Елизавета II, еще накануне бодрая, почувствовала себя плохо после аудиенции с Лиз Трасс. Это был последний чек-пойнт преемницы Бориса Джонсона перед тем, как официально стать новым премьер-министром Ее Величества.
Если верить в предзнаменования (а монархи в них обычно верили), картина выходит мрачная не только для королевской семьи, но и для британской государственности.
В юности Трасс агитировала за упразднение монархии, перейдя в партию поддержки трона по соображениям карьеры. А теперь совмещает в себе набор качеств, идеальный для того, чтобы добить национальную экономику.
Без королевы распродажа империи ускорится, а рынки просели уже сейчас – на миллиарды. Страна лишилась объединяющего символа, который, несмотря на любые претензии к дому Виндзоров, работал на совесть.
Даже большинство членов сепаратистской Шотландской национальной партии выступали за то, чтобы Елизавета II оставалась их королевой и в том случае, если референдум о независимости приведет к успеху.
Королева была хранителем британского эталона и одним из факторов, которые удерживали государство от развала. А потому – последним «настоящим» монархом Европы, по-прежнему играющим значимую роль.
Если бы главы правящего дома лишились испанцы или шведы, это мало бы кто ощутил: есть символы, а есть Символы. Елизавета II из вторых. Ее соразмерные по статусу «коллеги» – не датчанка Маргрете II и не бельгиец Филипп, а папа Римский.
Из этого также следует, что смерть в замке Балморал сугубо британская печаль – и лишь в последнюю очередь русская. Для нас это чужая история, чужая сказка, трагедия в чужой семье. Чтобы ценить британские традиции и британский высокий стиль, нужно быть британцем. Даже англосаксом быть недостаточно – американцы веками высмеивают чопорный церемониал бывшей метрополии. Выходит когда как, но часто – и смешно, и справедливо.
Вблизи и в удалении от гроба монархини (согласно традиции – свинцового) будет сказано много возвышенного, хвалебного – и в той же степени справедливого, что и злое иностранное ехидство. Но все то значительное и благотворное, что было сделано Елизаветой II, было сделано ей для своей семьи, пусть даже границы оной проходят не по дому Виндзоров, а по всей нации или даже по всему Британскому Содружеству.
Россия им всем не друг, причем это выбор не России, а самой Британии, осознанно распалившей былую вражду ради потуг на новое владычество. Для нас мрачный символизм заключается еще и в том, что в знак траура по усопшей будет бить колокол на Круглой башне Виндзорского замка – так называемый балаклавский колокол, некогда вывезенный британскими военными из Крыма после проигрыша России в войне 1853-1856 годов. Он звонит только по случаю смерти монарха.
Нынешнее британское правительство провозгласило своей целью еще одно военное поражение России – вплоть до возвращения все того же Крыма в состав Украины и полного обрушения российской экономики. Над этим денно и нощно обещает работать правительство Лиз Трасс.
Смерть, которая сильно ослабляет твоего врага, трудна для почтения. Любая приличествующая случаю речь показалась бы лицемерием и нам, и британцам, если не брать в расчет понятной почти каждому боли от утраты близкого человека.
Не случайно Владимир Путин направил соболезнования не на Даунинг-стрит, а сыну покойной королевы – принцу Чарльзу, с которым знаком лично. Новому королю Карлу III президент России пожелал «мужества и стойкости перед лицом этой тяжелой, невосполнимой утраты».
Это не политические, а человеческие слова. Они о смерти не главы официально недружественного (по сути – враждебного) государства, а о смерти матери.
Вне этого контекста на язык просится что-то вроде «Дорогой Карл III, сражение под Херсоном, слава Богу, проиграно...» – и далее по тексту.
Но вот парадокс, причем парадокс исторического масштаба. Даже советская власть и советская печать, как бы говорившие от имени советского народа, лично о Елизавете II и ее отце Георге VI гадостей не говорили и не писали. Антибританский жанр вида «наш ответ Чемберлену» относился к передовым, в нем работал даже Иосиф Сталин (например, написал для «Правды» ответ на фултонскую речь Черчилля, в которой сравнивал британского премьера с Гитлером). Однако короля и королевы возмущенные отповеди из Москвы никогда не касались.
И вроде бы логично: верховный главнокомандующий вооруженными силами Великобритании, верховный правитель Церкви Англии и формальный глава 15 государств от Австралии до Ямайки (по алфавиту) не имеет реальных полномочий и не определяет политику страны. Но в советском случае речь идет о правительстве рабочих и крестьян, которому сама Партия велела резать правду-матку прямо в лицо эксплуататорскому классу и бороться за «без царя».
Несмотря на это, публичное отношение СССР к британской монархии было отношением к почтенному пережитку прошлого с неожиданным акцентом на слове «почтенный». Возможно, в силу пункта № 1 (о полномочиях), но скорее потому, что Ее Величество отвечала СССР взаимностью и не участвовала в передовом уже для британского правительства жанре – антисоветской пропаганде.
Она была Королевой. Той, что по определению выше всех, а потому корректна со всеми. Это тяжелый труд, это родовой долг, но именно в случае с Елизаветой II – это действительно высокий стиль.
Хрестоматийной стала история, когда Юрий Гагарин, не знавший британского этикета, съел на приеме у королевы дольку лимона из своей чашки с чаем. Королева немедленно поступила так же – с ходу реформировала чопорный этикет, чтобы первый человек в космосе не почувствовал себя неловко.
Совсем другим был ее супруг – принц Филипп (обаятельный, впрочем, по-своему). На пике холодной войны его спросили, хотел ли бы он – кровный родственник Романовых, который при определенных обстоятельствах мог бы претендовать на русский трон – съездить в Россию. Принц ответил:
«Очень бы хотел, хотя эти ублюдки и поубивали половину моей семьи».
Но на публичное отношение правящей королевы к Компартии Советского Союза эта семейная трагедия никак не повлияла. Как и на отношения между ней и властями новой России или, если брать шире, с русским народом.
Отношений между нами просто нет. Но если они вдруг появлялись по особому случаю, были неизменно корректны. А уважение – это то, чего Россия годами и безуспешно требовала от Запада. Елизавета II выражала его без предварительных условий (как, впрочем, и в случае с любой другой страной) и практически в одно лицо. Теперь ее лица будет не хватать многим.
Уже сейчас, на минимальном отдалении от ее послевоенной эпохи и на фоне новой глобальной бури, этот выдержанный и безупречный подход действительно начинаешь по-особенному ценить. Ценным кажется даже неполиткорректный юмор харизматичного принца Филиппа, если вспомнить про ушат помоев, который за этот юмор вылила на него и на Елизавету II невестка Меган Маркл. Внучок – принц Гарри – сидел рядом и поддакивал.
Эти двое – то, что пусть не лично, но ценностно идет на смену для кого-то смешной, устаревшей и даже тягостной королевской традиции, которая тем не менее решала свою консолидирующую задачу и берегла сокровищницу империи.
Если Елизавета II использовала свои немногие полномочия, чтоб оградить владения Виндзоров от «зеленой революции», то непосредственный наследник – 73-летний король Карл III, еще будучи принцем Чарльзом, предлагал устроить «военную кампанию» против глобального потепления.
Что будет при внуках – страшно представить. Возможно, вообще ничего не останется.
Даже упоминание королевы (теперь – короля) из гимна уберут, заменив на что-то гендерно нейтральное.
Тогда-то эпоха Ее Величества Елизаветы II, несмотря на совпадение с периодом имперского упадка, будет восприниматься величественной уже абсолютно всеми – как зрелище грандиозного рождественского бала, за которым с другой стороны морозного стекла наблюдают дети бедноты, многие из которых тайно мечтают быть принцами и принцессами.
Лучше уж так, чем новые большевички а-ля Меган Маркл и Грета Тунберг. RIP.