Вы слышите их?

Не в последнюю очередь это случилось потому, что вместе с бумажным вариантом книги вышел еще и звуковой. А теперь к ним добаился еще и интерактивный спектакль, на который зрителей просят приходить со своим ноутбуком.

На бумаге. «В ожидании Годо»

Обложка книги Виктора Пелевина «Шлем ужаса» (www.ozon.ru)

Уже все знают, что интерпретация греческого мифа о Минотавре и Тезее исполнена Виктором Пелевиным в виде сетевого чата. Восемь юзеров, запертых в автономных помещениях, сообща решают загадки, которые им подбрасывает виртуальная реальность.

Злоупотребляющие заочным общением хорошо знают, как это происходит: реплика цепляется за реплику, поток фраз утекает куда-то вниз, за экран монитора, люди льют воду, убивая свободное время. Хотя для очень многих из нас подобная форма общения кажется единственно приемлемой. Единственно возможной.

Года три назад я написал «Нодельму», роман, главная (и самая протяженная) сцена которого происходит именно в чате. В журнальной публикации она сокращена едва ли не вдвое, так как пытаясь передать специфику умозрительного диалога, автор вылил в текст слишком много воды. Все потому, что виртуальные диалоги малоинформативны. Масса необязательных фраз, информационного мусора, особенностей позиционирования, когда пользователь с нуля создает свой собственный образ, не тождественный тому, что имеет место в жизни.

Так и Пелевин – льет в «Шлеме ужаса» информационную воду. Важно, чтобы действие продолжалось и чтобы читатель переворачивал странички. Но что может происходить в чате, кроме сменяющих друг друга сообщений? Конечно, юзеры знакомятся, выясняют отношения, уходят в приват, возвращаются, кидаются друг в друга смайликами и прочей мультипликацией. Но все это (если вспомнить теортетиков постмодернизма) – «складки на поверхности». Которые не имеют никакого отношения к реальности, а с другой стороны, парадоксальным образом влияют на эту самую реальность, порой преобразуют ее.

Персонажи Пелевина, запертые каждый на своей территории, льют воду и сублимируют общение. Совершенно неважно, что они говорят. Как посетителям чатов совершенно неважно, что говорят их собеседники. Юзеры рассуждают на самые разные, порой случайные темы. Главное – время скоротать.

Все это напоминает мне драму абсурда, разговоры, которые никуда не ведут и ни к чему не приводят. «Шлем ужаса» оказывается вариантом беккетовской пьесы «В ожидании Годо», где два странных персонажа перекидываются репликами, поджидая непонятного Годо, который ведь может оказаться кем угодно. В том числе и Судьбой.

«Шлем ужаса» и выглядит как пьеса – ведь чаты устроены как классические драматические тексты, а у Пелевина даны только реплики и нет ни одной ремарки. Автор и сам, видимо, задумался над жанром книги: так это пьеса или роман? Рассказ или повесть? Поставив на обложке «креатифф», Пелевин ушел от ответа.

Между тем для меня он очевиден – в «Шлеме ужаса» скрещиваются формальные опыты французской литературы. Помимо «драмы абсурда» я имею ввиду «новый роман», тексты которого (достаточно вспомнить «Золотые плоды» или «Вы слышите их?» Натали Саррот) тоже состоят из одних только речевых периодов.

«Шлем ужаса» – адаптированный к коммерческому миру современной литературы «новый роман», лишенный дополнительных нарративных сложностей и даже имеющий внешний (а не только внутренний) сюжет. Хотя и формальный – финал якобы дает разгадку фабулы и снимает любые вопросы.

Но это не так: сила и талант Виктора Пелевина – в создании мерцающих текстов, не равных самим себе. С размытыми границами и принципиальной множественностью интерпретаций. Обсуждать их содержание бессмысленно – они устроены таким образом, чтобы каждый воспринимал написанное сугубо индивидуально.

Именно этим читатель «Шлема ужаса», с одной стороны, похож на персонажа этого текста, а с другой – на автора. Который, оставшись один на один с мерцающим монитором, убивает свое собственное время, ожидая собственного Годо. И помогая ожидать Годо другим.

В театре. «Наедине со всеми»

Сцена из спектакля «Shlem.com» по книге Виктора Пелевина «Шлем ужаса» (shlem.com)

Театральный центр на Страстном бульваре выглядит, как новодел, точно его недавно открыли и еще только обживают. Место не намоленное, тропа к нему еще не протоптана. Что кажется важным для такого проекта, как active fiction show по только что вышедшей книге.

Устроители просят приносить с собой ноутбуки. Однако этого можно и не делать – в обмен на паспорт вам выдадут на время спектакля местную машину. Так будет даже лучше, так как, несмотря на тщательную наладку, сеть в моем компе постоянно пропадала. А если аппарат местный – то наладки работают гарантированно.

Лептоп нужен для того, чтобы восприятие спектакля, идущего за полупрозрачным занавесом, оказалось более полным. Объемным. Ноутбук дает возможность параллельного существования – когда ты пишешь в местный чат, играешь в игрушки и партизанишь за актерами (каждый из которых «прикреплен» к персональной видеокамере). В наушниках звучит дополнительный саундтрек. Это параллельное существование – очень важный момент для жизни спектакля, посвященного сетевой реальности. Ведь, путешествуя по Интернету, мы сидим дома или в кафе, но в каком-то своем автономном пространстве. Со своими попутными обстоятельствами, своей спецификой.

Хотя спектакль, который поставила Живиле Монтвилайте, – не про одиночество и коммуникабельность, а про попытки обретения свободы. И про поиски Высшего Разума. Про информационный мусор, из которого можно выстроить любые системы и найти какие угодно Истины. Короче, не про виртуальность, а про умозрительность, которая, собственно говоря, и является Шлемом Ужаса.

В спектакле много технологических наворотов (мессиджи из пелевинского текста-чата появляются бегущей строкой прямо на сцене, всюду камеры, экраны, пластические и музыкальные вставки, анимация), которые словно бы пытаются справиться со спецификой текста (не уверен, что Пелевин писал именно пьесу) и со странностями продвинутых пользователей, коим сеть уже давно заменила жизнь.

Однако если снять все эти фенечки и штучки, то в сухом остатке мы получим обычное театральное действо, главной силой которого является (должна являться) игра актеров, сплоченность исполнительского ансамбля, режиссерские находки. Их (находок) здесь великое множество, и они, по идее, должны спорить с технической составляющей спектакля. С тем самым параллельным существованием, которое делает просмотр зрелища расслабленным и намеренно лишает катарсиса.

Сцена из спектакля «Shlem.com» по книге Виктора Пелевина «Шлем ужаса» (shlem.com)

Кто ж побеждает, техника или человек? Театр оказывается интереснее интерактивной трансляции, вдоволь наигравшись в предложенные обстоятельства, начинаешь следить за тем, что происходит на сцене. Хотя наличие ноутбука и огромного количества проводов, опутывающих пол и зрительские кресла, не отпускает тебя окончательно: очумелые ручки инстинктивно тянутся к кнопкам и клавишам клавиатур, без этого уже никуда. Теперь уже никуда. Именно потому эксперимент Монтвилайте кажется важным и полезным: пелевинский «Шлем ужаса» оказывается метафорой нынешнего бытия людей, подсаженных и подключенных к сети. Для них театр уже не может существовать как театр. С книгами и кино проще, их можно скачать и потреблять дома, а вот как в такой ситуации быть с театром?

Чудеса компьютерной техники не меняют характер сценического действия. Его можно смотреть и без лептопа, лежащего на коленях. Хотя, разумеется, возникают и новые ощущения. Например, проходы по фойе в ожидании начала становятся более осмысленными – ведь время тратится здесь на настройку компьютера, твоей персональной машины, отношения с которой не лишены интимности. Вы только представьте себе момент, когда, сидя в зале, вы включаете свой ноутбук и соседям становятся видны рисунок на твоем рабочем столе, выложенные для работы файлы... И еще. Обилие оргтехники дурно сказывается на самочувствии, в зале душно, начинает болеть голова, Борис Акунин не выдерживает и уходит в антракте. Но гасят свет, и в полутемном зале начинают раскрываться пластмассовые книжки с мерцающими мониторами – окна, в прямом и переносном смысле. В чужую жизнь. В чужой мир.

Перевод с албанского

Заметил ли кто-то вот такой странный момент: user Sliff_zoSSchitan, самый обаятельный персонаж «Шлема ужаса», изъясняется на сетевом суржике («сцуко», «ужоснах», «аффтар выпей йаду» и т. д.), который с некоторых пор называется «албанским языком». Этот албанский зародился в недрах «Живого Журнала» не более года-двух назад. Тогда как «Шлем ужаса» был написан три года назад (именно тогда первые сведения о том, что Пелевин написал текст то ли в виде чата, то ли состоящего из sms-сообщений, впервые просочились в печать), то есть задолго до того, как «новый албанский» получил массовое распространение.

На эту тему
• Сезон дождей
• Лавка миров закрыта
• На пограничной полосе
• Гастроли французских философов
• Покер «Букера»: когда в колоде нет джокера
• Километры книг

Видимо, перед премьерой русской версии «креатиффа о Тесее и Минотавре» Пелевин дополнил свой текст модной тенденцией. Выдающийся диагност, Пелевин и тут очень верно и точно угадал важнейшую тенденцию последнего времени: как правило, все существенные изменения начинаются с языка. В языке.

Виртуальная реальность меняет саму человеческую природу, которая мутирует в неизвестном для нас направлении. Классическое понятие «человека разумного» появилось в период французской буржуазной революции. Именно тогда сложился антропологический стереотип с точным и четким набором качеств, присущих «человеку».

«Слова и вещи», классическая книга Мишеля Фуко, показывает, как этот стереотип складывался. Последние слова книги стали пророческими – в них Фуко говорит о том, что само понятие «человек» ныне исчезает, как следы на прибрежном песке.

Но перед тем как исчезнуть, homo sapiens начинает говорить по-албански.