Нередко называют внешнюю политику Николая I не просто провальной (с этой-то оценкой спорить странно, поскольку итог – катастрофа Крымской войны – общеизвестен), а странной, «глупой» и т.п. А между тем ничего особенно странного в ней не было.
Переменам невозможно противиться, их нужно использовать
Это была политика «европейского консервативного консенсуса», охраны существующего порядка и поддержания мира, наступившего после наполеоновских войн: поддержание монархического легитимизма до тех пор, до каких это возможно.
Но не любой ценой. Если все или основная часть участников принимает перемены, хотя бы в силу того, что не может их отменить, или когда издержки на приведение в прежний вид будут слишком велики, то тогда новая ситуация, новый режим фиксируются и включаются в существующую систему на тех же правах.
Примером этого служит отношение к Июльской монархии или к Бельгии: ни то, ни другое не вызывает восторга, но принимается, раз предшественники – Карл X и Нидерланды – явно продемонстрировали свою неспособность поддерживать ту самую консервативную устойчивость, которая выступает как высшая ценность.
Утрата частных выгод и преимуществ (отказ воспользоваться удобной ситуацией, каким-нибудь замешательством или ослаблением партнера, чтобы быстро ухватить себе какой-нибудь дополнительный «кусок пирога») принимаются, поскольку выгода общего согласия и порядка мыслится более существенной в долгосрочной перспективе.
В этом отношении именование «жандармом Европы» действительно принимается без негодования, даже как до некоторой степени лестное, поскольку «жандарм» – тот, кто поддерживает публичный порядок (не позволяя, например, по выражению Тютчева, тут же перессориться между собой Пруссии и Австрии и не допуская первую наброситься на вторую в подходящий ей момент).
А одной из причин провала было то, что такой политики Российская империя продолжала придерживаться и тогда, когда большинство остальных участников «европейского концерта» отказались от политики консерватизма, начав играть на изменениях и поддерживать те из них, которые представлялись им выгодными. Здесь рубеж – 1848 год, когда новые европейские правительства – или реставрированные – приняли уже все скопом, что переменам невозможно противиться, их нужно использовать, нужно хоть до некоторой степени становиться «игроками на опережение».
Не поняли этого только Россия и Пруссия. Первой это объяснили в Крыму, а до Пруссии донес весть о переменах Бисмарк.
Источник: Блог Андрея Тесля
