С развала СССР прошло ровно тридцать лет. Самоуничтожение могучей ядерной державы стало возможным, поскольку Ленин в 1923 году взял верх над Сталиным, но могло случиться гораздо раньше, если бы Хрущев не расстрелял Берию. В основание советского государства с его первых дней была заложена «бомба», которая ждала своего часа долгие 70 лет.

В связи с распадом СССР обычно вспоминают непосредственных виновников «крупнейшей геополитической катастрофы XX века» (по формулировке Егора Гайдара и Владимира Путина). То есть Горбачева, Ельцина, Кравчука и Шушкевича. И гораздо реже – того политика, благодаря которому союзные республики получили юридическое право отделиться от Советского Союза. Этим политиком был основатель советского государства – Владимир Ленин. 

Как идейный марксист, Ленин догматично верил в мировую революцию. Он считал, что к интернациональному государству рабочих и крестьян будут присоединяться новые страны – по мере того, как пожар революции дойдет и до них.

Иосиф Сталин, в отличие от Ленина, в мировую революцию не верил. Как теоретик он был слаб, эту свою слабость знал – и называл себя практиком. План по организации нового государства партия летом 1922 года доверила именно ему – как главе Оргбюро ЦК и наркому по делам национальностей. И Сталин предложил максимально практичный проект, по которому все советские республики присоединялись к РСФСР на правах автономии. Примерно так сейчас организована Российская Федерация. 

Конкурирующим стал проект болгарского коммуниста Христиана Раковского – он предложил альянс полностью суверенных государств, скрепленный межгосударственными договорами. Единый центр в этом образовании вообще отсутствовал, то есть СССР он хотел организовать даже не как Евросоюз, а как СНГ.

Сталин назвал Раковского «сепаратистом» и легко добился поддержки своего плана в ЦК партии. Против выступили только национальные окраины – кто-то осторожно, как белорусы, кто-то громко, как украинцы и грузины.

При дальнейшем обсуждении проекта сопротивление удалось сломить: все проголосовали за, только грузины воздержались, а член грузинского ЦК Кобахидзе публично обозвал Орджоникидзе «сталинским ишаком».

Но тут в ситуацию вмешался Ленин, причем вмешался на последнем издыхании – к тому моменту вождь мирового пролетариата был уже тяжело болен и почти отошел от политики. Критика сталинского плана стала для него лебединой песней – после нее он больше ничего не успел, зато эта песня определила всю дальнейшую жизнь СССР.

Проект Раковского Ильичу тоже не нравился – такое государство рисковало стать слишком уязвимым для ударов извне. Однако, соглашаясь с доводом Сталина о необходимости единого союзного центра, он отвергал его же идею об укреплении завоеваний революции на базе многовековой российской государственности. Ленину нужно было истинно интернациональное государство, которое могло бы объединить весь мировой пролетариат. Поэтому СССР он предлагал строить как союз равноправных республик с правом добровольного выхода из союза для каждой из них.

Сталина с его автономизацией Ильич обозвал «великорусским шовинистом», заметив, что обрусевшие инородцы «часто пересаливают по части истинно русских настроений». И Сталин капитулировал.

Несмотря на эту капитуляцию, разногласия все равно стали причиной крупной ссоры между двумя вождями. В том, что умирающий Ильич так некстати вмешался в вопрос госустройства, Сталин винил Крупскую и отчитал ее в том духе, что она загружает больного Ленина политическими вопросами вопреки советам врачей. Крупская пожаловалась мужу на «грубость», муж велел Сталину взять свои слова назад, на что получил ответ в духе – возьму назад что угодно, если просит Ильич, но не понимаю, какие ко мне претензии, поскольку я единственно пекся о здоровье Ильича и только об этом сказал «товарищу Надежде Константиновне».

Уже после смерти Ленина Крупская обнародовала «Письмо к съезду» – так называемое завещание. В нем вождь призывал лишить Сталина поста генерального секретаря партии как человека «слишком грубого».

Соратники к Ленину не прислушались. В этот момент они уже делили власть – Зиновьев и Каменев объединились со Сталиным против Троцкого, поэтому решили отставки Кобы не принимать, а текст «завещания» не разглашать нигде, кроме как на закрытых заседаниях отдельных делегаций съезда.

Впоследствии Зиновьев и Каменев об этом пожалеют – уже тогда, когда Сталин отменит ленинский догмат о мировой революции в пользу тезиса о «построении социализма в отдельно взятой стране». Для тех старых большевиков, кто, как и Ленин, долго жил в эмиграции и видел себя радетелем за дело всего мирового пролетариата, это было чем-то немыслимым, но к тому моменту Коба как генсек уже расставил на ключевых партийных постах своих людей и имел надежное большинство по любым вопросам. 

Менее десяти лет спустя он также отменит коренизацию и будет развивать СССР как империю, все дальше уходя от ленинских преставлений в политике. Тем удивительнее то, что сразу после смерти Кобы раскалывать СССР по национальным границам станет тот, кого называли «лучшем учеником Сталина» – Лаврентий Берия.

В марте 1953 года Берия сосредоточил в своих руках огромные полномочия – одновременно был главой МГБ, главой МВД и заместителем главы правительства. Он готовился к решающей схватке за власть и пытался заручиться поддержкой национальных окраин. В его план реформ, получивших название «новый курс», вошли не только массовая амнистия, но и ускоренная коренизация – предполагалось, что все этнические русские передадут свои посты национальным кадрам. В зоне непосредственной ответственности Берии – МВД и МГБ – коренизация началась незамедлительно.

Людей увольняли с работы и выселяли из служебного жилья только из-за того, что они «не той национальности», чаще всего – русской. Фразы типа «убирайся домой в Сибирь» русские услышали задолго до перестройки – в 1953 году. В Прибалтике по этому поводу испытывали огромный энтузиазм, а вот в Белоруссии, для которой предназначалась особая бериевская директива, пребывали в шоке. Тогдашний комсомольский вожак Петр Машеров – будущий первый секретарь ЦК КП Белоруссии, которого в республике буквально обожали, стал одним из немногих, кто решился публично возражать всемогущему главе МГБ.

На первом этапе Берию поддержал даже Никита Хрущев – «на места» хрущевский аппарат рассылал директивы, аналогичные бериевским. Скорее всего, это ситуативная поддержка – параллельно Хрущев сколачивал против Берии собственный альянс.

Как бы там ни было, борьба Берии с русскими кадрами не позднейший «навет» на него со стороны Хрущева. Хрущев старался не упоминать лишний раз об ускоренной коренизации, поскольку сам успел в ней поучаствовать.

Считается, что она стала одной из причин, по которой Политбюро восстало против главы МГБ. Если бы этого не случилось, СССР рисковал развалиться гораздо раньше «перестройки». Согласно воспоминаниям сына Берии, Серго, его отец не видел в этом ничего плохого. Более того, он планировал уладить отношения с Западом и с соседями, ради чего был готов вернуть Германии – Кенигсберг, Японии – Курилы, а финнам – Выборг. Собственные взгляды Берии-старшего, которые тот скрывал от Сталина, Серго описывал как национал-коммунистические. 

Когда Берию расстреляли, коренизацию немедленно свернули – вторично, если считать ленинскую коренизацию, прерванную Сталиным в 1930-х годах. Следующая и последняя коренизация началась в республиках уже после развала СССР, который падение «лучшего ученика Сталина» отсрочило на несколько десятков лет.