Клятва на могиле отца в западной культуре – предельно драматический жест, в современном мире свойственный в основном Голливуду и бульварным романам. Обыкновенно за ним следуют великие свершения, а если не следуют, это воспринимается как позор – такова цена эффектной ставки.
Чего-то подобного западный человек ждет и от японцев, но в наивысшей степени – с полным самопожертвованием ради долга и самоубийством в случае неудачи. Однако в реальной культуре Страны восходящего солнца ценится не только и не столько свершение, сколько честный труд и благородный путь к цели.
Поэтому никто из японцев не упрекнет уходящего премьер-министра Синдзо Абэ, хотя он в буквальном смысле поклялся на могиле отца, что приложит все свои силы для того, чтобы поставить точку в мирных переговорах с Россией.
Читай: так или иначе вернуть контроль над Курильскими островами – «северными территориями», на которых в Японии будто бы свет сошелся клином, или хотя бы над половиной из них, что устроило бы очень немногих японцев.
Отец Синдзо Абэ, Синтаро Абэ, в 1982-1986 годах возглавлял японский МИД и был одним из идеологов «оттепели» в отношениях с великим соседом – СССР. На это у него была целая совокупность резонов, но судьба Курильских островов находилась в числе главнейших. То есть клятва на могиле была не просто политикой, а проходила по разряду семейных ценностей. Но то, что сын не смог завершить дело отца, не так уж и важно.
Прямо скажем – его миссия была невыполнимой. Японцы вряд ли с этим согласятся, но согласятся с другим: если Абэ прикладывал для этого «все возможные усилия» – значит, он исполнил свою клятву и достойно шел по своему пути. А он наверняка прикладывал – такой человек. Стоит признать, выдающийся – в компании великих политических лидеров прошлых эпох ему было бы гарантировано отдельное кресло.
Главная из них касалась появления у Страны восходящего солнца собственной полноценной армии, что прямо запрещает написанная американцами конституция. Внести изменения в основной закон Абэ тоже не успел – это его вторая чувствительная неудача на посту, но армию уже по сути создал, просто дал ей другое название.
Формально он покидает командный пункт за год до выборов (в которых уже не мог и не планировал участвовать) по причине болезни. Но можно предположить, что реальная причина другая, хотя тоже медицинская. Рейтинг некогда сверхпопулярного премьера сильно потрепал коронавирус – население обвиняло власти в запоздалой, хаотичной и непрофессиональной реакции на пандемию. А досрочная отставка позволит новому лидеру партии Ёсихидэ Суге перевернуть страницу и попытаться вернуть ЛДПЯ былую популярность – то есть Абэ помог преемнику, дав ему временную фору.
При этом Суга, победивший на внутрипартийных выборах накануне с колоссальным отрывом от конкурентов, не просто преемник, а верный оруженосец своего рыцаря. Он был рядом с Абэ в его первом кабинете, он оставался с ним до конца, занимая во многом технический и непубличный пост генерального секретаря правительства.
Это, кстати говоря, тоже национальный рекорд по нахождению в должности, причем ближайшего «преследователя» Суга опережает вдвое. Но более показательно то, что из первого состава «правительства реформаторов», пришедшего к власти в 2012-м, до 2020-го «дотянули» только он и Абэ. Многочисленные министры были переменной, эти двое – постоянной основой, на которой всё держалось.
Суга никогда не пытался подсиживать шефа и не лез на первый план, оставаясь аккуратным исполнителем и самым верным сторонником Абэ. Это был уже его, Суги, путь – и он тоже шел по нему достойно, а дальше продолжит шагать один: завершать начатое или хотя бы продолжать в том же духе.
При нем политика Японии вряд ли претерпит сколь-либо значительные изменения, за исключением, пожалуй, единственно значимого для нас – отношения Токио и Москвы будут уже другими.
Главными внешнеполитическими установками Абэ (а значит, и Суги тоже) было союзничество с США, сдерживание быстрорастущего Китая и дружба с РФ. Именно дружба, то есть приязнь между двумя фигурантами, дающая возможность кооперации для решения общих задач. Абэ подходил к этому буквально – выстроил хорошие личные отношения с Владимиром Путиным, которого называл своим другом и с которым встречался для переговоров как минимум 27 раз.
Необходимо понимать, что выстраивание отношений с Японией для России еще десять лет назад сильно отличалось (и до сих пор отличается) от аналогичных процессов с крупными странами Европы или тем же Китаем. У них была минимальная «база», тогда как по другим направлением –многочисленные связи, контакты, прежние наработки.
Другими словами, все то сотрудничество, которое вели Москва и Токио, было обусловлено прежде всего многочисленными и доверительными контактами лидеров – Путина и Абэ.
Теперь это уже далеко не чистый лист, за восемь лет были созданы те самые многочисленные наработки, которые достанутся в наследство новым поколениям политиков как Японии, так и России. Однако Суга, номинально являясь идеологической копией Абэ, не имеет за спиной 27 встреч с Путиным и накопленного за их счет опыта. Что еще важнее, он не имеет личных обязательств, включая клятву на могиле отца – следовательно, лишен и тех сантиментов, на которых держалось настойчивое стремление Абэ развивать отношения с Россией.
В свое время это желание повлекло за собой, например, тот факт, что в 2014 году, несмотря на давление Вашингтона, Токио ввел против РФ весьма мягкий пакет санкций, дав всем понять, что и это делает с огромной неохотой.
О чем бы ни договаривались за эти годы Путин и Абэ, на какой гордиев узел ни замахивались бы, все это так или иначе базировалось на багаже их личных отношений и персональной миссии японского премьера – шаг за шагом, рукопожатие за рукопожатием выйти на подписание мирного договора. Колоссальная поддержка Абэ внутри страны позволяла надеяться, что Япония в его лице согласится на удобный для России компромисс (например, совместную хозяйственную деятельность на спорных островах), что позволило бы открыть действительно новую эпоху в отношениях между странами.
Суга же, как бы формально упомянув о необходимости активизировать диалог по Курилам (именно по Курилам, а не по мирному договору, как формулировал Абэ), вполне может счесть этот проект попросту неосуществимым, следовательно – третьестепенным, ведь у него к нему нет ничего личного, за исключением наследования от выдающегося патрона.
На свои мечты, клятвы, «химию отношений» с Путиным Абэ наматывал двусторонние проекты и консультационные органы с Россией как на веретено. При Суге цели формально не изменятся, но изменятся методы и пропадет энтузиазм, благо в контексте скорых выборов японцев по-настоящему беспокоят совсем другие проблемы, нежели заключение мирного договора с Москвой.
Как следствие, отношения наших стран рискуют скатиться в безынициативный формализм и в бесконечное обсуждение болезненной проблемы, по которой никто не хочет, да и не может уступить.