«Вечные воды»

@ из личного архива

28 января 2013, 18:52 Мнение

«Вечные воды»

Сейчас всю романтику сильно побила рикошетом воинствующая действительность. А еще совсем недавно гортанное цепкое слово «Кавказ» ворожило в памяти всплеском сочных и родных, как детство, ассоциаций.

Елена Кондратьева-Сальгеро Елена Кондратьева-Сальгеро

журналист (Франция), главный редактор парижского литературного альманаха «Глаголъ»

Сейчас всю романтику сильно побила рикошетом воинствующая действительность. А еще совсем недавно гортанное цепкое слово «Кавказ» ворожило в памяти всплеском сочных и родных, как детство, ассоциаций: горы и горцы, орлы и Пушкин, Машук и Лермонтов, Остап и Киса Воробьянинов, наконец. И, конечно, минеральные воды... Речь, собственно, о них.

Предохранить грот от несчастной привычки нашей публики испещрять все более или менее достопримечательные места своими фамилиями

Отношения России с Кавказом, согласно древнейшему летописцу русской истории Нестору, зачинались еще до XII столетия. Особенный расцвет пришелся на век XVI благодаря родственным узам Иоанна Грозного с черкесским князем Темрюком. А вот о целебных водах в «Большой Кабарде» вплоть до сравнительно недавнего времени не упоминает ни одна хроника. Исторический очерк, составленный к столетнему юбилею кавказских вод в 1903 году, объяснение этому видит в том, что «значение их русским в то время было неизвестно». А местные жители-де осознанно оберегали свои сокровища от чужого любопытства. В том, что сами они прекрасно понимали, какими благами одарили их родные горы, не сомневался профессор Нелюбин, один из первых серьезных исследователей, обнаруживший в 1825 году следы высеченных прямо в горе вблизи источников ванн, которые он датировал двумя столетиями ранее.

Информация о водах оставалась без должного внимания вплоть до века XVIII, когда император Петр Великий начал на Руси свою вариацию коренной перестройки и, лично искупавшись в Карлсбаде и Пирмонте, решил «произвести соответствующие розыскания в России». Были открыты и исследованы олонецкие и липецкие марциальные воды. Ну а когда в 1717 году, во время персидского похода, лейб-медик императора Шобер получил приказ «изследовать и описать горячiя воды въ Тереке, известныя подъ именемъ Брагуновскихъ», и в отчете своем указал, что имеется «еще больше теплиц в сей стране (...) также есть в Черкасской земле изрядной кислой родник», то здесь уже Пятигорские источники и знаменитый Нарзан наконец достойно вливаются в историю.

Добраться до них самому у Шобера тогда не было никакой возможности из-за малочисленности конвоя в его распоряжении. А путешествовать по стране, России не принадлежавшей, до краев наполненной не только горячими источниками, но и не менее пламенными черкесами, не советовали даже те самые горцы, которые и дали убедительные, но смутные свидетельства. История вод, однако, снова погружается в рутинное забвение вплоть до 1749 года, когда в русском гарнизоне города Кизляр резко увеличивается болезненность и смертность. Начальство решается на попытку исцеления подручными средствами. Прибывший из Петербурга доктор Гевитт, согласно инструкции директора Медицинской канцелярии Кондоиди, проводит опыты с минеральными источниками. Сам доктор пытается вылечить на месте собственный arthritis vaga и, не достигнув успеха, покидает Кизляр, не дождавшись результатов лечения десятка «подопытных» солдат, страдавших разными хворями, которых он, доктор, достаточно бестолково кунал куда ни попадя и купал где придется...

В 1773 году в дело грациозно вмешивается Екатерина II, организовав экспедицию во главе со знаменитым натуралистом XVIII века Петeром Симоном Палласом. Часть Большой Кабарды находилась тогда во владении князей Тархановых, но отношения кабардинцев с русскими оставались натянутыми. Дабы избежать переизбытка приключений, экспедицию сопровождал отряд из 85 казаков.

В 1781 году по Ясскому миру Россия приобрела Кабарду и правый берег Кубани. Все минеральные воды сделались собственностью империи. Кроме Нарзана, остававшегося за ее пределами до 1806 года. Начало действительному пользованию водами положили солдаты 16-го Егерского полка, первого гарнизона Константиногорской крепости. В высеченную прямо в скале ванну садилось сразу по несколько человек с самыми разнообразными болезнями. Над ванною трудяги-солдаты выстроили деревянный домик, дабы позволить плескаться в природных благах и офицерам. Горячие серные брызги славы летят все дальше, и к источнику тугим потоком стекаются страждущие, бивуача в палатках, балаганах и калмыцких кибитках...

Воды исследовались, замутневали резолюциями Медицинской коллегии, кои кочевали оттуда до личных бюро императоров Павла, затем Александра. Это Александр «высочайшим указом» от 24 апреля 1803 года главноуправляющему Грузии князю Цицианову раз и навсегда признал выдающееся государственное значение Кавказских минеральных вод, которые отныне делаются «достоянием империи» и поступают под правительственный надзор.

В 1804 году в черкесском ауле близ города Георгиевска был зарегистрирован первый случай чумы, быстро охватившей весь Кавказ и отлютовавшей там вплоть до 1808-го. Съезд на воды, полностью прекратившийся на этот период, возобновился с неслыханной силой сразу по его окончании. В 1809 году приехал знаменитый филантроп доктор Ф. П. Гааз, усилиями которого были открыты и исследованы новые источники: Железноводский и Ессентукский. Этот последний обязан своим нахождением случаю: о нем Гаазу рассказал какой-то казак, лошади которого его и обнаружили. В отчете отмечено, что «лошади, как и рогатый скот, охотно пьют минеральную воду»...

А когда в 1816 году на пост главноуправляющего в Грузии и командующего войсками на Кавказе был назначен А. П. Ермолов, «человек просвещенный и энергичный», появились первые серьезные планы и проекты переустройства вод, на исполнение которых было ассигновано 550 тысяч рублей. С тех пор деятельность по устройству-переустройству то ослабевала, то вновь била ключом по государственным умам и бюджетам. Вся история целебных погружений инкрустирована давно забытыми, но достойными и знаменитыми фамилиями: князь М. С. Воронцов, ученый Абих, академик Зинин, ученый Ф. Баталин, князь А. И. Барятинский, действительный статский советник Н. А. Новосельский, доктор С. А. Смирнов... А когда речь зашла об изучении вод согласно новейшим требованиям гидротехники, список пополнили французские звучания. Своих гидротехников в России в то время не было.

5 июля 1874 года был заключен контракт с г-ном Жюлем Франсуа, французским инженером, имя которого было неотрывно и почетно связано с устройством многих знаменитых европейских курортов. Жюль Франсуа прибыл на место 3 августа и при первом же, поверхностном обзоре дал заключение: «В целой Европе не существует такого счастливого сочетания столь разнообразных ключей на сравнительно небольшом пространстве. Без сомнения, с выполнением предполагаемых технических работ кавказские воды должны стать наряду с лучшими европейскими водами». Сам г-н Франсуа приложил к сказанному все самые конкретные и искренние усилия  и был первым наметившим правильное направление работ по разведке источников. После его отъезда, однако, энтузиазм несколько спал: работы не только не были окончены, но и, судя по официальным отчетам, чуть было не канули обратно в глубь земную в «полнейшем хаосе и ужаснейшем беспорядке». По каким-то неведомым причинам многие бассейны оказались разобраны, а источники и аллеи, ведущие к ним, раскопаны в исконно русском стиле «то яма, то канава». К открытию лечебного сезона общая картина родного бездорожья и разгильдяйства оросила администраторов прямо-таки фонтанами недовольных и даже весьма агрессивных жалоб. Осведомленная о деятельности французского инженера публика ожидала увидеть нечто необычное и в досаде на суровую действительность затопила периодическую печать кислотами возмущений...

Посрамленная администрация бросилась исправлять ошибки и с еще большим воодушевлением обсуждать вопрос о «коренном переустройстве кавказских вод», к которому снова привлекли г-на Франсуа и еще одного известного французского гидротехника Леона Дрю.

Долго ли, коротко ли, но работы пошли и даже стали давать ощутимые результаты. Запутанные административные преобразования закончились высочайшим повелением от 13 декабря 1883 года, вложившим все полномочия по управлению Кавказскими минеральными водами в крепкие руки министра внутренних дел. «С этого момента, – утверждает ранее упомянутый исторический очерк 1903 года, – благоустройство вод пошло вперед крупными шагами».

А еще этот во многих отношениях замечательный очерк нежно рассказывает о сооружении памятника Лермонтову, мысль о котором впервые забила ключом в 1871 году и немедленно получила высочайшее разрешение открыть всероссийскую подписку. Через 18 лет «накопился капиталъ въ 54 409 р. 46 к.», и 16 августа 1889 года состоялось торжественное открытие памятника, сделанного по проекту академика Опекушина. Но самая интересная запись в очерке касается «грота Лермонтова» в отвесном обрыве Михайловского отрога. «На противоположной входу стене, – утверждает очерк, – укреплена мраморная доска с довольно-таки безграмотным стихотворением, посвященным памяти поэта, присутствие коего в этом гроте (sic!) можно оправдать разве тем, что доска эта сооружена на средства сочинителя этого стихотворения. Вход в грот закрыт железной решеткой, так что войти в него можно, только предварительно позвавши сторожа, у которого хранится ключ; сделано это для того, чтобы предохранить грот от несчастной привычки нашей публики испещрять все более или менее достопримечательные места своими фамилиями, а зачастую и скабрезными надписями».

Писано в феврале 1904 года. Не времена, но нравы...

Специально для газеты ВЗГЛЯД

..............