Пока на Украине идет государственное строительство, люди творческие осмысляют его совсем не так, как хотелось бы властям. Газета ВЗГЛЯД представляет рассказ Яна Серебрянского, в котором слишком много правды для фантастики и слишком мало выводов для журналистской заметки.
Палаточный городок на улице Грушевского. Солнце тревожит уснувшие запахи революции. Они витают над центральной площадью столицы дымящимся облаком. На самодельных табуретах распластались «евромечтатели»...
Первый патриот: «Уж который месяц без толку штаны протираем...»
Режим своих армейцев защищать прежде будет. А до наших голов им дела нет… Я вам больше скажу – чем нас, живых, меньше, тем им легче
Второй патриот: «А ты не ной... В столице, на супах... Если так жмет, поезжай обратно в Винницу. А по мне – так уж лучше в Киеве сидеть да солянку жрать халявную, чем в Мухинске сторожевать на перроне. А там, гляди, и дело подоспеет...»
Третий патриот, черпая суп из медного тазика: «Да мы делов тех со штурма телеконторы и не пробовали больше...»
Второй патриот: «Не с..., панночки. Тут пошел слушок промеж загонами... Якобы на днях намечено штурмовать филию кацапского банка...»
Первый патриот: «Ей-ей-ей... Я на нары не подписывался!»
Третий патриот: «Что нары... Верную пулю между глаз!»
Второй патриот, немного наклонившись: «Базарить шепотом, придурки... Нары-нары... Заныл, геморройный... Революция дает в-о-з-м-о-ж-н-о-с-т-и... И вольности. В стране теперь другие понятия. Россия – кто?»
Первый патриот: «Кто?»
Второй патриот, стуча себе по лбу, намекает на «смекалистость» первого: «Россия – враг. Российские объекты – это вражеское имущество. Бабки во вражеском хранилище – достояние народа».
Первый патриот, озадаченно: «Так это... как его?»
Второй патриот: «А вот так его! Революция на наших горбах зиждется. И режим должен определить нам долю. Законную долю».
Третий патриот, удерживая ложку, по которой стекают супные капли: «Режим своих армейцев защищать прежде будет. А до наших голов им дела нет... Я вам больше скажу – чем нас, живых, меньше, тем им легче...»
Второй патриот: «Ну и жрите дальше кислые помои... А я сюда приехал за бабками. Революция вершилась и моими руками тоже... Короче, так: бабки русских оккупантов должны быть переданы честным борцам за свободу».
Первый, немного поразмыслив: «Так это... Бабки в кацапской конторе... Они ж то не обязательно кацапские...»
Второй патриот: «А мне начхать! У тебя там вклады есть? Вот и у меня так же... По мне, чем меньше мажоров будет, тем лучше... Пускай глотнут уличной жизни, буржуи... Когда я на площади пули резиновые ловил, они на морях развлекались. Так вот по понятиям революционного времени теперь пусть делятся!»
«Суппортер» и братия
Изувеченное здание киевской горадминистрации. Снаружи выбиты окна. Стены расписаны бранными словами и струями революционной мочи. В зале торжественных событий, где еще недавно чествовали магистров, деятелей науки и искусства, теперь организован штаб радикальной группировки.
За трибуной восседает нечто вроде лидера – жующий лохмач в бронежилете. Напротив, в первом ряду, разместились боевики штурмового загона. На галерке храпят сомнительные лица, укрытые грязными тряпками и куртками из паленой кожи. Везде царит смрад, состоящий из людских нечистот и пищевых отходов.
Сидений в зале поубавилось. Многие были разобраны и использованы в качестве орудий для обороны или просто распороты в порыве гнева.
Лидер: «Суппортер» дал команду на рассвете штурмовать отделение московского бабкохранилища. Говорю сразу! В первую очередь тебе и твоим бойцам, Резон, – кассу не дергать! Кровопусканием не заниматься. Это должен быть показательный разгром. Провокация. Чтоб видно было, кто в доме хозяин. Ясно? Выносим стекла. Отравляем обстановку».
Резон – крупный боевик, обвешанный красно-черными бантами – вертит в руках огнестрельное оружие.
Резон: «А наш нежный друг не пояснил, почему бабки брать нельзя? Я рискую шкурами своих бойцов, щипцами пули извлекаю... в то время как оно дает указы через ящик... И, кстати, ни за «одесское зарево», ни за «волчью охоту» мы так бабла и не получили».
Лидер: «Потому что такой п-р-и-к-а-з! Не кусай руку, которая тебя кормит. Расх... один из крупнейших банков города, мы полностью дестабилизируем экономическую обстановку. «Суппортер» же и братия делают ставку на тель-авивскую оппозиционную гвардию. Шатать их позиции нет приказа. А по поводу «зарева» – ты не паникуй. В скором времени бабки будут начислены».
Резон с каким-то тупым равнодушием осматривает лица своих подопечных...
Резон: «Швед и Млечный идти не могут. Я возьму парочку «мясных». А то майданное быдло, помимо халявного порошка, ничем уже и не качается».
Лидер: «На твое усмотрение».
Резон: «За «птичек» ты ручаешься. Палить они не станут».
Лидер: «Так точно. После посадки Благожинского они теперь плюшевые».
Поствикторианская эпоха
Кабинет революционного президента. Заметно, что по козырным интерьерам прошлась рука суеверного человека. Настенные картины – копии мастеров викторианской эпохи, статусные портреты заменены обыденными натюрмортами. Изрядно перетасована библиотека.
Новый глава державы, словно оловянный солдатик, марширует между углами кабинета. Его прямые, мягкие шаги впитывает беззвучный паркет. Господин президент первым делом распорядился насчет замены кресел, на которых восседал его опальный предшественник.
Иная мебельная роскошь, состряпанная на заказ в одном из амстердамских ателье, уже готовилась принять амбициозные ягодицы нового главы.
Президент молча глядел на темно-зеленый трон, обитый экзотической перфорированной кожей. Трон пялился на него. В какой-то момент они соприкоснутся, и начнется новая «поствикторианская» эпоха, в которой бывший бизнесмен наконец-то почувствует себя единоличным властителем положения.
Кресло скрипнуло. Президент дернул пиджак, пригладил волосы. В тот самый момент защебетал автоответчик.
– Господин президент, к вам пан Благожинский.
Верховного главнокомандующего ущипнуло от внезапности. Он перекрестился наспех и сжал волнение в кулак.
– Зови, Маню... Маша, пусть войдет.
Дверь распахнулась. В кабинет заплыл новый глава СБУ Благожинский. Этот крупный, нескладный, но безумно увертливый человек с зефирною улыбкой на устах был облачен в ярко-оранжевый жакет. В руке у него пестрела шляпка.
Благожинский швырнул головной убор на стол...