Человек снова не звучит гордо. Для него, родимого, придумали лазерное оперативное вмешательство, пластическую хирургию, безболезненную стоматологию, нанотехнологии и дешевые кондиционеры, чтобы со всех сторон комфортно было венцу творения.
Мы теперь все – отходы, не пущенные в расход пока лишь потому, что должен же кто-то избирать и покупать
Но пока в одной из современных клиник Европы идет высокотехнологичное спасение какого-нибудь индивида, в соседней европейской стране десяток других индивидов со вполне отсталыми и варварскими осколочными ранениями складывают на кафель в морге с современными, но обесточенными холодильными камерами.
Трудно поверить, что как первые, так и вторые имеют паспорта последнего образца, счета, кредиты и аккаунты в «Фейсбуке». Но ни одно из перечисленных достижений цивилизации не защищает обе группы от того, что в одночасье из носителей «прав и свобод» они могут превратиться в ничто.
Или уже превратились? Превратились, просто мы не заметили.
В цивилизованном мире человека больше нет – есть электорат и покупатели. Права человека заменились правами избирателя и клиента.
Даже то, что еще в семидесятые-восьмидесятые годы прошлого века в нашей стране казалось борьбой за права и свободы человека, на деле обернулось лишь достижением прав избирателя выбирать между казнокрадом А и казнокрадом В, и ругать публично казнокрада С. А еще победой увенчалась борьба покупателя за право брать джинсы не из-под полы у спекулянта, а в бутике с мягким диванчиком.
Однако отнюдь не все классические права человека остались актуальными для покупателя с избирателем. Право на жизнь, к примеру, больше ни к чему: в конце концов, смерть клиента приносит доход не меньший, а за ранение вам скажут особое спасибо в фармацевтической компании.
Право на собственность? Увольте. Если ваша квартира пострадала при артобстреле, в будущем это изрядно освежит строительный бизнес и прочие современные производства.
Человек в понятии «ценность» закончился в ХХ веке. Разве не наоборот? Ведь мораторий на смертную казнь – чем не последний бастион средневековья, рухнувший под натиском гуманности? Увы, отменив один вид казни, человечество узаконило другой – казнь тех, кто еще не родился.
Нет, детоубийство в утробе изобретено не в ХХ веке. Еще записанная Гиппократом клятва (III век до нашей эры) в ее полной редакции требовала от врача не совершать абортов – не вручать «никакой женщине абортивного пессария» (перевод В. И. Руднева).
Значит, уже тогда факты абортов были отнюдь не единичны. Но и тогда, и много позже аборт оставался делом маргинальным, уделом проституток, легкомысленных девиц и неверных жен. Княжны, царицы и представители прочих сословий, ежели не имели скелетов в шкафу, с достоинством рожали в мир неограниченное число потомков. Теперь в норме – удел маргиналов, и маргинальное отношение к человеку завоевало престол нормы.
Можно упорно и много утешать себя поиском биологических и псевдофилософских различий между человеком и эмбрионом и доказывать, что аборт не имеет отношения к убийству. Рассуждать о наличии/отсутствии самосознания (восхищает, что по такому критерию до сих пор никто не додумался отменить уголовное преследование за умерщвление десятидневных младенцев.А можно и тех, кто постарше, отнести к нечеловекам. К каким годам у ребенка формируется представление о себе как об отдельном индивиде, не сводимом к миру и маме, к двум–трем?).
И наивно думать, что цивилизация, которая десятилетиями воспринимает человека во чреве только как кусок мяса, биологические отходы класса «А» (или «Б», уж не знаю точно), – сохранит принципиально другое отношение к человеку, который по счастливой случайности материнскую утробу покинул.
Мы теперь все – отходы, не пущенные в расход пока лишь потому, что должен же кто-то избирать и покупать.
Новый безобразный образ человека так крепко проник в наш менталитет, что и любые тексты об абортах мы теперь воспринимаем однозначно – как избиратели. «А... пропаганда для улучшения демографической статистики». Угу, пропаганда. Добавить нечего.
