Таксист на вокзале как будто нас ждал заранее.
– ... И потом нам на кладбище.
– Поехали.
– Ну вот где священника сегодня хоронят, знаете?
– Знаю, знаю. Поехали.
Меня всегда удивлял контраст о. Павла и его оппонентов, контраст масштаба личностей: огромная человеческая глыба Адельгейма и мелкие люди, которые ему противостояли
Знал весь Псков. У нас в стране раз в год минимум погибает священник, и насильственной смертью в том числе. Убийство отца Павла оказалось слишком громким: вошло в топ новостей «Яндекса» и было озвучено на федеральных телеканалах.
Вот почему?
...Впервые я о нем узнал больше десяти лет назад в связи с какой-то публикацией: то ли его, то ли о нем. Разбирался, как мне тогда показалось, достаточно частный административный конфликт с псковским владыкой. Текст содержал уничтожающие репутацию тогда еще архиепископа подробности и виртуозное цитирование и объяснение канонических правил, рассуждения о природе власти в Церкви и так далее...
Затем был книга о. Павла. «Догмат о Церкви». Все об этом же: о власти в Церкви и ее природе, о том, какой она должна и не должна быть, о Соборе 17-го года и о том, что от него сегодня осталось – ничего. Каноны разбирались на конкретном примере все того же продолжающегося конфликта архиепископа Евсевия с о. Павлом – это было, безусловно, остроумно, но со временем стало казаться скучным. Имея некоторое представление о том, как решаются вопросы у нас в Церкви, мне обстоятельства о. Павла казались не катастрофичными, оттого и не требующими такого глубокого копания в каноническом праве: на тот момент он все еще оставался настоятелем, и это было совершенно нехарактерно для конфликта такого масштаба.
В другой бы епархии, при другом бы архиерее такой канонически подкованный священник был бы мгновенно сослан на самый глухой приход, лишен настоятельства или, что вероятнее, просто отправлен в запрет.
Отец же Павел продолжал служить в городе. Оттого его проработанная позиция защиты от немотивированного епископского произвола казалась избыточной: я знаком со многими священниками с поломанными судьбами, поломанными из-за того, например, что епископу просто показалось отношение священника к нему недостаточно лояльным. Это мягко сказано. На практике это значило, что священник говорил недостаточно комплиментов владыке, или недостаточно часто, или недостаточно виртуозно. Или конвертик сверх положенных регулярных взносов в епархию оказывался недостаточно пухлым.
Потом был блог о. Павла, его «Живой журнал». Там был все тот же, но уже митрополит, Евсевий. И новые обстоятельства: отобранные храмы, сначала один, потом другой, временный запрет в служении, типовой устав прихода, который предполагалось просто подписать, а о. Павел стал задавать ему неудобные вопросы.
Был еще общецерковный суд, который ничего не решил, слово «лжец и слуга отца лжи диавола» в адрес о. Павла, сказанное владыкой. А затем уже лишение всех должностей, назначение настоятелем Мироносицкого храма молодого священника и перевод семидесятилетнего протоиерея, сидельца за веру в советское время, богослова, миссионера, организатора школ и приюта – перевод под его юношеское начальствование.
А что такого, спросит кто-то? Он же священник? Служить дают? Так пусть и служил бы. Или обязательно надо быть настоятелем?
Да ничего такого. Орлу крылья обрезали и посадили в курятник. Ничего... Не придирайтесь к этому образу. Меня всегда удивлял контраст о. Павла и его оппонентов, контраст масштаба личностей: огромная человеческая глыба Адельгейма и мелкие люди, которые ему противостояли. Это оценочное суждение, как теперь принято говорить.
Надо понимать, что со «служить» в псковском храме, который одним из первых в 90-е годы начал восстанавливать о. Павел – и восстановил его – было не все гладко. Он рассказывал моему другу, кому-то покажется, чудовищную, но притом, увы, заурядную историю об обстоятельствах своей службы с новым настоятелем. Тот советовался с владыкой в следующем духе: о. Павел просит возможности служить каждый день. Я не знаю, что делать, и спрашиваю вашего архипастырского благословения, но мои соображения следующие: службу он любит, служить будет истово, здоровье при этом у него слабое, он себя быстро подорвет – и наши с вами проблемы, владыко, быстро решатся...
...У кладбища кордон милиции, подъехать невозможно. Телевизионные микроавтобусы со спутниковыми антеннами: Russia Today, РЕН-ТВ, НТВ. Динамики выведены на улицу, транслируют отпевание. Храм кладбищенский, находится за оградой. Внутри – человеческое море. Приходится обходить, лавируя между могил, чтобы подойти с другой стороны, где меньше народу. Хочется попрощаться с о. Павлом, для этого приходится протискиваться через толпу, которая вокруг гроба – отпевание вынесено на улицу рядом с входом в храм, под брезентовый навес. Чем ближе к гробу, тем суетливей и нервозней – кто-то пускает слух, что гроб уже сейчас будут зарывать, люди беспокоятся, что не успеют приложиться к телу.
Службу ведет священник с наградным крестом и отрешенным взглядом – епархия назначила ответственного. Среди духовенства одно знакомое лицо – на похороны прилетел отец из Европы.
Отец Павел, которого я никогда в жизни до этого не видел, лежит спокойно и тихо. Молодого для старика лица, которое мы знаем по фотографиям, не узнать. Тот ли это человек, слово которого было простое, острое и жалило своей простотой и правдой настолько, что среди людей, полагающих себя христианами, считалось уместной добродетелью его ненавидеть? Теплая, живая рука. Тридцать градусов жары в этот августовский день и ни малейшего запаха тления.
– Он умер, как Христос на кресте: из него вытекла почти вся кровь, – развеивает мои мистические соображения московская знакомая. Тления и не может быть при таких биологических обстоятельствах.
Борьба о. Павла долго мне казалась, как я уже сказал, очень частной: владыка и священник, не имеющий возможности отказать себе в праве на правду. До банальности традиционный сюжет.
Но я ошибался.
И понял я это совсем недавно, когда о. Павел остался один. Как-то постепенно, заметно или незаметно, замолкли все, кто говорили о церковных проблемах. И только он, Адельгейм, с упорной методичностью упрямца продолжал почти ежедневно писать в своем ЖЖ – о том, что в течение последних двадцати лет считал очень важным.
...Мучительно долгая речь священника, который говорит последнее слово. Речь начинается с цитаты из митрополита Евсевия, а ведь владыка и священник так и не пришли к миру. Общецерковный суд, разбирая дело о. Павла, вынес определение сторонам примириться. На что о. Павел написал владыке письмо, которое начиналось словами, не менее ужасными, чем сама вся история: «во исполнение решения Общецерковного суда» – ужасными, если помнить, что все это происходит в сообществе, которое считает себя Церковью Спасителя Иисуса Христа. Ответа владыки не было.
Любое, самое многословное выступление в церковной культуре называется емким термином «слово», именно в единственном числе – но ирония этого парадокса не всем очевидна. Надгробное это «слово» – непонятно о чем: о вехах большого пути, что ли? С драматическими интонированиями и прячущими смыслы славянизмами. Но все-таки прозвучало: «у него все отняли». Смелость выступавшего потом нашла объяснение: он служит в другом городе, и власти наказать у псковского архиерея – никакой.
Хотя правда эта вышла не без кривизны. Выступавший нашел благочестивое объяснение происшедшему: как хорошо, что «премудрый Господь» избавил семидесятипятилетнего старика от необходимости беспокоиться о земных заботах!.. Да нет же, нет. Не семидесятипятилетнего старика вынудили «подумать о душе», а у настоящего сильного мужика, который фору дал бы и иным тридцатипятилетним, отняли дело последних лет жизни – два прихода, гимназию, приют и заботу о душевнобольных.
Павел Лобков с микрофоном телеканала «Дождь» задается вопросом: пришло ли на отпевание псковское духовенство, и если пришло, то почему так мало? И если пришло так мало местных священников, то не потому ли это, что им запретил митрополит?..
Вопросы уместные и при этом бессмысленные. Здесь факт важнее его причины. Не пришли. И точка. И это красноречивее любых объяснений. Где дух братства? Не пришли – и это сильнейшее доказательство серьезнейшей болезни.
Московская знакомая возмущается: один в поле не воин – пришли бы два-три священника, их, разумеется, можно наказать. Но если бы пришли тридцать-сорок? Сорок священников не накажешь, не отправишь под запрет, не сошлешь на дальние приходы – приходов не хватит.
Нет, моя дорогая. Зависимость от епископа полная. В случае наказания в большинстве своем священник теряет абсолютно все. И если из тридцати-сорока епископ накажет трех-четырех – никто не захочет оказаться в числе этих избранных. Но не только поэтому не пришли. Отношение местного духовенства к о. Павлу было недоброе. Он описывал в своем блоге епархиальные собрания, где над ним открыто смеялись коллеги и упрекали его в духе «ты что, самый умный?»
Напомнило заседание Верховного Совета СССР, где пытался выступить народный депутат Андрей Сахаров. Академику не дали сказать ни слова: Егор Лигачев показал знак из президиума, и несколько сотен партийных депутатов затопали, не вставая с кресел, ногами и замычали протяжное «у-у-у-у-у....»
Наверное, Бог распорядился отцом Павлом правильно? Лучший вариант из всех возможных. Если не так, то, что его ждало? Старость, болезни, блог, который никто не читает, литургия в пустом храме, мучительное одиночество в Церкви. Тихо умирать, наблюдая торжество идей и духа, которому он противостоял во весь свой рост?..
Бесконечное надгробное «слово» закончено. Закрывают гроб, но этого не видно за толпой, только динамики транслируют стук молотка. Больше никто не говорит, хотя могли бы многие: полагаю, форматом похорон, предусмотренным епархией, разномыслие не предполагается. «Со святыми упокой...»
«...Теперь ты нас не беспокой», – напрашивается продолжение из семинарской поговорки. Длинная очередь к могиле, море цветов. Всё.
Жара страшная и хочется пить. На выходе из кладбища столы с кутьей, пирогами и морсом. Никаких церковных приходских поминок нет.
Господи, к кому нам идти? – В ресторан помянуть и на поезд...
Он ушел как герой, дважды святой: исповедничество в ИТЛ (за одну потерянную ногу хотя бы могли его пожалеть и распорядиться – Адельгейма не трогать!) и мученичество по примеру древних. Это победа. Чистая. Не всухую, если учитывать издевательства последних лет, но с совершенно разгромным счетом.
Теперь все оппоненты о. Павла будут вынуждены с ним считаться. И ни на какие трудности вспыльчивого характера, ни на какую «гордыню» зарвавшегося попа теперь ничего не спишешь. Его будут издавать и переиздавать, цитировать и изучать, брать песочек с могилки и что там у нас еще делают со святыми... Снимут несколько фильмов, и он и его дело станут окончательно известны всем.
Ну и слава Богу.
Но – грустно.
Источник: «Православие и мир»
На страницах газеты ВЗГЛЯД вышло несколько статей о. Павла Адельгейма:
«Только голос», «Пока существует человек», «Между двумя «православиями», «Грядет инквизиция».
