Виктор Топоров: Довлатову, до востребования

Отсюда же он улетел в Америку. Улетел, чтобы никогда не вернуться.

Доску открыли губернатор В.И. Матвиенко и вдова Елена Довлатова в окружении небольшой толпы профессиональных довлатоведов (они же, как правило, иронические персонажи его прозы), порученцев из Смольного и, естественно, телекамер.

Были сказаны все подобающие торжественному случаю слова и даны обещания – сбыточные и несбыточные. Прозвучало, в частности, ключевое словосочетание «музей-квартира», сильно озадачившее нынешних насельников приватизированного жилья. Хорошо хоть не «заповедник»!

Довлатов здесь предстает без ретуши – и о его жизненной трагедии сказано пусть и вполголоса, но вполне внятно и недвусмысленно: Довлатова погубило пьянство

А вечером по Пятому каналу начался (и на следующий вечер завершился) показ двухсерийного телефильма «Довлатов» из вновь объявленного цикла «Живая история».

Ставший с недавних пор федеральным Пятый – на старте нового телесезона – сделал тем самым символическую заявку на то, что собирается впредь конкурировать все же не с Первым, Вторым или НТВ, а с «Культурой» (и со «Спортом»). Что ж, это задача реалистическая, а потому и решаемая: культура, спорт, хороший кинопоказ – и никакой (или почти никакой) политики. Но ведь политики – в полном смысле слова – нет и на центральных каналах, так что это заведомое зияние вполне может обернуться творческими высотами.

Разумеется, если постараться. Но на Пятом – это отчетливо видно – сейчас стараются. Изрядно помогает и «Зенит», сегодняшняя спортивная судьба которого вполне может послужить телевизионщикам с Пятого ориентиром: выбиться в лидеры, оказывается, порой удается не столько благодаря собственным успехам, сколько за счет того, что катастрофически ослабели главные конкуренты и аутсайдеры подровнялись с лидерами.

Телефильм «Довлатов» примечателен во многих отношениях – особенно по сравнению со всей прошлой телевизионной (и не только) довлатовианой (и, опять-таки, не только с нею).

Он, несомненно, высокобюджетен – телеэкспедиции в Нью-Йорк и в Таллин (неизвестно, что по нынешним временам дороже). Он отличается продуманной композицией и прекрасно простроенным видеорядом (автор фильма Лев Лурье, режиссер Максим Катушкин). В фильм включены несколько впервые обнародуемых и совершенно эксклюзивных материалов: последние видео- и аудиозаписи Сергея Довлатова, интервью с Еленой Довлатовой, интервью с таллинской «побочной женой» писателя Мариной Зибуновой; если не ошибаюсь, впервые появляется здесь в кадре и автор наиболее проникновенных опубликованных мемуаров о Довлатове таллинская писательница Елена Скульская.

3 сентября Сергею Довлатову исполнилось бы 66 лет

И, главное, Довлатов здесь предстает без ретуши – и о его жизненной трагедии сказано пусть и вполголоса, но вполне внятно и недвусмысленно: Довлатова погубило пьянство.

Не беспробудное, а, если угодно, наоборот – «пробудное»: пробудившись (и – уже в Америке – подлечившись), писатель представал пунктуальным до педантизма, чрезвычайно ответственным человеком и фантастически трудолюбивым литературным работником. Но потом рано или поздно запивал по новой – и из последнего запоя уже не вышел.

Профессиональные ретушеры-довлатоведы (а их голоса, разумеется, тоже звучат в фильме, хотя и заметно слабеют ближе к финалу) рассказывают ту же историю по-другому. Делая упор на «неслыханные преследования» с одной стороны – и на милое бытовое пьянство с шуточками-прибауточками (знакомыми нам по довлатовской прозе) с другой.

Нет, отвечает фильм, всё не так; да и в той же Америке при всем внешнем благополучии с регулярными публикациями в «Нью-йоркере» и работой на радио «Свобода*» чем дальше, тем страшнее. И подытоживает эту линию Елена Скульская: мандельштамовская «игра на разрыв аорты» требовала в довлатовском понимании постоянных испытаний, которым ее – собственную аорту – и подвергаешь. Она же в конце концов – на пороге пятидесятилетия и феноменальной всероссийской славы – и разорвалась.

И еще одна – напрямую связанная с обозначенной – тема звучит в фильме: сомнения (не в писательском предназначении, но в масштабе собственного дара), подхлестываемые и поздним литературным дебютом, и скрупулезно перечисленными, но так и не обернувшимися успехом «компромиссами», и насмешливо-покровительственным отношением более удачливых собратьев по перу (начиная с того же Бродского), систематически загоняли Довлатова в компанию заведомо ничтожных, а от того вынужденно льстивых собутыльников, из среды которых и вышли едва ли не все нынешние довлатоведы.

И они же зачастили к нему уже в Америку «пылесосами», как это тогда называлось (потому что гости высасывали из хозяев все, начиная с перочинных ножиков и заканчивая приглашениями на международные конференции), и Довлатов с болью написал об этом (а фрагмент письма прозвучал в фильме) как раз одному из «пылесосов» – и, может быть, самому злососущему!

А ведь никуда не денешься: с каждым «заморским гостем» (это мы и здесь знаем) поневоле приходится выпивать. И потом, когда он, напившись, отоспавшись и протрезвев, начинает приставать к тебе с просьбами, ты уже не можешь остановиться и пьешь (и «решаешь вопросы» гостя), не просыхая. Он уезжает, а ты всё пьешь и пьешь.

Автобиографическая или, скорее, псевдоавтобиографическая проза Довлатова редкостно целомудренна. В ней (в «Компромиссах») описана одна-единственная, да и то разовая супружеская измена. В жизни дело обстояло наверняка несколько по-другому. Предоставляя слово дамам, создатели фильма аккуратно подразделяют их на «подруг» и «друзей» женского пола, хотя эта грань, мягко говоря, условна.

Пару раз звучат в телефильме и мои комментарии; причем я здесь – в отличие от сплошных «писателей» – назван «критиком». Ну, раз критик, то и покритикую.

Главный недостаток этого, бесспорно, прорывного телефильма – ошибка в формате (скорее всего, вынужденная). На мой взгляд, серий, длящихся каждая по часу, должно было быть не две, а три. Необходимость описать массовому зрителю жизненный и творческий путь очевидна – и это серия. Приличия требуют предоставить слово комическим персонажам довлатовской прозы (они же довлатоведы), пусть и рассказывают они свое девичье по сороковому разу (в том числе по двадцатому – в ящике) – и это вторая серия. Осмысление увиденного, услышанного и, главное, прочитанного (и еще не забытого) – это третья.

В фильме же, сохранив все три линии, несколько все же смазали первую и третью.

Впрочем, излишний лаконизм в какой-то мере скомпенсирован сгущенной поэтической речью. В фильме свои стихи, посвященные Довлатову, читает Лев Лосев – и заканчиваются они ударным предложным сочетанием: «В аду!» Да и 66-летие, пусть и посмертное, – юбилей, согласитесь, наводящий на размышления…

Он всю жизнь мечтал только о славе – и она пришла, а он ее уже не застал, не увидел, вот разве что оттуда, с небес – огорчается, умиляется и надеется в кадре «друг Довлатова» Людмила Штерн.
И все же, в раю или в аду?
Будучи агностиком, чтобы не сказать атеистом, я бы – вслед за создателями телефильма «Довлатов» – оставил этот вопрос открытым.

* СМИ, включенное в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента