30 июня 1934 года вошло в историю Германии как Ночь длинных ножей. Нацисты врывались в дома, хватали людей, расправлялись с ними – тут же, на месте, или же немного погодя. Нацисты убивали не евреев или коммунистов, как можно было бы подумать, а таких же нацистов, как и они сами.
Тому имелись вполне конкретные причины. До Ночи длинных ножей силовым крылом нацистской партии были СА – штурмовые отряды. Они выросли из радикальных и безбашенных ветеранов Первой мировой. Не из тех представителей «потерянного поколения», проблемы и терзания которых были воспеты в книгах Ремарка, а из самых буйных и активных фронтовиков, тех, кому «больше всех было надо».
Именно на их плечах нацистская партия и вела уличную войну с тогдашними немецкими левыми. От простых потасовок до масштабных побоищ, порождавших в прессе такие шедевры описаний, как «воздух заполнился летящими пивными кружками». И даже до убийств, которые случались регулярно. Германия 20-х была местом неспокойным. А акции ценности человеческой жизни в любом случае сильно просели после масштабной и длительной всеевропейской бойни.
Все эти бескомпромиссные и опасные ребята были к тому же плохо управляемы. Отчаянные люди редко шли на улицы для того, чтобы подчиняться приказам. Их организация хоть и была военизированной, но она не была армией – с ее порядком и дисциплиной.
Кроме того, вожди СА имели свои виды на место в будущем Рейхе. Которые сильно отличались от работы с детьми и церемониальной шагистики. В отличие, кстати, от армии – рейхсвера. Который – насколько это в принципе было возможно в Германии 20-х годов – держался в стороне от политики. Штурмовики же после победы хотели не просто слиться с армией, а поглотить ее. Несмотря на ненависть к коммунистам, они несли множество идей левого толка – например, о народной армии в пику «традиционным» аристократическим военным с их специфическим кодексом чести. И, конечно, основой этой будущей армии должны были стать СА.
Для Гитлера штурмовики были отличным инструментом в уличной войне. Но приход к власти нацистов в 1933 году, ставший результатом политического кризиса, все изменил.
Игра в высшей лиге
Встав у рычагов управления страной, нацисты занялись постепенным, но уверенным сосредоточением в своих руках всех нитей государственной власти. Гитлер нацеливался на большие (и ужасные) дела, ему нужны были прочные позиции внутри страны. Он их в итоге и добился – Третий рейх, напомню, был уничтожен в результате развязанной им же войны, а не пал жертвой внутреннего бунта или политического кризиса.
Добиться такого сплочения только за счет военизированных отрядов уличных хулиганов, недовольства унижением Версаля, обеднения от кризиса 1929 года и страхом бюргеров перед левыми идеями было нельзя. Нужны были еще молчаливое одобрение общества и поддержка армии. И для обеих этих целей, пожалуй, не было ничего хуже, чем СА с ее радикализмом и подчас открыто левыми настроениями. Нацистам отчаянно не хватало респектабельности.
- Смертную казнь для нацистов в Нюрнберге требовал только СССР
- Как победить мертвого Гитлера
- Как нацисты пытались улучшить человека
А штурмовики не просто хулиганили в свое удовольствие, но продолжали нарываться и в политическом смысле. Так, глава организации Эрнст Рём открыто провозглашал СА средством давления на государственную власть – в то время как верхушка партии видела цель в том, чтобы эту власть частично оседлать, а частично переманить на свою сторону.
Причем к лету 1934-го было не совсем понятно, кто в итоге победит – у Рёма было два миллиона радикально настроенных сторонников, требующих «продолжения нацистской революции». В Гитлере они видели предателя, а в его компромиссах с армией, церковью, чиновничеством – предательство идеалов. Ситуация могла кроваво разрешиться в любую минуту.
Взрыв
Это и произошло в июне 1934 года. К этому моменту своеволие Рёма окончательно достало нацистскую верхушку. Если раньше Гитлер предпочитал действовать осторожно, то теперь он почувствовал поддержку армии, отрядов личной охраны СС и даже отдельных лояльных фюреру руководителей СА. Теперь все зависело от того, кто сделает первый шаг.
В деле подготовки тайных заговоров скрытный Гитлер и точащие зубы на могущественных и грубых штурмовиков оказались куда более ловкими людьми, чем Рём и его «заготовка под народную армию».
К тому же главной проблемой Рёма было то, что он пошел на открытый конфликт и с «умеренным» крылом партии, и со все еще существующей в Германии, во многом «старой», государственной системой. Но при этом сам никакого заговора отнюдь не планировал, собираясь ограничиться одним давлением и угрожающими намеками. Возможно, Рёма и штурмовиков ввела в заблуждение собственная репутация отъявленных радикалов, и они решили, что остальным «буржуазным хлюпикам» будет достаточно одной демонстрации флага.
В реальности оказалось, что Гитлер вовсе не хлюпик, а самый опасный человек XX века. Поддерживали его тоже не кто-нибудь, а будущие организаторы масштабных геноцидов, которые едва не завоевали всю континентальную Европу. С таким легкомысленным подходом у Рёма против этих людей не было шансов – именно поэтому его самого, его соратников и всех, кто вызывал сомнения в надежности, просто выволокли из кроватей и перестреляли. Кого-то прямо на месте, кого-то позже.
Кстати, Ночь длинных ножей вскрыла еще одну вещь, гораздо менее очевидную для нас, чем для современников. Фашистские и нацистские режимы и партии сегодня, конечно, осуждаются, но при этом очень часто наделяются несвойственными им позитивными чертами.
Например, советская культура, рисовавшая в том же кино немцев во Второй мировой злобной, но идеально настроенной военно-политической машиной, приучила нас считать, что у нацистов был порядок. Безжалостные сукины дети, но единые внутри себя и не знающие сомнений.
На деле у нацистов было навалом собственного бардака. В том числе и во время войны, когда на пике боевой мощи вермахта распоряжения Гитлера игнорировали военачальники уровня командира танковой группы. Но, как видно, и внутренняя политика царством порядка, мягко говоря, не являлась. В ней шла все та же подковерная грызня, что и обычно – только ее последствия становились брутальнее в силу общего беспокойства проживаемых времен, а также безжалостности самих нацистов.
