Недавно уважаемый Андрей Зайцев написал колонку о том, что его нет. Точнее, что он не видит, какое отношение имеет к его жизни все, что он читает в Сети. Там рекламируют дорогие квартиры, длинноногих любовниц и красивые автомобили, раздают обещания перед выборами и спасают несправедливо осужденных учителей.
Я знал, что прочитал больше книжек, чем любой одноклассник, но меня пугало чужое внимание, поэтому я почти никогда ничего не говорил
А с Андреем Зайцевым почему-то никто не разговаривает, за человека не считает, и вообще в этот контекст он не вписывается.
И творится вокруг всякий ужас: дороги плохие, больницы ужасные, надежду на будущее днем с огнем не сыщешь, и даже ощущение безопасности куда-то подевалось.
И что делать – непонятно. Ибо все, что способен изменить автор колонки, – это количество написанных букв и сделанных фотографий. Да, и налоги он платит. И оттого печаль покрыла тенью лицо православного колумниста.
Знакомое описание. Я когда-то тоже так жил. И все это чувствовал.
Мне тогда было где-то, наверное, лет тринадцать, я учился в английской спецшколе, ходил по выходным в школу воскресную и был страшно одиноким еврейским подростком. Вероятно, в силу природной склонности к тоске и самокопанию я чувствовал себя словно выключенным из жизни. У окружающих меня людей была всякая любимая музыка, общение, противостояние между собой и с учителями, попытки заработать денег и понравиться друг другу, какие-то новости, драмы, события – а я жил, словно меня нет.
Никто не обращал на меня внимания, никто моим мнением не интересовался, жизнь не торопилась изменяться под мои запросы. Да я и сам не верил в то, что что-либо изменится от моих усилий. Точнее, слишком боялся, что изменения будут к худшему, чтобы предпринять какие-либо действия. Мне казалось, что это мудро.
Правда, немного позже оказалось, что это не мудро, а безответственно.
Человек растет, и его ответственность, по идее, растет вместе с ним.
Ответственность – это способность совершить действие и принять последствия без попыток увернуться от них, какими бы они ни были. Чем меньше у человека возможностей, тем ниже ответственность. Новорожденный малыш еще не в состоянии самостоятельно жить, и потому его не ругают за то, что он писает мимо горшка. Став старше, человек получает больше возможностей, его руки становятся длиннее – и ему надо готовить шкуру ко все более жестким ударам, готовиться нести более высокую ответственность.
Все ведь это проходили. Можно рискнуть и пойти в спортивную секцию, где, вероятно, будет больно и трудно, но зато научишься прыгать в воду с вышки. В какой-то момент необходимо пройти через очередной страх и пригласить девочку на танец – да, возможно, отвергнет, да, может быть, засмеет, но ведь если не предложить – она точно не согласится никогда. Сесть за руль железного автомобиля – это ведь ужас что и вообще дико опасно, но и возможности открываются необыкновенные. Завести семью – новая возможность, чреватая гигантской болью и ужасными последствиями, если ты не справишься. Быть специалистом и принимать решения, от которых что-то зависит, страшнее, чем всю жизнь оставаться дворником или посудомойкой, ибо дворнику и посудомойке терять почти нечего, ответственность их невелика.
Не рисковать, не пытаться и не получать по башке за свои попытки – это безответственно в самом простом смысле: я не беру ответственности за следующий круг изменений окружающего мира, до которого могу дотянуться, из опасения, что у меня не получится. И ощущение собственной невидимости, причиняющее боль, отсутствие веры в будущее, мотивированное не фактами, а настроением, – это признаки того, что пора бы уже двинуться за следующим куском ответственности, ибо мир вокруг явно убежал куда-то вперед, а я остался на месте.
Когда я это понял, то внезапно обнаружил, что живу в пустоте только потому, что не делаю попыток из нее выбраться. У меня почти не было друзей – было страшно с кем-нибудь заговорить. Разумеется, не было подружки, ибо продемонстрировать свой интерес девочке было еще страшнее. Не было любимой музыки, ибо я стеснялся (чего – сейчас уже не понимаю), что кто-то увидит, что я слушаю музыку. Я знал о себе, что я умею очень быстро бегать, но из опасения проиграть никогда не соревновался. Я знал, что прочитал больше книжек, чем любой одноклассник, но меня пугало чужое внимание, поэтому я почти никогда ничего не говорил. Я был человеком-невидимкой только по одной причине: мне было страшно стать видимым, ибо видимый – уязвим. «А вдруг смеяться будут».
Когда я дошел до этой очевидной мысли, я сделал первый в своей жизни осмысленный шаг: ушел из одной школы в другую и таким образом полностью сменил круг общения, что для подростка близко к «умер и снова ожил».
Это было очень страшно. Это могло кончиться очень плохо. Но внезапно пустота кончилась. Оказалось, что все то, что раньше казалось принципиально недоступным, неконтролируемым и невозможным, – всего лишь нормальные части нормальной жизни. И страшны они только издалека, через призму страха ошибиться и получить неприятные последствия.
А вблизи – жизнь как жизнь. Со своими новыми «невозможно», новыми страхами и новой ответственностью. На которую снова надо идти.
Господь, создавший мир со всеми нами и принявший на Себя ответственность за происходящее, сотворил нас по образу и подобию Своему. Древнее имя Божие, то самое, которое иудеи не записывают, переводится на русский язык как «Сущий», «Аз Есмь». И это уже само по себе говорит о том, что негоже христианину уклоняться от собственного существования, делать вид, что его нет.
Впрочем, не исключено, что меланхолии Андрея Зайцева есть и более прозаическое объяснение: читаемые им ресурсы в Сети содержат недостоверную, рекламную или иную манипулятивную информацию, которая намеренно формирует у читателя ощущение ущербности и неполноценности его жизни. В таком случае можно поступить совсем просто – без рисков, ответственностей и прочих непростых действий.
Довольно перестать читать всякую фигню в интернете. Например, вот эту колонку читать было совершенно не обязательно.
Источник: Православный журнал «Фома»
