«Есенин»: удалось ли Безрукову уйти от «Бригады»?

В телевизионном образе Есенина встречаются наши идеалы и иллюзии, наше суетное любопытство по поводу интимных связей поэта с женщинами – и опасных связей с политиками. А венцом мифа становится теперешнее понимание того, что есть настоящая смерть, приличествующая незаурядному человеку.

В революцию было веселее

К. Хабенский в роли Льва Троцкого

Но на одном предперестроечном расследовании истинных обстоятельств смерти поэта много серий не построишь. Хотя бы потому, что вольница революционного времени была гораздо ярче, нежели идейно-административные препирательства середины 1980-х годов. Перестройка раскачивала советский уклад медленно, как слабый шторм большую неповоротливую черепаху. А революция 1917 года явилась бурей, которую даже не надо было уговаривать грянуть сильнее. Она и без всяких просьб разгулялась не на шутку, увлекая творческих людей в свой водоворот и питаясь их неистовой энергией. Именно эта разница эпох отражена в двух линиях картины.

Как бы органично и тонко не играл следователя Александр Михайлов, а линия из ближней истории получилась скучной. Тут даже визуальный ряд бедноват. Из одних унылых казенных комнат в другие, с кладбища в архив, из архива в столовую КГБ. Нечем глаз порадовать.

То ли дело есенинское время. Чаепитие с императрицей, ошметки дореволюционного быта у Блока – и пышная роскошь новых хозяев жизни вроде Якова Блюмкина (Гоша Куценко), облаченного в турецкий халат и расхаживающего по номеру люкс в отеле. Кабаретные гуляния и мордобои в литературных кафе. Расстрелы антибольшевистских крестьян и обыденность кабинетов политических лидеров, еще пока не развенчанных, еще правящих бал.

И женщины, женщины, женщины. Красивые, пикантные, страстные, самоотверженные. В ажурных чулках и элегантных шляпках, в платьях в стиле декоративного модерна и в духе аскетического конструктивизма. Жизнь – сплошной роман, пир, загул. И даже иногда – путешествие по самой отпето-буржуазной загранице.

Из сериала режиссера Игоря Зайцева с легкостью выводится единственный однозначный факт. В эпоху Есенина жить было интереснее, жить было веселее, а потому – лучше, чем в любой момент развитого социализма. И это притом что сама революция была – в чем сериал опять же не сомневается – глобальной бедой нашей истории. Такой вот парадокс.

Актерский цветник

С. Безруков в роли Сергея Есенина, Е. Гусева в роли Миклашевской

Объясняет и подтверждает данный парадокс череда действующих лиц. Сериал собрал такой цветник красивых актрис, такое множество известных актеров или неизвестных исполнителей с яркой фактурой, что история предстала как артистическое шоу человеческих типажей.

От несчастной интеллигентной Галины Бениславской (Ксения Раппопорт) до хрупкой, как балерина из сказки Андерсена, Августы Миклашевской (Екатерина Гусева). От томного эстета Блока (Андрей Руденский) до байронического драчуна Пастернака (Евгений Коряковский) и лирического демагога Маяковского (Евгений Дятлов). От хамоватого идеолога Троцкого (Константин Хабенский) до свойского тирана Сталина (Андрей Краско). Когда такие люди в стране советской есть, жизнь даже в самых диких проявлениях кажется величественнее и ярче.

Персонажи теснятся в суматошной событийной канве и готовы буквально вывалиться к нам в квартиры из кадров, где им тесно. Вслед за сериалом «Гибель империи» в «Есенине» создается образ революционного времени как пиршества индивидуализма – и гадких «подстав», циничных предательств, наивной прагматики, которую не в силах отменить никакая национализация и никакой социализм.

Образ поэта

С. Безруков в роли Сергея Есенина

Труднее всего дела обстоят с образом самого поэта. Как показать творческое начало личности? Особенно если это не человек «зрелищных» профессий – не танцор, не музыкант, не певец и даже не художник. Вот Есенину и взбивают совершенно неисторичные вульгарные кудри, словно он живет и сочиняет, не вылезая из парикмахерской. Ему «подбрасывают» некую мистическую тень – то ли восставший из гроба Пушкин, готовый благословить нового пиита, то ли вечный Черный человек, уже замучивший Моцарта и взявшийся за русского гения. Такие признаки творческой натуры сериал не украшают. Как, впрочем, и стремление увидеть в Есенине «нашенского в доску» нормального хулигана, дебошира и алкоголика. В первых сериях так и слышалось откуда-то из-за экрана почти хлестаковское: «Что, говорю, брат Есенин? Да все, говорит, так, знаешь, как-то».

Можно, конечно, скептически признать, что, став нашей суперзвездой и сыграв в «Бригаде», Сергей Безруков слишком вжился в образ бандита – благородного в душе, но лишенного благородства в манерах. Однако бесконечно ценны те моменты, когда Безрукову удается заставить нас забыть о том, что перед нами – Безруков из «Бригады». Когда у Есенина слезы блестят в глазах и слова не идут с уст. Замечательны тоскливые трезвые глаза Есенина, который, помимо отповеди Маяковскому в Политехническом, дает поэтическую отповедь и отходную перед всей собравшейся советской публикой.

Такой Есенин многое объясняет, а главное, делает необязательной всю катавасию с расследованием подлинных обстоятельств смерти. Хотя, понятное дело, для нашего времени это ключевая задача – переосмыслить обстоятельства смерти Есенина, отрицая самоубийство и доказывая факт убийства поэта. В наше время, наверное, трудно понять, как это можно добровольно отказаться от жизни в цветущем возрасте, имея успех и славу. В наше время принято безвременно погибать от рук киллеров.

Поэтому в первой серии Распутин, покружив на повозке перед Есениным и проникнув в глубины его души своим тяжелым и сумрачным взором, нарек его агнцем Божиим, которому уготовано заклание. Тем самым создатели сериала сразу «продали» свою концепцию есенинской биографии как жития хулигана-мученика, жертвы дьявольской – большевистской – руки.

Детективный жанр

Кадр из фильма "Есенин"

С точки зрения детективного жанра любопытно покопаться в подробностях и собрать все улики, свидетельствующие о насильственной смерти. Но сериал не выдержан всецело в детективном ключе. А с точки зрения исторической биографии любые улики материального толка не объясняют глубинных причин смерти подобных людей. Чем была смерть Байрона от пневмонии, во время войны в Греции? И случайно ли утонул Шелли? Чем была гибель Пушкина и Лермонтова, убитых на дуэлях, однако до всяких дуэлей успевших написать прощальные стихи, говорящие об их готовности уйти из этого мира? Чем была смерть Маяковского? Наконец, что такое смерть Высоцкого и так ли уж она сильно отличается от самоубийства Шпаликова?

Есть у романтических натур некий предел, после которого они вступают в трагический конфликт с миром и утрачивают подлинное желание жить дальше. Оставляя в стороне вопросы религии, отмечу с мирских общечеловеческих позиций, что для самоубийства надо быть не только очень смелым и отчаянным человеком. Надо быть готовым своими руками разрушить последний минимум гармонии – свою живую и функционирующую физическую оболочку. Не каждый готов на это, даже нуждаясь в прекращении своего бытия. И тогда человек подспудно провоцирует жизнь – и, как правило, она отвечает на провокацию. Поэтому есть такое явление, как завуалированное, косвенное самоубийство.

Когда человека убивают – жизнь выносит ему приговор. Когда человек идет на самоубийство – он выносит приговор жизни и себе. Мы живем в эпоху, когда второй вариант не вызывает энтузиазма именно как философская и психологическая позиция. Когда идет борьба за выживание, до приговоров ли эпохи, до великой ли хандры. Когда вокруг так много неизведанного, такие соблазны – до рефлексий ли о совершенстве мира?

А потому нынешний Есенин не может покончить с собой – по логике сценария телесериала. Но Безруков в последних сериях играет человека, который готов и на такое. Неразгаданная тайна смерти Есенина провоцирует внутренний спор нашего времени с самим собой.