По невеселой традиции подготовка к 9 Мая уж который год сопровождается брюзжанием, провокациями и непростительными глупостями.
Дрязги провоцируются людьми, которым ненавистна что георгиевская символика, что гвардейская
Глупости эти зачастую можно было бы счесть даже смешными, если бы не подлинный пафос события, в мощную мелодию коего они встревают непристойными звуками. И глупости эти нередко исходят отнюдь не от социопатов, одержимых чувством противоречия, но от людей, желающих не отставать от остальных в энтузиазме главного национального праздника.
Так получается, что главных тем для возмущения в последние годы две, и перепад между ними предельно велик.
С одной стороны – это сомнения и псевдоисторические суеверия, связанные с георгиевской лентой. С другой – откровенное похабство и непотребство вроде дискотек «на большие выходные» и рекламирующих подобные мероприятия фото девиц в декольтированных гимнастерках, оставшиеся от 23 февраля, когда такого рода дизайн выглядит в большей мере проявлением дурного вкуса, чем кощунством.
День Победы не является днем траура, не стоит путать его с 22 июня, однако траурные ноты в нем более чем значимы. Пропорции скорби и торжества вполне передает георгиевская лента. Посему понятно, что фривольничание и веселье без причины, примазывающиеся к военной тематике, всегда будут встречать жесткое порицание.
Более сложный вопрос – бравада в духе автомобильных наклеек «Спасибо деду за Победу!» и ношения вокруг 9 Мая солдатских пилоток, так понравившегося многим юным и юнящимся представительницам женского пола.
Это уже вопрос вкуса, а потому универсального ответа не имеет.
На мой взгляд, «лозунгофикация», поначалу искренняя и остроумная, сегодня перешла в раздел пошлости – именно «перешла» и именно «пошлости» в том, первоначальном смысле: как чего-то затертого, потерявшего свежесть и оставшегося уделом людей неострого ума и невеликого чувства, хоть и не похабников.
Пилотки же, на мой субъективный взгляд, аксессуар невинный, обаятельный, но слишком уж близко то, что они символизируют – долю солдата Великой Отечественной. По Сеньке ли шапка?
То же самое можно сказать и о модных в последние годы детских карнавального типа костюмах, более-менее точно воспроизводящих полную форму фронтовика. Разумеется, в этой моде нет никакого «милитаристского безумия», о котором любят взвывать критики – напротив, в ней чувствуется расслабленное легкомыслие.
Возможно, еще через поколение, когда уже и от тех, кто застал войну детьми, останутся древние долгожители, когда деды-фронтовики (сегодня и так уже прадеды) окончательно превратятся в незнакомых лично молодому поколению прапрадедов, предметы военной формы роковых сороковых окончательно утратят ореол мученичества. (Впрочем, форма образца 1943 года, с погонами, будет ассоциироваться с победным Маем, а вот форма 1941 года останется мученической навсегда.)
А пока, собираясь надеть оливкового цвета пилотку, и тем более – нарядить в оливковую гимнастерку ребенка, задумывайтесь: как бы к этому отнесся если не ваш дед, то кто-нибудь из знакомых, кого вы еще застали семидесяти- или шестидесятилетним мужчиной с орденом Отечественной войны на правом лацкане или с лентами на левой стороне груди.
В 80-е он был таким же, как сегодняшние мужчины послевоенных годов рождения, но вокруг 9 Мая либо при звуке военных фильмов или просто иных мелодий у него, наверное, что-то менялось в лице.
Фронтовики были очень разными, с разным военным и жизненным опытом, с разными пристрастиями и представлениями о мере. Универсального мнения быть не может, но задумайтесь о своем фронтовике – и действуйте так, как бы посоветовал он. А если счастливы быть вместе с ним по сей день – посоветуйтесь сегодня.
Однако напрашиваются следующие суждения.
Прежде всего, совершенно неуместно и требует чуть ли не официального запрета ношение военной формы как сценического костюма – не актерами, разумеется, а певцами или подтанцовкой.
Невозможно представить, чтобы Людмила Гурченко или тем более Клавдия Шульженко ради большей «атмосферности» и близости залу исполняли свои военные песни в защитного цвета платье или гимнастерке и тем более со знаками различия, на ношение которых не имели права.
#{image=1010050}Как вариант можно предложить законодательный способ регулирования данной коллизии: артист, не являющийся членом военно-музыкального коллектива, если уж ему приспичило надеть военную форму, имеет право лишь на знаки различия, соответствующие званию, прописанному у него в военном билете.
Разумеется, в подобном законе должны быть тщательно оговорены обстоятельства, при которых военная форма является сценическим костюмом, чтобы регулирование это не било по реконструкторам.
Не просто неуместным, но аморальным и беззаконным является ношение в качестве элементов сценического костюма орденов и медалей – прежде всего настоящих советских боевых наград. Впрочем, ношение «всего, что блестит», призванного играть роль фронтовой награды, артиста тоже не красит.
Есть и другой род бестактностей, нередко превращающихся в скверный анекдот.
Речь идет о всевозможной дизайнерской халтуре, об отзеркаленных фотографиях, о прорисовках вражеской военной техники, а то и солдат противника, отчего-то изображающих боевую технику и бойцов Красной армии.
Наконец, дизайнерам, верстальщикам, журналистам не мешало бы запомнить: планки и награды на колодках носятся с левой стороны, ордена на винтах, гвардейские знаки и нашивки за ранения – с правой, и лучше вовсе не браться за дело, чем исполнить его дурно.
Не буду долго останавливаться на глупейших дрязгах вокруг пустого вопроса о том, нужно ли называть черно-оранжевую ленту гвардейской, а не георгиевской.
Замечу только следующее. Дрязги эти отчасти провоцируются людьми, которым ненавистна что георгиевская символика, что гвардейская.
Никакой «власовской георгиевской ленты» не было. РОА воевала под Андреевским флагом, но и Андреевский флаг советская власть хоть и не восстановила, но до определенных пределов реабилитировала в те же 40-е и в сталинские 50-е годы.
Точно так же в годы Великой Отечественной был явочным порядком реабилитирован Георгиевский крест: желающие могут обратиться к художественному фильму «Секретарь райкома» (1942) или к декору послевоенной щусевско-коринской станции «Комсомольская», где в картушах красуются конные Георгии, разящие змеев – разумеется, не как изображения святого, но как древний символ русской воинской доблести.Если кто-то считает необходимым для себя называть черно-оранжевую ленту гвардейской, пускай уж он будет последователен и называет ее «гвардейской лентой ВМФ», ибо с 1942 г. она по приказу наркома ВМФ адмирала Кузнецова использовалась именно на пряжке флотского гвардейского знака и на бескозырках моряков гвардейских кораблей, но никак не в Красной армии, куда вернулась в 1943 г. как «лента из черных и оранжевых полос», присвоенная ордену Славы.
Наконец, открытым остается вопрос о том, какой размах торжеств и самих упоминаний Дня Победы и Великой Отечественной является излишним, а какой – должным.
Признаться, когда в середине 2000-х у телевизионщиков и кинематографистов веселее было с бюджетами и шел сериальный бум, у меня возникла мысль о необходимости статьи «Мораторий на Победу».
Мысль была в том, что какое-то время лучше не снимать фильмы на тему Великой Отечественной. Во всяком случае халтурные.
Но поскольку вряд ли найдется критерий, чтобы заведомо, в зародыше отличить удачное произведение от неудачного, скажем иначе: не стоит поминать Победу всуе.