Ваш покорный слуга родился и вырос в южноукраинском городе Херсоне и, честно говоря, никогда не жалел об этом.
Очевидно, был (точнее – была) некий «генератор», сумевший заразить своими настроениями всю группу
Судите сами: достаточно компактный по сравнению с многими другими близкими по населению городами, но в то же время зеленый, с большим количеством парков и скверов, экологически чистый, без гигантов металлургии и большой химии, на берегу могучего Днепра, пляжи, гидропарк и живописнейшая пойма, куда можно было выезжать на моторках на богатую рыбалку и просто пикники, а у многих горожан на островах дельты были свои дачи.
Была в окрестностях Херсона и такая уникальная для юга вещь, как настоящие хвойные леса с их «тихой охотой», и, наконец, всего в 100 километрах Черное море, где у каждого херсонского предприятия были пионерлагеря и пансионаты, так что ежегодный (и недорогой) отдых на море был нормой. Приезжали на херсонские курорты и гости из других регионов тогда необъятной страны, у которых разбегались глаза от сказочно низких по их меркам цен и изобилия на южных базарах. Помню, как моя знакомая, приехавшая из Иванова, была поражена тем, что вишни у нас растут просто на улицах.
Что же касается государственной торговли, то, конечно, по наполнению херсонские магазины уступали столицам, но для тех же жителей средней полосы уровень нашего снабжения был недосягаемой мечтой. Да и одевались херсонцы (особенно херсонки) получше большей части страны благодаря наличию моряков загранплаванья, что позволяло приобретать модные шмотки и прочие атрибуты западной жизни «из первых рук».
Неплохо, по словам знающих людей, обстояло у нас дело и с «культурным досугом» – популярные исполнители приезжали почаще, чем в аналогичные города, благодаря, во-первых, авторитетному директору филармонии, умевшему решать соответствующие вопросы, а во-вторых, наличию уникального для города таких размеров концертного зала на 1800 мест, дававшего государству хорошие сборы, а херсонцам – относительно доступные (в смысле возможности достать) билеты.
В этом прекрасном городе я, отучившись в школе, поступил в техникум, где в моей группе, кроме меня, был еще только один представитель сильного пола, а из 28 девушек 23 были из «области». И так получилось, что ближе к концу учебы среди них окрепло убеждение, что Херсон совсем не тот ГОРОД, ради которого они покинули родные пенаты. ПОРА ВАЛИТЬ ИЗ СРАНОГО ХЕРСОНА – это стало основным трендом в настроениях моих однокашниц. Поскольку в параллельных группах подобных настроений особо не наблюдалось, то, очевидно, был (точнее – была) некий «генератор», сумевший заразить своими настроениями всю группу (говорю в предположительном наклонении, поскольку тогда особо этот «процесс» не отслеживал).
На беду, по нашей специальности (производство полупроводниковых приборов) выпускники распределялись только в Херсон, на соответствующий завод. Но поскольку «настроения» приняли такой размах, хлопотами классной руководительницы руководство техникума направило в министерство письмо с ходатайством выделить некоторое количество иногородних распределений для нашей специальности.
И вот из Москвы пришел ответ, нам дали три места: некий военный НИИ в городе Протва Калужской области, Ташкентский завод полупроводниковых приборов и Саранский телевизионный завод. Боже, какой же был взрыв восторга, когда примерно за пару месяцев до распределения класрук об этом объявила! Слезы счастья, объятия... Перефразируя классиков, гнилые стены опостылевшего Херсона рухнули, и вместо них в голубом небе засияли небоскребы сказочных Ташкента и Саранска. Правда, эйфория длилась минут 10, не больше. Быстро сообразили, что «волшебные билеты» могут достаться только трем счастливицам, и, естественно, началось выяснение, кому именно.
«Куда вам с вашими тройками», – кричали отличницы. «А вы должны в институт поступать, а не по распределению ехать», – парировали «оппонентки»: по тогдашним правилам, 10% лучших выпускников техникумов имели право (но не обязанность) поступать на дневные отделения вузов. Сошлись лишь в том, что мальчики пусть и не «заикаются» – им все равно в армию. «Запомни эти слова, – сказал я своему товарищу. – Придет время, нам предложат эти места именно потому, что нам все равно в армию».
И действительно, по мере приближения «точки невозврата» энтузиазм начал спадать. Схватка за дефицитные места плавно переросла в поиск трех «крайних». Через несколько месяцев все трое «крайних» вернулись и в итоге работали на «родном» херсонском заводе, но без статуса молодого специалиста и соответствующих привилегий, включая льготную очередь на жилье.
Конечно, на развязку этой «эпопеи» повлияло не только пришедшее с необходимостью принять решение осознание, что Ташкент и Саранск еще дальше во всех смыслах от «Рио-де-Жанейро», чем Херсон, но и боязнь молодых девушек жить вдалеке от пап и мам, родного дома. О значимости этого момента свидетельствует еще одна история.
В середине 90-х семья моих земляков выехала на ПМЖ в США, в Нью-Йорк. Поскольку в новые времена они вписались вполне удачно, то главным мотивом было – «ради детей и внуков». Спустя 15 лет старшая внучка, которой на момент отъезда было 10 лет (т. е. выросшая и сформировавшаяся в Америке), поехала на полгода в Москву работать по контракту преподавателем английского. И едва не разыгралась «семейная трагедия» – ей так понравилось, что возвращаться она отнюдь не желала. Больших усилий стоило всему семейству убедить девушку вернуться «домой».
В общем, «сказка ложь (хотя обе истории абсолютно реальны), да и в ней намек...» И к слову, по данным Института Гэллапа, из Франции мечтают уехать навсегда 18% опрошенных, из Израиля – 20%, из Великобритании и Германии – 27%, а из России – только 17%. Но насколько же эти 17%, мягко говоря, заметны!
Специально для газеты ВЗГЛЯД
