Вольные таинства

За пределами относительно узкого круга имя Евгения Всеволодовича Головина, умершего в октябре 2010 года, до сих пор остается неизвестным (в лучшем случае – смутно известным); опыт наблюдения за культурным процессом заставляет подозревать, что в ближайшем будущем ситуация вряд ли изменится. Было бы странно, если бы дело обстояло иначе: Головин – философ-эзотерик, исследователь европейских герметических доктрин, знаток алхимической традиции и оккультизма, книжник-переводчик с изысканнейшими литературными приоритетами. Занимавшие его предметы очевидным образом находятся вне сферы массовых интересов, а кроме того, известность, равно как и материальные дивиденды от любимых занятий, Головина никогда не интересовала.

Перед нами не маргинальные писания отгородившегося от повседневности чудака, а работы влиятельного культуртрегера

Однако идеи московского эзотерического гуру, заданные им мыслительные векторы и исходящие от него духовные вибрации сохраняются и функционируют в не столь уж узких рамках. Более того, не будет ошибкой сказать, что философское и поэтическое творчество Головина влияет на популярный дискурс и даже, как это ни странно, на поп-культуру. Происходит это благодаря другим людям – ученикам, адептам и просто друзьям, некоторые из которых стали публичными персонами, чьи начинания имеют широкий резонанс.

Среди давних поклонников и учеников Головина – такие несхожие на первый взгляд деятели, как философ Александр Дугин и музыкант Александр Ф. Скляр. Есть и другое связующее звено между Головиным и рок-музыкой – активизировавшийся в последнее время герой 1980-х Василий Шумов. Скляровский «Ва-банк» и шумовский «Центр» имеют в своем репертуаре песни на стихи Головина (одна из них – известное в исполнении Скляра «Эльдорадо»); его тексты обнаруживаются также в альбоме «Звездный падл», записанном Вячеславом Бутусовым с музыкантами группы «Кино». Более того, Головин и сам был автором и исполнителем песен; взаимодействие его оккультного бард-рока с творчеством более востребованных певцов – тема для особого разговора.

Основу книги «Там» составляют эссе о поэзии (обложка) (Фото: amphora.ru)

Если же вернуться к философии, то популяризуемый Дугиным традиционализм, в частности тексты Рене Генона, открыл для русской аудитории именно Головин. Еще в советские времена, когда и к обычной-то зарубежной литературе доступ был ограничен, философ-полиглот познакомил с работами европейских традиционалистов своих товарищей по интеллектуальному подполью. Вряд ли кто-нибудь тогда предвидел, что через 30 лет традиционалистская терминология будет вовсю использоваться в российских политических дискуссиях, а слова «евразийство» и «атлантизм» станут едва ли не общеупотребительными. Разумеется, Головин не мог не оказаться среди ключевых фигур легендарного Южинского кружка – стихийно образовавшейся группы мистиков и живущих неофициальной жизнью творческих людей, чьим потаенным клубом долгое время служила квартира Юрия Мамлеева.

Весь этот бэкграунд необходимо учитывать при обращении к книгам Головина – хотя бы затем, чтобы понимать: перед нами не маргинальные писания отгородившегося от повседневности чудака, а работы разностороннего гуманитария и влиятельного культуртрегера.

На эту тему
• Философ и его жена ушли из жизни в один день
• Анна Козлова сжигает книги по психоанализу
• Вышла почти автобиографическая книга Орсона Уэллса
• Самый загадочный российский автор выпустил третий роман

Литературные познания Головина были чрезвычайно обширны. Среди наиболее близких ему тем в истории литературы отчетливо выделяются, во-первых, «черная» фантастика и мистика, включая его любимого Лавкрафта, а во-вторых, различные «епархии» поэтического мира (французские «проклятые поэты», немецкие экспрессионисты, русский Серебряный век).

Основу книги «Там» как раз и составляют эссе о поэзии, едва ли не исключительно европейской. Рассматривая фундаментальные вопросы, некоторые из которых кажутся неразрешимыми, Головин вновь и вновь возвращается к стихам обожаемых им мятежных французов – Бодлера и Рембо, но не забывает также о немецкоязычных классиках XX века Георге Тракле и Готфриде Бенне – каждому из этих двоих посвящен отдельный очерк. На самом деле едва ли не во всех эссе затрагивается, пусть порой бегло, еще множество фигур, и то, с какой легкостью пишущий ориентируется в этой разноязыкой поэтической вселенной, не может не впечатлять.

Кто-то, пожалуй, найдет основания для того, чтобы упрекнуть Головина в бессистемности и бездоказательности, – действительно, при всем академизме подход к обсуждаемым явлениям здесь исключительно вольный. Собственно, примерно такой же, как в других работах философа, собранных в более ранних книгах, будь то «Приближение к Снежной Королеве», «Веселая наука», «Серебряная рапсодия» или ставшая последним прижизненным изданием автора «Мифомания». Головин увлеченно изучает вопрос о взгляде французских поэтов на понятие красоты, довольно субъективно и очень эзотерично рассуждает о роли личных местоимений в новой лирической поэзии и практикует свой собственный, совершенно неочевидный способ смыслового анализа. А иногда и сам превращается из эссеиста в поэта, эффектно перелагая, например, книгу «Таинства луны», написанную неким епископом в шестом веке.

И тем не менее зашифрованные здесь мысли, несомненно, стоят того времени, которое необходимо потратить, чтобы их уловить. Поэтологическая алхимия Головина – едва ли не единственная на сегодняшний день живая и глубокая альтернатива как сухому позитивистскому литературоведению, так и импрессионистичным околопоэтическим излияниям самих поэтов.

Бонусом-вознаграждением тому, кто вникнет и разберется, послужат добавленные в конце неподражаемые мини-рассказы.