Максим Соколов: Пакостный процесс

Обвинительный приговор – а прокурор уже затребовал три года лишения свободы – в смысле последствий неприятен совсем не тем, что, как угрожает знатный куратор М. А. Гельман, реакция на него «будет очень жесткой со стороны всего культурного сообщества как в России, так и за рубежом. На следующую Бьеннале в Россию просто никто не приедет. Международная художественная жизнь Москвы прекратится. Никто просто не захочет к нам приезжать». Качество той художественной жизни, которую курируют Гельман и его коллеги, таково, что «он пугает, а мне не страшно». Соберись эти натужно бездарные (впрочем, с серьезным замахом на монопольное говорение от имени искусства вообще – с надлежаще монопольным потреблением бюджетов) не в Москве, а в той же Венеции, где они регулярно радуют публику своими инсталляциями, – боюсь, что многие наперед готовы мужественно перенести эту утрату. С вами хорошо, без вас тоже неплохо.

В дореформенном русском праве существовала формула объявления кого-либо «заведомым ябедником

Обвинительный вердикт был бы, конечно, неприятен самим помещением двоих престарелых мужчин в места лишения свободы за то, что они сильно заигрались и у них не хватило ни ума, ни сердца на простейшее «Извините, не очень удачно вышло. Больше не будем». Что разом сняло бы все вопросы и гарантировало бы оправдание, но, правда, было бы ужасным ударом для коллег по жанру и для жанра вообще. Ведь смысл последнего заключается именно в том, что современный художник в своих опытах по определению не может заиграться. Напротив, чем круче и садче – тем лучше. Как сообщает нам критик-единомышленник: «У Андрея Ерофеева очень ясная картина мира. С его точки зрения, задача художника – искать и прощупывать болевые точки общества и нарушать табу. Государство же обязано терпеть искусство, потому что именно этим последнее воспитывает общество». Неизвестно, правда, согласился бы куратор современного искусства с утверждением, что тыкать ему, А. В. Ерофееву, пальцем в глаз (несомненная болевая точка) есть важная художественная задача, а государство обязано попускать такое обращение с человеком, поскольку это его, А. В. Ерофеева, воспитывает.

С другой стороны, нет уже, наверное, надобности в 257-й раз опровергать все одни и те же жалкие слова про снятие табу, художественную провокацию etc. Не надо потому, что жалкие слова основаны на принципе, исповедуемом разве что испорченными детьми да приверженцами воровского закона: «Давай прощупаем у них болевую точку! – А вдруг они у нас прощупают? – А у нас-то за что?»

Оптимальным решением суда было бы вынесение Ерофееву и Самодурову общественного порицания в форме объявления их заведомыми пакостниками (фото: ИТАР-ТАСС)

Параллельно с процессом ерофеевско-самодуровским, что проходит в тоталитарной России, сейчас назревает процесс плуцеро-сарновский в демократической Бельгии в связи с художественной акцией, выразившейся в учинении погрома в продовольственном магазине фламандского города Лейвена. «Арт-группа «Война» делает протестное искусство и является значимым явлением в современном акционизме. Ее активист Алексей Плуцер-Сарно – журналист и филолог с мировым именем, автор множества книг и сотен статей. Сам факт возбуждения уголовного дела против Алексея и Яны Плуцер-Сарно, членов группы «Война», которая занимается протестным искусством и преследуется властями также и в России, неприемлем... Акция «Революция в супермаркете!» – это не уголовное преступление. Мы против уголовного преследования участников художественных проектов».

Сочетание горделивого «Все отрицал – законы, совесть, веру» с последующим жалобным блеянием, наверное, является достаточным основанием, чтобы жалкие слова не слушать. Здесь простая дилемма. Либо хоть в какой-то мере сообразуйтесь с положительным правом и общественными приличиями и тогда хоть до посинения рисуйте черные квадраты, либо – не обессудьте. Наглое глумление над людьми – в чем суть вашего искусства – есть дело довольно-таки дьявольское, глумливая усмешка известно какому ангелу свойственна, и вряд ли стоит обижаться, когда люди в ответ на ваше подражание вашему отцу проявляют сильное недовольство.

Иное дело, что сама ст. 282 плохо годится для утверждения того очень важного принципа, что глумление есть дело дьявольское и предаваться ему не следует. Не годится, потому что статья, так, как она сформулирована законодателем, является всеподметающей. Дайте мне бл. Августина – я и его сейчас по этой статье проведу. При такой универсальности Ерофеев – Самодуров с Плуцером-Сарно завтра же и будут объявлены блаженными Августинами, взыскующими Града Божьего и за то от тоталитаризма умученными. Сдавать целевой аудитории эту козырную карту совершенно не следует, тем более что их отец как великий искусник был бы весьма рад глумливо поиграть еще и с мученическими венчиками.

Оправдывать кураторов, однако, хотелось бы еще менее, поскольку эффект будет очевиден: «Теперь – можно!» В смысле: можно все, никакое самое омерзительное глумление теперь не наказуемо и отныне возводится в ранг парадной добродетели. Как-то бы не хотелось.

Между тем выход из антиномии есть, и даже не очень сложный. Нежелательность уголовной кары для глумливых кураторов, так полюбивших больно тыкать людей в их болевые точки, никак не упраздняет права суда на оценочное суждение. В дореформенном русском праве существовала формула объявления кого-либо «заведомым ябедником» (что, например, исключало возможность последующего принятия от него судебных исков – мера, весьма уместная и для некоторых нынешних чиновников). Соответственно, оптимальным решением суда было бы вынесение Ерофееву и Самодурову общественного порицания в форме объявления их заведомыми пакостниками. Это, очевидно, исключало бы возможность их дальнейшего кормления за счет казны, если же какое частное лицо пожелает сотрудничать с заведомым пакостником, ему в том не будет препятствий. «Auf ihre eigene Gefahr», как говорят наши соседи немцы. Тот, кто, выполняя волю отца своего, настаивает на своем праве глумиться, это право сохранит, а звание ошельмованного пакостника – современного художника оно только украсит.

Если же недовольные приговором кураторы станут оспаривать решение суда, вчиняя в высшие инстанции иск на тему «Нет, мы не пакостники» – Бога ради. На это зрелище будет занимательно посмотреть.