21 марта сего года Пьер Сенне, прокурор республики в Нанте, сделал коммюнике для прессы, в котором официально объявил результаты анализов ДНК на человеческих останках, обнаруженных в ночь с 8 на 9 марта в амбаре деревушки Пон-де-Бюи-Кимерк, что в департаменте Финистер.
Юбер Кауссэн убил Паскаля, Брижит, Себастьяна и Шарлотту Троадек, своего свояка, его жену, а также детей их, выросших на его глазах
Мелкорасчлененные, частично сожженные, частично разбросанные диким зверям на поживу по окрестностям фермы тела действительно принадлежат супругам Паскалю и Брижит Троадек, а также их детям Себастьяну и Шарлотте, объявленным в розыск в середине февраля департаментом Атлантическая Луара.
Множественные образцы крови жертв были ранее собраны полицией в доме семейства Троадек в Орво, что в пригороде Нанта. В четверном убийстве и осквернении человеческих останков обвиняется Юбер Кауссэн, сожитель сестры Паскаля Троадека Лидии. Лидия Троадек, помогавшая Кауссэну убирать дом в Орво после совершения преступления, пока проходит по делу как его соучастница.
***
17 июня года 1940 года маршал Петен с «болью в сердце» объявил своим соотечественникам о правительственном решении прекратить боевые действия и сдаться на милость превосходящих сил противника. Нацистская свастика расползлась своими щупальцами от Бреста и до Бреста, от Атлантики до Западного Буга.
Ранним утром 18 июня передовые части немецкой моторизованной пехоты уже прошли Кемпер и вплотную приблизились к полуострову Крозон. Счет шел на часы.
У брестской пристани Ланинон стояли на причале пять реквизированных пассажирских теплоходов. Более 300 человек, то есть все рабочие брестского порта, арсенала и матросы, а также специально освобожденные для срочных работ заключенные были заняты на погрузке 16 201 ящика непривычных даже для бывалых моряков тяжести и качества подгонки досок.
На ящиках стояли клейма Банка Франции. В них вывозился из страны – частично в США, частично в североафриканские колонии – республиканский золотой запас.
«Это был сумасшедший день, – вспоминает военный историк Ален Булэр, – дороги Финистера бомбили, жандармы и полиция покинули свои посты, люди работали без отдыха по двадцать часов, на водке и вине, под постоянной угрозой налетов Люфтваффе. Капитан Бард отдал приказ закончить погрузку к шести часам вечера: в шесть начинался прилив, можно было сниматься с якоря, кроме того, дольше защитники «бретонской ниши», последнего оплота военного сопротивления на территории Франции, сдержать противника просто не смогли бы.
Конечно, подробного, документированного учета ящиков с золотыми слитками при погрузке не велось. Мы знаем, что в шесть тридцать пять судов с золотом кильвартерной колонной вышли из порта Бреста в открытое море. И мы знаем также, что число ящиков округлилось: один из них упал в воду с трапа. Нырять за ним времени уже не было».
Это голос независимой Бретани, трехсотлетняя нестершаяся память, порт в дыму, уходят англичане, над пожарищем прострелянное знамя.
50 кг чистого золота в герметичном ящике, сказочное сокровище для счастливчика, которому этот ящик попадется в руки. В ночь с 18 на 19 июня четверо рабочих арсенала тайно достали из неглубоких вод брестской бухты утонувший ящик с банковым тавром.
Дочь одного из них, шестидесятилетняя Колетт, с рождения проживающая в Бресте, уверяет, что отец ее и в мыслях не имел воспользоваться кладом в меркантильных целях, «тем более что все слитки были помечены и пронумерованы».
Бретонские патриоты хотели лишь спасти золото республики от бошей, а потому спрятали его, даже не вскрыв ящика, в подвале заброшенного дома в квартале Рекувранс, рабочем, матросском, военно-морском, обычно живом и по-портовому веселом, но настороженном и мрачном в эти позорные дни, первые дни величайшего в истории страны поражения. Даже проститутки Рекувранса погасили в ту ночь свои фонари в знак национальной скорби.
Горечь обстоятельств, вероятно, сковала руки и языки клад нашедшим: все четверо пережили оккупацию, но ни один из них не вернулся за сокровищем, не передал его секрета близким, нуждающимся подчас в необходимейшем. Впрочем, властям после войны о слитках тоже никто из четверых не сообщил.
Рекувранс, живописный, горбато-холмистый, весь – мощеные улочки и скрюченные домишки – пострадал в войну куда меньше собственно Бреста, расположившегося современным, безликим, практичным, радиально-кольцевым образом на противоположном берегу речушки Пенфельд.
Руки до пустующих с 30-х домов Рекувранса у муниципалитета не доходили до середины 70-х, когда полквартала было выставлено на продажу в рассрочку рабочим порта и членам их семей – с обязательным условием приведения жилого фонда в надлежащий вид.
Тогда-то домик на улице Лоран-ле-Жанр (то есть Лаврентия Деверя – название судьбоносное, фатальное!) и приобрел балагур и весельчак Пьер Троадек, хозяин маленькой штукатурной фирмы, с женой своей Ренэ, воспитательницей детского сада, и детишками Паскалем и Лидией.
Жить в Рекуврансе Троадек, правда, не стал: наскоро отремонтировал дом, поделил его на квартиры и стал квартиры сдавать, прибавив тем самым ренту к своим невеликим заработкам штукатура.
На ремонте подвала, конечно, сэкономил, при замене канализационных труб сжульничал, не без этого («иначе, если все делать по нормам муниципалитета, так никаких ведь денег не хватит!»). Сказал жильцам, коли будут проблемы с делами туалетными – обращаться к нему лично, сам из рабочих, сам и починит.
И канализация, заложенная полутора веками ранее, аккурат к августейшему визиту в Бретань императора Наполеона Третьего, мужественно выдерживала все напоры и по-крупному тороватого Троадека не подводила – до лета 2006 года, когда вековая труба, наконец, сдалась, лопнула, подтопила подвал, и Пьер Троадек, уже пенсионер, пришедший ее сменить, стену чуть приударил молотом, а там... веселым огнем горя заблестели слитки золота в свете тусклого фонаря.
Золото и Юбер Кауссэн вошли в семью почти одновременно, вспоминает Ренэ Троадек.
Старший сын, Паскаль, был женат уже давно («окрутила его эта хабалка Брижит, ууу, вульгарная, вульгарная бабища, чуть что не по ней, пасть разинет – и понеслось!»), а вот младшенькая, Лидия, успехом у мужчин не пользовалась – серенькая была, тихонькая, мышастенькая, а потому, когда она объявила, что познакомилась по интернету с мужчиной, да еще математиком по образованию, работающим в службе компьютерной поддержки брестской судостроительной верфи, материнской радости не было предела.
«Юбер сразу пришелся мне по душе: такой вежливый, обходительный такой, слова грубого не скажет, образованный опять же. Жениться, правда, не спешил, но сейчас-то какая разница? Вон, парнишечка у них с Лидией родился, Анри, и обосновались они неподалеку, в Плугерно, здесь же, в Финистере...»
Делиться золотым секретом с детьми Пьер Троадек не спешил: три года, с шестого по девятый, ящик покрывался пылью в гараже их с Ренэ дома, и лишь на смертном одре, умирая от рака толстой кишки, Пьер открылся своему сыну Паскалю.
«Если бы адвокат не объяснил мне, что ни о каких ограблениях в лоне семьи речь идти не может, я бы заявила на него, точно заявила бы, – кипятится Ренэ, вспоминая, как в тот же день, оставив обезумевшую от горя мать у теплого еще тела отца, Паскаль бросился перевозить золото из родительского дома в свой собственный, в Орво. – А все Брижит, змея подколодная. Паскаль мой всегда был при ней, как собачка комнатная, во всем, дурачок, ее слушался. Ну я и рассказала Лидии о сокровище. Не должна же была Брижит получить все, в самом деле...»
В момент смерти отца семейства свояки поменялись ролями. Если раньше гордостью семьи считался успешный, образованный, материально состоятельный Юбер, а над фрустрациями и завистью претенциозного, ленивого, неуверенного в себе Паскаля, электрика на подхвате, принято было подтрунивать, то теперь именно Паскаль стал хранителем и де-факто владельцем 50 кг чистого золота.
Он не приобрел в одночасье привычек миллионера, но и то малое, что он начал себе позволять – покупка нового «Фольксвагена», отпуска с семьей во Флоренции, Монако, Андорре с шутейно-издевательскими открыточками из каждого из этих нарядных, солнечных, не по-бретонски счастливых городов, – выводили из себя оставшихся дома.
«Мы с отцом ни разу не позволили себе выехать на лето из Финистера – дорого, да и есть у нас здесь все, что нужно – и море, и пляж, – а он, видите ли, брезговать начал, бездельник! – Ренэ не скрывает своего негодования. – И Юбер с Лидией были недовольны, разумеется.
Еще и Брижит подливала масла в огонь, мол, если перевести капитал за границу, никто его оттуда уже не выцарапает – там же не действует кодекс Наполеона о равных долях наследства для всех детей, но, напротив, в обычае право первородства, а Паскаль же – старший, тогда как Юбер – вообще нам никто, да, именно так и говорила – никто...».Юбер Кауссэн, державшийся до смерти Пьера и откровений Ренэ особняком, не навещавший семью гражданской жены даже на Рождество и Пасху, зачастил в Орво и к одинокой Ренэ. Ренэ обожала его, считала своим настоящим сыном. Паскаль тоже не возражал против его визитов: завистливый, голодный, загнанный блеск в глазах некогда высокомерного Юбера льстил его самолюбию.
Между свояками установились болезненные, алчно-заискивающие отношения, полные сладострастия, отталкивающего вожделения, взаимозависимости и злобы. Здоровье Юбера сдает, он переходит на удаленную работу и уезжает с семьей на ферму в Пон-де-Бюи, местечко мрачное, гнилостное, болотистое.
Восьмилетний Анри не ходит в школу. «Они прятали его, боялись, что Паскаль его похитит, – говорит Ренэ и вздыхает, – Бедный Юбер. Есть в золоте что-то, что действует на человеческий рассудок, подобно наркотику. Он стал похож на одержимого, на религиозного фанатика – у нас много таких в Бретани...».
Ренэ до сих пор любит своего зятя, до сих пор считает его, красавца, взявшего в жены ее серенькую Лидию, сыном. «Он виноват, да, но ведь у него есть же оправдания! Брижит была такая злыдня, а мой сын – такой простофиля!»...
В ночь с 16 на 17 февраля Юбер Кауссэн убил Паскаля, Брижит, Себастьяна и Шарлотту Троадек, своего свояка, его жену, а также детей их, выросших на его глазах, детей, которых он учил плавать на золотых пляжах Кемпера, которых качал на качелях в саду дома бабушки Ренэ, которых отвозил порой в школу по пути на судоверфь.
Кауссэн утверждает, что все произошло внезапно, он приехал, чтобы найти и разделить поровну золото, Паскаль набросился на него с топором, завязалась потасовка – но следователи категорически отвергают эту версию.
«Убийство очевидно преднамеренное и готовилось давно», – утверждает комиссар де Лигоннэ. – Более того, Кауссэн не просто убил всю семью своего свояка, он порезал трупы на мелкие кусочки, пытался их сжечь, а остальное цинично разбросал по окрестностям. Здесь речь уже не о заметании следов, но о всепоглощающей, выжигающей изнутри ненависти...».
Пресловутый ящик с золотыми слитками в Орво найден не был. Анализ банковских счетов жертв не показал поступления крупных сумм извне.
Баланс Банка Франции, подведенный еще в 1945 году, выявил недостачу в 395 кг золота, потерянных при эвакуации. Действительно ли 50 кг из этих 400 осели в Бресте или афера Троадек – это всего лишь еще одна легенда о сокровищах?
