Учащающиеся случаи объявления режима контртеррористической операции вне северокавказских регионов – самым свежим примером стало Кольчугино Владимирской области, где это случилось вчера – порождают бурные дискуссии неравнодушных граждан.

В центре обсуждения раз за разом оказывается эффективность деятельности российских спецслужб. Одни с пеной на губах утверждают, что КТО в регионах Центральной и Восточной России свидетельствует о провалах в контртеррористической работе, другие не менее яростно доказывают обратное.

И что характерно, обе стороны не правы, потому что в происходящем собственно работа спецслужб, как бы это странно ни прозвучало, имеет сильно вторичный характер. Текущие объявления режима КТО – в первую очередь про изменения в восприятии терроризма и контртеррористической работы российским обществом, про взаимоотношения граждан с отечественными спецслужбами.

За последние двадцать лет страна прошла огромный путь. Бывают ситуации, когда помпезные штампы вполне уместны – и это тот самый случай: за эти два десятилетия терроризму в России был сломан хребет.

Мы по-прежнему живем с осознанием возможности террористической атаки в любом месте и в любое время, но ныне вероятность угрозы в разы, если не на порядок ниже, чем в конце 1990-х – начале 2000-х, когда российское общество жило с чувством обреченности, а теракты, даже самые кошмарные, были частью обыденности.

Совершенно очевидно, что данный результат был достигнут работой правоохранительных и специальных служб. Мы, непосвященные, видим только самую верхушку этого айсберга, но не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понимать, что все эти годы спецоперации, штурмы, задержания и ликвидации боевиков происходили далеко не только на Северном Кавказе, но и в самых спокойных регионах страны, которые выбирались целями бандитов.

Однако до недавнего времени все это как минимум не афишировалось, а во многих случаях старательно покрывалось завесой секретности, чтобы не стать достоянием широкой общественности.

На этом фоне версия о том, что спецслужбы не могут нейтрализовать обнаруженных боевиков без объявления КТО, эвакуации жителей и прочих публичных шагов в центре России, выглядит откровенно неубедительно. К тому же контртеррористические структуры, в первую очередь в лице НАК, в последнее время демонстрируют впечатляющую и весьма непривычную открытость, оперативно предоставляя широкой общественности информацию о происходящем. А ведь еще несколько лет назад подобные материалы СМИ нередко приходилось клещами вытаскивать из компетентных органов, а большая часть работы оставалась скрыта за сухой фразой: «за отчетный период было предотвращено такое-то количество террористических актов».

Так что громкие КТО последнего времени, будь то Тюмень или Владимирская область, в первую очередь говорят о существенном изменении в позиционировании контртеррористической деятельности в российском обществе, а потом уж собственно о самой работе по предотвращению соответствующих угроз.

Это заставляет задаваться вопросом: а что, собственно, изменилось? В принципе, ответ достаточно очевиден и прост.

Террористическое цунами (трудно назвать это иначе), с которым России и ее гражданам пришлось столкнуться 15–20 лет назад, безусловно, сказалось и на психологическом состоянии страны, и на особенностях ее функционирования в тот период. Общество, сжав зубы, мрачно терпело, не позволяя себя запугивать бесперебойно накатывавшимся волнам террористических атак.

А государство в это время начало масштабную войну против терроризма на всех уровнях. Можно обсуждать, почему информация об этом не тиражировалась и не оглашалась громко, ограничиваясь в основном сообщениями с Северного Кавказа. Возможно, частично это было связано с тем, что слишком уж часто пропускались тогда удары. В той ситуации заявления о том, сколько делается и как много достигнуто успехов, выглядели бы в глазах общества безосновательным и по-настоящему раздражающим хвастовством.

Другим возможным мотивом той сдержанной скрытности и молчаливой работы было нежелание добавлять стресса и так психологически травмированному российскому обществу. В ситуации, когда регулярно происходят взрывы и захваты заложников, дополнительная информация, что «мы тут по соседству от вас ячейку террористов ликвидировали» могла не столько радовать, сколько дополнительно давить и пугать.

Потребовалось довольно много лет, чтобы российское общество осознало, что оно живет в новой реальности, в которой государство победило терроризм. Он, оставаясь реальной угрозой, перестал был дамокловым мечом, с которым ничего нельзя поделать, и можно только стоически принимать его удары. К середине 2010-х годов в общественном сознании и общественной дискуссии начала все громче звучать мысль о той гигантской и по-настоящему успешной работе, которую проделали спецслужбы за прошедшие годы.

И тогда же государство сменило свой подход к информационной политике – оно вышло из режима умолчания и стало все более активно освещать контртеррористическую работу, которая до тех пор оставалась в тени – из-за своей успешности. Правда, до недавнего времени это было в основном ретроспективно. Например, совсем недавно стали раскрывать детали предотвращенных терактов на Олимпиаде в Сочи.

Российское общество становится сопричастным происходящему, где главную работу делают безымянные люди в военной форме, чьи лица обычно скрыты масками. Правда, остается открытым вопрос, право ли было государство раньше, когда предпочитало ограждать своих граждан от такой информации?