Целые отрасли отечественной общественной жизни оказались не просто захвачены пятой колонной, а фактически взяты на содержание Запада. Одной из таких отраслей оказалась научно-просветительская деятельность, включая научную журналистику.
Когда-то наша страна была сильна своими научно-популярными журналами, которые издавались за бюджетные средства тиражами в сотни тысяч и миллионы экземпляров. Максимальный тираж некогда легендарного издания «Техника – молодежи» достигал 2 млн экземпляров в 1990 году. В этом году тираж составлял жалкие 26 тысяч. Тираж «Знание – сила» сегодня всего 3 тысячи. Удивительно, что большинство знаменитых журналов выжило в принципе. Их не встретишь в газетных киосках, они напрочь вытеснены желтой прессой.
Это было закономерное следствие ренессанса капитализма в России. Новости науки перестали быть духовной ценностью, а стали специфическим сегментом медиаконтента. Причем сегментом весьма капиталоемким и трудозатратным. Кроме того, становление капитализма сопровождалось распространением духа нарочитого антиинтеллектуализма: «Если ты такой умный, почему такой бедный?»
Справедливости ради следует сказать, что научпросвет не был только духовной ценностью. Это было необходимо советскому индустриальному государству, советской технократии. Научно-популярная пресса создавала мощнейшее фоновое знание, выступавшее опорой сложного и развитого естественно-научного и инженерного образования. Без занимательной физики и увлекательной научной фантастики заставить школьников массово и успешно изучать физику и математику минимум по шесть академических часов в неделю вряд ли было возможно. Скажем прямо – это была пропаганда науки, важнейшим заказчиком которой выступал отечественный военно-промышленный комплекс.
Когда либеральные власти новой России в 1990-е годы запустили процесс деиндустриализации, массовое естественно-научное и инженерное образование стало избыточным. Соответственно, ненужным стал и массовый научпросвет.
После того как закончились олигархические войны, научпросвет ожил. По моим впечатлениям, это произошло примерно во второй половине нулевых годов. Но по своим формам это был уже другой научный просвет. Да, открытые лекции в университетах сохранились, правда, всеобщее усиление пропускных режимов плохо сказалось на степени их открытости. Тон задавали лекции во всяких «лофтах» и книжных магазинах. Появились научно-популярные книги, изданные на деньги отечественных благотворительных фондов, и зарубежные гранты. Взрыв видеоблогинга быстро привел к научно-популярным лекциям и интервью на YouTube. Поскольку государство никакой значимой финансовой альтернативы не предлагало, финал был предрешен. Где зарубежные гранты, там и пятая колонна. Этот круг единомышленников оказался настолько тесным, настолько повязанным общими «проектами», что люди с иными политическими и даже просто мировоззренческими взглядами в него попасть не могли.
Напрашивается возражение: «И что с того, что научпросветом в основном заняты либералы? Научное знание объективно и не зависит от того, кто о нем рассказывает. Главное, чтобы дело свое хорошо делали». Если с естественными науками все почти так, то с гуманитарными это категорически не так. Следует еще разобраться, чего в гуманитарных науках больше – стремления к истине или функции идеологического контроля. Популярная политология Екатерины Шульман типичный тому пример. Гуманитарные науки чудовищно захламлены несусветной западной чепухой, наукообразной бессмыслицей и неявными русофобскими концепциями. Возможно, это неизбежная плата за инфляцию гуманитарного знания и умножение количества гуманитарных дисциплин. Но и естественники не гнушаются либеральной пропаганды и лоббирования интересов глобалистов.
Возьмем для примера деятельность Аси Казанцевой, популярно пишущей и рассказывающей о нейробиологии. Все анонсы ее лекций начинаются с причитаний о «беспросветном ужасе» и рухнувшей жизни, а также средствах борьбы с состоянием после 24 февраля: «Бывает, что оказывается достаточно делать предельно простые вещи, не требующие никакой концентрации, – скажем, ходить пешком или опускать лицо в мисочку с холодной водой… А после этого можно уже подумать и о том, как грызть палочку, как воздействовать на окружающую реальность, потому что нет ничего лучше для преодоления хронического стресса, чем все-таки пытаться воздействовать на окружающую реальность, и это подтверждается многочисленными исследованиями на мышах и людях». Нужна ли нам подобная популярная нейробиология, которая сначала внушает своей пастве стыд и ужас, а потом прописывает нервозное грызение палочки?
Вообще говоря, внушение состояний повышенной чувствительности, ранимости и плаксивости как реакции на российские реалии у подобных нейрофизиологов и прочих «когнитивщиков» – дело привычное. Еще для них модно испытывать рвотный рефлекс при упоминании решимости применить ядерное оружие – их постоянно «тошнит». По моим наблюдениям, этому «тошнит» уже лет двадцать. Убежден, это не они придумали, это из методички.
Впрочем, это крайний случай. Существуют более типичные черты колониального научпросвета. Это некие догмы. Первая и самая важная догма, которую колониальным просветителям необходимо внушать россиянам, что наука – дело принципиально международное! Ни о какой национальной российской науке и речи быть не может: нам нужны «коллаборации» и «транспарентность». С их точки зрения, все дела о шпионаже сфабрикованы контрразведкой, а секретов в современной «международной» науке не может быть в принципе. Именно пропаганда этой идеи о международной природе научного знания привела к откровенно вредительскому засилью прозападной наукометрии, с которой смогла справиться только СВО.
Согласно второй догме, российский интеллигент обязан всегда быть против государства – это его высокая социальная функция. Он даже может быть агентом охранного отделения, но все равно должен демонстрировать свое «все не так однозначно». В этой идее скрыта порочная дилемма: интеллигенту либо отказывается в убеждении, что государство может быть право, либо от него требуется злословить и протестовать, даже когда он внутренне солидарен с государством.
Проповедники этой догмы все как один мнят себя Сократами, жалящими общественное мнение. Но это, скорее, просто самооправдание – единицы из них способны быть настоящими провокаторами. Из этой догмы следует, что государство ничего требовать от ученых не может, даже если они трудоустроены за бюджетный счет. До недавнего времени они считали, что государевы ученые имеют право призывать к свержению власти, ограничению суверенитета и отторжению территорий, что это их святое сословное право.
Есть и другие черты. У каждой научной дисциплины свои сквозные тезисы. Экологи обязаны сеять радиофобию и критиковать прорывные проекты по замыканию ядерного топливного цикла. Астрономы должны славить «титана, расправившего плечи» – Илона Маска, а также на чем свет стоит костерить Роскосмос. Также им предписано хвалить частную космонавтику, включая космический туризм, и внушать идею о бесперспективности российской государственной космонавтики. Биологи обязаны сетовать на падение биоразнообразия российского Заполярья и подводить к тому, что северные территории следует отдать под международный контроль, поскольку «безнадежно отсталые» русские не способны беречь тундру. Психологи должны внушать идеи о нормальности целого спектра сексуальных извращений и других форм девиантного поведения: «Это нормально!» Прикормленные этологи со вкусом рассказывают о гомосексуальности в мире животных. Этот список можно продолжать.
Все это результат того, что научно-просветительская деятельность была взята на содержание и захвачена нашими геополитическими врагами. Степень разрушительного воздействия на образованную часть нашего общества до сих пор недооценивается.