, надо построить из поименованных четырех стен и вести в этой келье умную жизнь в независимости от места пребывания. Ну, а кто и где умирать будет, кому куда еще ехать придется, это Божия святая воля, нам пока неизвестная.
Так я думаю о тысячах русских патриотов, имеющих паспорта без герба с двуглавым орлом. Я думаю, что мы и они не зря и не случайно живем в разных местах. Главное, чтобы мы и они сердечно в молитве составляли одно евхаристическое и патриотическое единство, постигаемое в Духе и не заметное обычному взгляду. Об этом мощном явлении в зарубежных храмах хорошо говорится: «О богохранимой стране Российской и о русских людях во Отечестве и в рассеянии сущих Господу помолимся».
Источник: Pravoslavie.ru