Словом «император» на романские и славянские языки обычно переводят слово «тэнно», но буквально это – «небесный хозяин». Японская монархическая династия – старейшая из правящих и наиболее приближенная к мистическому. Согласно синтоистскому легендариуму, ее основатель – праправнук богини солнца Аматэрасу и первый император Японии Дзимму родился в 711 году до нашей эры. Правда, историки считают, что Дзимму «моложе» примерно на тысячу лет, но Япония не та страна, где в подобных вопросах прислушиваются к историкам.
Династия имела все шансы уступить место республике после Второй мировой войны. Американская оккупационная администрация была настроена серьезно и рубила под самый корень, например, отменила один из главных государственных праздников Страны восходящего солнца – день восшествия первого императора на Хризантемовый трон. А все потому, что свой пакт с нацистской Германией и фашистской Италией Япония заключила в год 2600-летия интронизации Дзимму и оправдывала свои захватнические устремления его «политическим завещанием». Проще говоря, видела себя державой, управляющей всем миром.
Злодей в Диснейленде
Раз уж американцы не пожалели даже легендарного императора, то обломать крылья действующему – Хирохито – им завещал сам пепел Перл-Харбора. Однако генерал Макартур – фактический архитектор новой Японии – внезапно передумал и решил оставить подозреваемого в военных преступлениях человека в системе власти, понизив до простого смертного в буквальном смысле. Император был вынужден публично заявить о том, что он не богочеловек и не потомок Аматэрасу.
Нельзя сказать, что монарх в этом случае отделался «малой кровью» – его «признание» сотни подданных встретили сеппукой (более привычное для русских слово «харакири» обозначает почти то же самое, но несет в себе ироничный оттенок). Но собственный живот Хирохито вспарывать не стал, и даже если хотел это сделать, не смог бы себе позволить – императорам в Японии подобное категорически запрещено.
Он жил еще очень долго и очень тихо, пускай – в силу технологической революции – и более открыто, чем его предшественники, показав себя миру как интеллигентного и воспитанного человека. Посещению американского Диснейленда император Японии радовался как ребенок. И в то же самое время оставался символом смерти, войны и страданий у целых народов, что имеют право воспринимать Хирохито так же, как воспринимают Гитлера чехи, греки и поляки.
При этом японцы американцев все-таки перехитрили.
Признание у Хирохито получилось максимально расплывчатое и иносказательное, а его последующего цитирования всячески избегали не только в японских СМИ, но и в книгах.
Фактически целая нация, как бы отрекаясь от своей божественной миссии, скрестила пальцы за спиной. И даже полная потеря императором рычагов реальной власти меняла для нее не так уж и многое – в японской истории были и гораздо более длительные периоды, когда потомок богини солнца был чисто церемониальной фигурой.
Сын Хирохито – Его Величество Акихито по части полномочий может позавидовать даже британской королеве, поскольку полномочий у него вообще нет, даже номинальных. Единственный император на планете Земля – это «символ государства и единства народа». То есть что-то вроде флага или герба, которого у Японии, кстати, нет – эту роль исполняет изображение императорской печати.
Тем не менее японцы ревностно чтят своего императора, поскольку ревностно чтят самих себя – свои традиции, культуру, историю. Этому не помешало и то, что Акихито вслед за отцом продолжил «ниспровергать основы». Во-первых, женился не на аристократке, а на дочери мукомола (правда, очень богатого мукомола) – нынешней императрице Митико. Во-вторых, воспитывал своих детей сам, что в Японии считалось «не царским делом». В-третьих, попросил нацию о добровольной отставке, чего не было на протяжении двух веков и не подразумевалось законодательно – император Японии обязан быть «символом народа» до самой своей смерти.
Консерваторы во властных коридорах хватались за свои консервативные головы, но подавляющее большинство японцев растрогало желание императора посвятить семье последние годы жизни – и они встали на сторону своего тэнно. В итоге парламент принял специальный – исключительно под Акихито – закон, восстановив использовавшийся в средних веках титул дайдзё тэнно (то есть император, уступивший трон). Это запустило растянувшийся почти на три года процесс отречения, в рамках которого Акихито испрашивал у богов и предков дозволения на почетную пенсию. Точку в нем поставят 30 апреля, а уже 1 мая на Хризантемовый трон взойдет старший сын императора – Нарухито. Так начнется эра Рэйва – «рэй» и «ва», удачи и гармонии.
Я календарь переверну
В Стране восходящего солнца используют два календаря – привычный нам и патриотический, где летоисчисление каждой эры ведется от восшествия на трон нового императора. То есть 2019-й – это 31-й год эры Хэйсэй и – одновременно – первый год эры Рэйва. Как минимум половина японцев, если судить по соцопросам, отдают предпочтение традиционному календарю, который закреплен законодательно и должен учитываться, к примеру, во всех банковских документах и правительственных указах.
Русским сложно понять, сколь много обозначение императорских эр (они же – девизы правления, или нэнго) значит для японцев. Проще поверить – немало. Девиз для Нарухито разрабатывался специальной группой специалистов при правительстве в режиме строжайшей секретности, а окончательное решение озвучивалось не только в прямом эфире по ТВ, но и с уличных экранов, которыми богаты японские города. В России на такое количество ретрансляторов может рассчитывать только национальная сборная в период мундиаля.
Наиболее известный и у нас, и в прочем в мире нэнго – это, пожалуй, Мэйдзи, в дословном переводе – просвещенное правление. Затянувшаяся на 44 года эра ознаменовала собой упадок власти самураев, возвращение императору реальных полномочий и комплекс реформ на западный манер, по итогам которых Страна восходящего солнца окрепла, открылась миру и выиграла войну у России, где соседку справа не воспринимали всерьез.
Эра Хирохито – Сёва, то есть сияющая Япония. Учитывая исторические обстоятельства, она как бы делится на две части: в первой сияло оружие милитаристской державы, во второй – ее экономические достижения. Хэйсэй Акихито – это уже установление мира, которое теперь сменяется порядком и гармонией (в другом переводе – благополучием и спокойствием).
Премьер Синдзо Абэ с иероглифами «рэй» и «ва» (фото: AP Photo/Eugene Hoshiko/ТАСС)
|
Саму традицию девизов-нэнго японцы переняли у китайцев еще в первом тысячелетии – у тех самых китайцев, потомков которых в эру Сёва императорская армия пытались помножить на ноль. Поэтому предыдущие девизы имеют корни в древней китайской поэзии, но новый нашли в японской. Как утверждают специалисты, в том же произведении фигурируют весна, легкий ветер и цветение сливы, но сам девиз, безусловно, политический.
По словам премьер-министра Синдзо Абэ, он символизирует надежду на то, что каждый японец достигнет своих целей. «Мы подтвердили нашу решимость вместе с нашим народом открыть новую эру, полную надежд и благодарности за мирные дни... Девиз нового правления говорит о рождении и расцвете культуры в тот момент, когда народ объединяется воедино и заботится друг о друге», – заявил он, стоя у двух иероглифов, заключенных в рамочку и выполненных по всем законам каллиграфии.
Старые боги в новой политике
Абэ – политик действительно выдающийся – не случайно заговорил об объединении. По своим взглядам он безусловный националист – вполне умеренный, но искренний, а искренний японский националист всегда находится на стороне императора. От премьера и его окружения исходило сразу несколько законодательных инициатив по наделению тэнно не только церемониальными обязанностями, но и реальными полномочиями, что достаточно болезненный вопрос для «западников» в японском обществе.
Казалось бы, столь деятельному и настойчивому реформатору, каким является Абэ, конкуренты в управлении страной будут только мешать. Но в японской реальности все иначе. Служение Хризантемовому трону как бы наделяет премьера с его реформами божественной миссией – вот каково значение императора-человека, не обладающего никакой формальной властью.
Помимо прочего, тэнно – живой символ самобытности и японского суверенитета, над реальным наполнением которого и трудится сейчас Абэ.
В первую очередь речь идет о появлении у Японии полноценной армии. Согласно написанной американцами конституции, армии у Японии нет и быть не может – только Силы самообороны (неплохо, впрочем, вооруженные и разросшиеся до полтораста тысяч человек). Но патриот Абэ тихой сапой добивается своего. Министерство обороны в стране уже учредили, средства на перевооружение выделены, на окраинных островах разворачивают постоянные гарнизоны, а сами Силы самообороны получили право участия в операциях за рубежом, которого прежде не имели (подробнее о японской военной реформе газета ВЗГЛЯД писала в этом материале).
Парадоксальным образом Абэ в его устремлениях помогает главный противник Японии – Китай. Страна восходящего солнца качает свои мускулы не только в ответ на китайскую экспансию в регионе, но и под предлогом оной. То есть Пекин для Токио – и мотив, и удобный образ врага, иногда искусственно раздуваемый для получения поддержки от США, выбивания дополнительного бюджета на оборону и противостояния с пацифистами в парламенте.
Роль Японии в глазах Вашингтона – особый укрепрайон перед растущей КНР. Но в конечном итоге это позволяет Токио вести гораздо более самостоятельную политику, чем он мог бы себе позволить еще в 1980-х годах. А рост популярности патриотических идей в обществе (что связано в том числе с реформами Абэ в сфере образования) превратил японскую «улицу» в отдельного игрока, добивающегося все того же – возвращения государству реального суверенитета.
Наглядный пример – судьба американской военной базы на Окинаве, которую местные жители ненавидят даже несмотря на те рабочие места, которые она дает небогатой (по японским опять же меркам) провинции.
Неделю назад на ее территорию проникли неизвестные, устроив не разрушительный, но показательный теракт – взорвали баллон с газом.
Ранее местные жители на референдуме проголосовали против переноса базы в малообитаемую зону, то есть в пользу того, чтобы избавить префектуру от ее присутствия в принципе. Эту борьбу Окинава ведет уже давно, и во главе ее становится каждый новый губернатор, требующий от Токио изгнания янки. Американцы категорически против такого сценария, а Абэ явно исходит из бисмарковского определения политики как «искусства возможного». На словах он поддерживает компромисс – перенос объекта, но себя от народа не отделяет, называя американских солдат «бременем Окинавы» и поторапливая их командование со сборами.
Другой пример – попытка Абэ выстраивать особые отношения с Россией, санкции против которой японцы вводили предельно мягкие и формальные, да и те местами уже успели пересмотреть.
Кстати, будущая императрица Японии Масако немного владеет русским языком, поскольку является дочерью дипломатического работника и провела детство в Москве. К сожалению, она практически не принимает участия в общественной жизни страны, поскольку лечится от клинической формы депрессии.
Что же касается самого будущего императора – 126-го тэнно Нарухито, он никогда прежде не проявлял интереса к большой политике, разделяя сугубо гражданское увлечение своих отца и деда морской биологией (Его Величество Акихито даже является автором нескольких научных статей, посвященных морским бычкам). Но есть подозрение, что передача ему некоторых властных полномочий станет частью более значимых изменений в японской конституции, в том числе и той дискриминационной статьи, которая исключает для японцев наличие собственной армии.
Конечно, всего этого нет в девизе Рэйва, какое значение ни выбери – удачу со спокойствием или благополучие с гармонией. В этом смысле не нужно себя обманывать – тот же Абэ отдает приоритет все-таки экономике, а не геополитике, армии и патриотическим символам (при том, что его слова об объединении и заботе – явная отсылка к традиционной японской семье, в возвращении некоторых идеалов которой правительство видит лекарство от демографического кризиса).
Но все же он – по-настоящему амбициозный человек, одной рукой вежливо отодвигающий американцев от Окинавы, а другую протягивающий России с мыслью пододвинуть поближе Южные Курилы. И как с таким-то замахом сложится в итоге эра Рэйва может знать лишь тэнно. По крайней мере, одна из его наследственных реликвий – металлическое зеркало Аматэрасу, подаренное богиней солнца своим потомкам, – вроде бы должна наделять императора даром прорицания.
Это всего лишь предмет веры. Но вера в большой политике подчас способна творить настоящие чудеса. Особенно если ей улыбается «рэй» – та самая удача.