Он был из тех советских актеров, чьи фамилии давались блоком «в фильме также снимались», то есть никогда не играл главных ролей, а до появления длинных титров не попадал даже в титры. Мало кто знает, что комедийный артист Михаил Кокшенов с нами уже 60 лет – он засветился в столь важных лентах, как «Высота», «Девчата» и «Золотой теленок», но в столь крошечных эпизодах, что о нем не сочли нужным упомянуть.
Чтобы прийти к славе, пришлось стать жлобом – даже в экранизации Гоголя Кокшенов играл Держиморду. Не меняя этого амплуа, он переходил из фильма в фильм, пока наконец не обосновался в коллекции масок Леонида Гайдая. Это гарантировало всенародную известность и всенародную же любовь, которая неожиданно передалась через несколько поколений.
Неожиданно, потому как фамилия Кокшенова стала чем-то вроде клейма, наличие которого обозначало низкопробную, низкобюджетную и низкоинтеллектуальную комедию. Фильмы, которые он снимал и в которых снимался, совершенно не за что любить. Исключением не являются даже плоды творческого союза с Гайдаем.
Однако самого «жлоба» – актера прямолинейного и не особо замысловатого действительно любили. Он не получал и сотой доли той желчи, которая доставалась, например, Петросяну, и продолжал жить в добродушных мемах*, как авторы шлягера «Йожин з Бажин» или Эдуард Мистер Трололо Хиль.
«Вы выиграли премиальное DVD-издание «10 золотых фильмов с Михаилом Кокшеновым» – и всем сразу понятно, о чем речь, и после какого слова нужно смеяться. Моментально возникает перед глазами почти лубочный, хорошо узнаваемый образ русского болвана – человека-физрука, о голову которого весело ломаются бревна, если бить ими сзади.
Это гораздо ближе к трэшу, чем к Чарли Чаплину, но к трэшу по своему очаровательному, трэшу светлому и печальному одновременно. В главных ролях Кокшенов появлялся в период, который стал одним из тяжелейших в жизни страны, но его фильмы были удивительно беззлобными, хотя и содержали все самые пошлые приметы самой подлой эпохи: валютных проституток, малиновые пиджаки, большие пушки, преклонение перед Америкой и желание каждого обдурить каждого.
Зенитом его карьеры стала роль у оскароносца Меньшова в «Ширли-мырли» – по тем временам блокбастере, передававшем через гротеск социальное безумие России 1990-х. Но даже в столь богатом бестиарии образов ему досталась роль афроамериканца-телохранителя, что по современным западным меркам дно под дном («блэкфейс» воспринимается ими как непростительный расизм, поскольку отсылает ко временам цирковых карикатур на «туповатых негров»).
Вполне очевидно и то, что Кокшенов – это наш русский Сильвестр Сталлоне. Заокеанский мужик-звезда тоже бредил жанровым кино, тоже шел к зрителю через трэш, через порнуху во всех смыслах слова, искал и находил деньги на проекты, где играл в однотипных ролях, не меняя выражения лица-кирпича. Его признали худшим что ли актером тысячелетия, но к концу шестого десятка реабилитировали, зауважали за упорство, включили в список больших профи, пригласили в киновселенную Marvel и даже номинировали на «Оскар» за лучшую мужскую роль второго плана.
Кокшенову не достался столь же счастливый финал, поскольку он работал в жанре комедии в стране для грустных. Дядя Миша уже давно не снимался в кино, тяжело болел и возникал только в мемах, а скончался от осложнений, вызванных коронавирусом, что совершенно не смешно, хотя законы того самого жанра как будто требуют снабдить черный траурный прямоугольник титром Directed by Leonid Gaidai.
Но всё равно он наш Слай, человек, попавший в культовые фильмы и буквально живший кинематографом, простовато воспроизводя в нем себя и творя тем самым добро в плохое, злое, лютое время. Речь сейчас идет не о «целительной силе смеха», а о конкретной помощи нуждавшимся людям: так называемые кооперативные фильмы Кокшенова, на которые сбрасывались для отмыва бабла бизнесмены и прочие жулики, давали работу постсоветским актерам в самые голодные для профессии годы.
В известном смысле это не жизнь, а выживание – такие фильмы даже не выходили в прокат, их смотрели сразу на видео и DVD, никогда не хвалили, но почему-то все же смотрели. Это было наивное авантюристское кино, однако без вольностей с моралью – положительным героям там воздавалось, в конце побеждали мир, дружба и любовь, а красная машина с Валерией Новодворской на заднем сидении уезжала в закат над городом Майами.
Можно долго спорить о том, может ли такое наследие считаться культурным, но ему этого и не нужно. Наследие Кокшенова уже имеет более значимое признание – историческое. Его широко узнаваемый образ – нерукотворный памятник ему самому и целой эпохе, когда миллионы незлых советских людей, прежде не обидевших бы и мухи, жизнь вдруг заставила стать жлобами в духе персонажей дяди Миши.
Этот русский мужик достоин уважения, зумеры. Он выжил в лихие девяностые и помог выжить другим. Russian Lives Matter.
* СМИ, включенное в реестр иностранных средств массовой информации, выполняющих функции иностранного агента