Дмитрий Алексеев: Любование смертью

Признаться, я никак не ожидал увидеть в таком культурном месте, как городская галерея искусств Упсалы, столь поразившее меня полотно с изображением дохлой кошки. Ожидал всего, чего угодно, но только не этого. Уж больно разительный контраст представлял этот неодушевленный объект ко всему окружающему – старейшему университету Скандинавии и тишайшим паркам, наверное, самого безмятежного и интеллигентного городка Европы.

На кошку мы с моими спутниками наткнулись неожиданно, переходя в очередной зал экспозиции. Здоровенная, покрытая густым, местами свалявшимся мехом, она была подвешена к деревянной балке за заднюю лапу на веревке и оттого казалась еще первобытнее, непригляднее и страшнее.

Кем вырастет ребенок в семье собирателей смерти – охотника за трофеями и эдакой переполненной напускной женственности Венеры в мехах?

Увидев столь потрясшее нас антигуманное зрелище, мы тут же устроили консилиум в местном кафе, где в ходе обсуждения пришли к выводу, что полотно является вовсе не результатом извращенного сознания автора (я точно не припомню его имени, кажется, это был кто-то из классиков – Виллем Калф, Франсиско Сурбаран или Давид Теньер).

Скорее всего, лет триста-четыреста тому назад кошка в качестве продукта питания была вполне заурядным явлением для малоимущих слоев населения небогатой в те времена Западной Европы. Правда, мы так и не пришли к общему мнению по поводу стоимости этого продукта по отношению, скажем, к фунту хлеба, либре ячменя или, скажем, унции рапсового масла.

А вот в современном жанре Nature Morte извращение все чаще занимает место прямой передачи обыденных предметов.

Достаточно вспомнить пылкую уроженку той же Швеции Наталью Эденмонт (ее выставка прошла в Москве пару лет назад). Столичная артовая тусовка чуть ли не стоя рукоплескала «продвинутой европейской художнице» и ее экспозиции под названием «Натюрморты».

Людям, далеким от «искусства», напомню, что госпожа Эденмонт специализируется на запечатлении композиций из органов только что умерщвленных животных – глаз, голов, ушей и т. п. Наталья собственноручно убивает и разделывает (видимо, не без искреннего удовольствия) кроликов, крыс и даже кошек, о чем неоднократно рассказывала в многочисленных интервью.

Патологоанатом, называющий себя художником-авангардистом, Гюнтер фон Хагенс(фото: Reuters)

Из конечностей и органов девушка создает художественные композиции. А главная сложность этого необычного жанра (по словам госпожи Эдемонт) заключается в том, что на проведение фотосъемки отводятся буквально считанные минуты: достаточно немного промедлить, и глаза животных начинают стекленеть, что приводит к исчезновению эффекта живости.

Вы убеждены, что Наталья Эденмонт – чудовище? Полностью с вами согласен. Однако любая истина познается в сравнении. К примеру, можно вспомнить, наверное, самых знаменитых некрофилов от искусства – англичанина Джоэля Питера Виткина и немца Гюнтера фон Хагенса.

Питер Виткин специализируется на создании «фотоэтюдов», на которых запечатлены трупы и композиции из изуродованных тел. Правда, все эти «работы» созданы при помощи фотомонтажа – настоящие трупы при их создании не используются.

А вот патологоанатом, называющий себя художником-авангардистом, фон Хагенс зашел намного дальше. Он объездил полмира со своей выставкой «Миры тела». Ее экспонаты – настоящие мумифицированные и нередко частично расчлененные трупы и композиции, описывать которые у меня нет ни малейшего желания.

Можно вспомнить и отечественных любителей мертвой натуры. Например, вволю поэкспериментировавшего с «трупной» темой, Арсена Савадова.

Однако пора перейти от извращенных образчиков современного «искусства», так сказать, для узкого круга, к более массовым примерам любования смертью. Например, мехам и шубам (очевидно, что дохлая кошка на полотне 16–17 веков выглядит менее вульгарно, чем шуба из нескольких десятков ободранных детенышей в 21 веке).

По поводу своего отношения к этой теме я уже писал в своей прошлой колонке. Не буду повторяться. Добавлю лишь, что мне абсолютно непонятен распространенный первобытный стереотип, согласно которому мех ассоциируется у наших граждан с богатством и достатком (эдакие комсомольско-торгпредские понты голодного, но охочего до роскоши советского времени).

Но то время, слава Богу, безвозвратно ушло. И сейчас я, честное слов, не понимаю, что же тут «богатого» – купить шубу за 150 тысяч рублей, когда можно приобрести кашемировое пальто за 250 тысяч и наручные часы или колье за 5–7 миллионов?..

Также, помимо общего негативного отношения к использованию шкур убитых животных, то и дело в поле моего зрения попадают одиночные вопиющие примеры. Больше всего меня удивляет заслуженная артистка России и большая любительница животных (и, по совместительству, президент общества их защиты) Роксана Бабаян, которая то и дело появляется на светских мероприятиях в шубе до пят.

Или вот еще один пример – вы когда-нибудь держали в руках журналы, посвященные охоте, которые можно купить почти в любой палатке Союзпечати (не буду упоминать их названия, чтобы не делать рекламу этим, с позволения сказать, «СМИ»)?

Улыбающиеся, самодовольные, сытые мужчины позируют на фоне своих трофеев – какой-нибудь беззащитной лани или, в лучшем случае, буйвола(фото:druryoutdoors.com)

Эти издания изобилуют любопытнейшими фотоэтюдами с одним некрофильским сюжетом. Группа улыбающихся, самодовольных, сытых (о чем свидетельствует обилие подбородков на лице каждого «героя») мужчин позирует на фото своих трофеев – какой-нибудь беззащитной лани или, в лучшем случае, буйвола.

Причина бахвальства трофеем мне абсолютно непонятна. Я еще понимаю, если бы эти румяные молодцы одолели диких тварей в каких-то равных условиях. Например, уподобившись Мцыри в смертельной схватке с каким-нибудь барсом. Или, как Арнольд Шварценнеггер: встретиться с хищником с одним клинком в руках и обнаженным по пояс (как это произошло в одноименном фильме).

Так нет же. «Любители трофеев» убивают из праздного любопытства, подкрепившись сытным завтраком, устроившись поудобнее в надежном укрытии, из карабина с оптическим прицелом (непременный атрибут жанра «трофейной» фотографии) с расстояния в несколько сотен метров от жертвы. Так какие же вы мужчины? Вы садисты и трусы.

А теперь давайте переведем вопрос в социальную плоскость. Как вы думаете, кем вырастет ребенок в семье собирателей смерти – напоминающего кастрированного кота охотника за трофеями и эдакой переполненной напускной женственностью Венеры в мехах? Лично я убежден, что потенциальным маньяком.

С другой стороны, разыскивая маньяков, серийных убийц и прочих «загадок судебной психиатрии», может быть, мы все делаем большую ошибку? Это же тоже своего рода охотники за трофеями.

Их желание убить кого-то и оставить на память о происшедшем какие-то вещи или даже органы (шкура – это ведь тоже орган) убитой жертвы практически ничем не отличается от хобби собирателей трофеев и коллекционеров мехов. Мы живем в демократичной стране, и все эти любители смерти в равной степени имеют право на свое, пусть несколько негуманное, хобби…

А если так, то все срочно подписываемся на очередной том иллюстрированной энциклопедии «От Джека Потрошителя до наших дней», журнал «Трофеи педофила» и газету «Светская трансплантология»! Эх, то ли еще будет…