Как Советский Союз открыл «большую нефть» Сибири

В ХХ веке Россия действительно «приросла Сибирью». Этот рост оказался настолько впечатляющим, что оказывал важнейшее влияние на развитие страны на протяжении всего последующего периода времени. Советские «нефтедоллары» и брежневский застой, крах СССР, дефолт 1998 года, накопление страной резервов и избавление от долгов, произошедшее в последние 15 лет – все это в той или иной степени было увязано с добычей, потреблением и экспортом российской нефти.

Как и в любом большом начинании, однозначно выделить ту самую «реку Рубикон», перейдя через которую простой проконсул Юлий Цезарь стал диктатором Рима, практически невозможно. Сибирская нефть не возникла «сразу», ее нахождение и открытие готовилось десятилетиями упорного труда. «Большую» нефть Западной Сибири активно искали без малого 13 лет – поиски нефти в Тюменской области стартовали практически сразу после окончания Второй мировой войны, в начале 1947 года. Решающую роль в этом сыграли воззрения и догадки одного из основателей советской нефтяной геологии Ивана Михайловича Губкина.

Теория нефтеобразования Губкина была практически не известна за рубежом – его научные работы и учебники не переводились на иностранные языки. Однако его вполне можно назвать одним из основателей биогенной теории происхождения нефти как прикладного знания. Все дело в том, что органическое строение нефти и возможность ее получения из биологических веществ, например рыбьего жира, были установлены еще в Германии в XIX веке, однако эти знания не нашли практического применения. К заслугам же Губкина можно отнести не просто развитие биогенной теории, но и превращение ее в комплекс эффективных практических приемов по поиску месторождений.

Точно так же, как неизвестны были на Западе труды Губкина, вплоть до распада СССР была непублична и история открытия тюменской нефти. Например, в классическом труде «История крупных открытий нефти и газа» французского геолога Алена Перродона, впервые изданном в 1985 году, об открытиях нефти и газа в советской Сибири было буквально три страницы, в то время как поисково-разведывательные работы США в Саудовской Аравии удостоились целой главы.

На эту тему
• Экспедиция на Север
• Падение цен на нефть поставило Россию перед новой реальностью
• Американская нефть доведет Лукашенко до украинского сценария

Этому, в общем-то, были веские причины. Секретность в вопросе нефтяной и газовой отрасли в СССР диктовалась не просто советской запретительной паранойей. Сами поиски нефти в Татарстане и Сибири были предприняты как попытка уйти от уязвимости главной старой нефтеносной провинции СССР – Азербайджана и Северного Кавказа.

«Уязвимость» – это не преувеличение. В 1940 году, после подписания пакта о ненападении между Германией и СССР, существовал и даже начал осуществляться план совместной англо-французской операции Pike («Щука»), целью которой было уничтожение бакинских нефтепромыслов СССР. Как выяснилось уже после войны, британский генштаб рассматривал вариант нападения на бакинские промыслы во второй половине 1942 года, в момент наибольших успехов гитлеровских войск на Кавказе, с целью не допустить попадания советской нефти в руки немцев. Никуда не исчезли такие военные приготовления и после начала холодной войны – нефтепромыслы Баку всегда были приоритетной целью в американских планах ядерных бомбардировок СССР. Поэтому с геологической разведкой Западной Сибири после войны решили не медлить – 4 июля 1945 года Комплексная комиссия по нефти и газу при президиуме Академии наук СССР приняла постановление «О перспективности нефтеносности Западной Сибири».      

До большой сибирской нефти в то время оставалось долгих 15 лет. Удивительно, но факт – масштабные работы в Сибири стартовали буквально в чистом поле, исключительно на авторитете Губкина и в понимании того, что «наверное, там что-то есть». Последующее открытие громадной Западно-Сибирской нефтеносной провинции стало для СССР не только настоящим рубежом, но и подарком судьбы. Главный источник нефти и газа оказался не просто далеко от неспокойных и уязвимых границ, но находился буквально в сердце огромной страны, надежно защищенный самой географией.

Но эта же география оказалась и главным препятствием в истории открытия сибирской нефти.

Ледяной обелиск в Березово

На протяжении первых шести лет поиски нефти под Тюменью не давали никакого результата. Сотни километров буровых труб просто уходили в никуда, принося на поверхность в лучшем случае минеральную воду. Работы часто приходилось вести в самых тяжелых условиях – и летом, в жару до +45 градусов, и зимой, когда морозы доходили до -57.

Опорная скважина Р-1, ставшая судьбоносной для всей нефтегазовой отрасли Западной Сибири, была лишь 51-й по счету и входила в обычную «сетку», с помощью которой составляли общую геологическую карту региона. На ее результативность повлиял комичный случай: первоначально утвержденная по карте точка ее бурения располагалась на территории районной базы отдыха на берегу реки Казым. То ли из-за нежелания районного начальства портить базу отдыха, то ли из-за недостаточной судоходности реки разведочную скважину регулярной «сетки» сдвинули на целых 50 км, в район небольшого села Березово. Но этот перенос скважины стал просто-таки пророческим.

Руководитель геологоразведочной партии Александр Быстрицкий начал бурение Р-1 буквально на энтузиазме. Фонды из Москвы запаздывали, поэтому, чтобы успеть в сезон, ему пришлось ходить и занимать горюче-смазочные материалы в других организациях.

Однако Быстрицкому не довелось стать триумфатором: в апреле 1953 года по неизвестной причине его отстранили от работ на скважине и сняли с должности. Якобы опытный геолог не захотел тащить тяжелое, громоздкое бурильное оборудование несколько километров по болотам, а поставил вышку прямо там, где ее выгрузили с баржи, в нескольких километрах западнее поселка Березово, на берегу реки Вогулки. Спасло будущее открытие то, что новый начальник буровой партии Григорий Сурков продолжил строить скважину, полностью придерживаясь плана предшественника, а не учитывая точку на карте, поставленную большим начальством.

Первое открытие газового месторождения в Сибири случилось предельно внезапно: 21 сентября при глубине 1344 метра партия уже собиралась заканчивать проходку скважины и начала подъем инструмента. Когда оставалось поднять всего около 200 метров бурильных труб с бурильным долотом, скважина Р-1 начала фонтанировать водой и газом. Вид огромного ревущего фонтана высотой около 50 метров настолько испугал местных жителей, что практически все село убежало на другой берег реки Сосьвы.

Буровая партия не могла ничего поделать с огромным газовым фонтаном, к тому же в расклады вмешалось резкое похолодание, которое предельно затруднило все аварийные работы. Буровую бросили, успев лишь в труднейших условиях измерить газовый дебит, составивший без малого миллион кубометров природного газа в сутки. За зиму буровая превратилась в огромный ледяной обелиск.

Укрощать газового дракона поручили восстановленному на должности Быстрицкому. После зимы, когда вышка наконец растаяла, на это ушло еще целых три месяца: скважину «задавили» тяжелым глинистым раствором и установили запорную арматуру. Так было найдено первое газовое месторождение Западной Сибири. Но до первых находок сибирской нефти было еще долгих семь лет.

Перейти реку Конду!

«Официальная» дата открытия тюменской нефти – вещь достаточно условная. Первая разведка двинулась на север от Тюмени еще в 1958–1959 годах, но шла явно недостаточными силами. Ситуация поменялась только год спустя, когда на север области, в район реки Конды, направили бригаду бурового мастера Семена Урусова. По воспоминаниям Урусова, после получения этого приказа часть бригады взбунтовалась: работники отнюдь не горели желанием уезжать из обустроенного города Тавда куда-то в глухую тайгу. В итоге в экспедицию на Конду вылетело меньше половины бригады, 11 человек во главе с Урусовым, которых доставили гидросамолетом на приток Конды летом 1959 года.

В дальнейшем открытии тоже сыграл роль его величество случай. В сложившемся дефиците рабочих рук Урусов не мог оставаться возле деревни Шаим, где по плану надо было ставить буровую – среди местных крестьян не было желающих бросить хозяйство ради подработки. Поэтому Урусов распорядился переместить буровую на 25 км восточнее. Там располагался поселок Мулымья, где можно было нанять рабочих из местного леспромхоза. Так и сделали – прилетевших членов буровой разместили в местных домах, по «углам», по одному–два человека. Всех бывших помбуров (помощников бурильщиков) назначили бурильщиками, а вместо них в помбуры набрали местных.

25 сентября 1959 года поисковая скважина Р-2 вблизи села Ушья дала первый приток нефти, с крошечным по тем временам дебитом – всего около одной тонны в сутки.

На сегодняшний день это кажется вполне достойным результатом, но в конце 1950-х годов это было практически «нулем», скважиной, непригодной для промышленной эксплуатации. Но это был результат, дававший новую надежду.

По сути дела, только целеустремленность Урусова спасла ситуацию. Все дело в том, что за навигацию 1959 года он получил только один караван с оборудованием и техникой, который успел за короткое сибирское лето дойти по Иртышу и Конде из Ханты-Мансийска. Второй же караван из-за раннего ледостава в устье Конды пришлось вернуть, оставив партию без доброй половины снабжения.

В итоге некоторые самые необходимые материалы пришлось доставлять самолетами Ан-2 на посадочную площадку, которую срочно раскорчевали на окраине поселка Ушья. Многое оборудование пришлось изготавливать прямо на месте, при поддержке Мулымьинского леспромхоза, снабжавшего партию древесиной. Дизельные моторы для буровых доставляли по зимникам – всю зиму 1959/1960 годов потратили на подготовку следующего бурильного сезона. Оборудовать новые площадки пришлось, как и всегда, в топких болотах и в непролазной тайге, при морозе от -40 градусов.

Но такие сверхусилия Урусова и его работников дали результат – дебит следующей скважины Р-7, завершенной 30 апреля 1960 года на уже официально утвержденной Мулымьинской площади, составил от 10 до 12 тонн в сутки. Такой результат был уже заявкой на реальную, «большую» нефть.

И она, большая нефть, пришла. 13 июня партия Урусова закончила бурение очередной скважины Р-6, проходку на глубину 1523 метра совершили за 18 дней. Через четыре дня скважину перфорировали – и 18 июня получили долгожданный фонтан первой тюменской нефти. Результат был не просто долгожданным, но и настолько важным, что после сообщения Урусова на Конду вылетел лично начальник Тюменской экспедиции Михаил Шалавин. На скважине он несколько раз открывал задвижку и визуально определял дебит нефти, пока не убедился в ее промышленном количестве. После этого он дал в Тюмень странную радиограмму на азербайджанском языке: «Ики юз али – уч юз!» («Двести пятьдесят – триста!»). Но в Тюмени, где начальником Тюменского производственного геологического управления работал Рауль Эрвье, который, как и Шалавин, приехал в Тюмень с бакинских нефтепромыслов, эту радиограмму ждали и поняли: новая скважина дает 250–300 тонн нефти в сутки! Это была победа.

Вместо заключения

История сибирской нефти пишется уже почти 90 лет – если отсчитывать ее от знакового интервью Ивана Губкина, которое он дал корреспонденту газеты «Правда» летом 1932 года и в котором впервые предположил, что угольные пласты Восточного Урала при движении дальше, на просторы Западно-Сибирской равнины, должны постепенно сменяться залежами нефти и природного газа.

Выбранная нами дата 30 апреля 1960 года – лишь одно из звеньев длинной цепи, в которой смелые догадки «отца» советской нефтяной и газовой отрасли превратились сначала в программу по изучению ресурсов Сибири, затем – в первые открытия нефти и газа, а потом – в мощнейшую отрасль, которая является для России одной из наиболее важных частей национальной экономики.

Тюменская нефть, с юбилеем!