Оно вам надо?
Лет пятнадцать назад в столовой Дома творчества «Переделкино» я месяц просидел за одним столиком с главным на тот момент автором бандитско-милицейских саг. Оказался он милейшим и тишайшим человеком далеко не брутальных внешности и повадок. Водки не пил, изъяснялся грамотно, в конце плотного завтрака с аппетитом уминал глубокую тарелку манной каши, просил – и иногда получал – вторую. По легенде же он был не то киллером, не то, как минимум, рэкетиром-каратистом.
У «Адольфыча» легенд несколько – и его хулиганский ЖЖ тому порукой. Все они, не больно-то согласуясь друг с дружкой, входят в авторский литературный проект.
ротивники – а таких в литературной среде не в пример меньше – иронизируют не столько над самим писателем и его творчеством, сколько над непуганой столичной тусовкой
Литературно-кинематографический, если точно. Оба его главных на данный момент произведения – киносценарии: «Чужую» уже реализуют, а «Огненное погребение», которое писатель представлял на фестивале, и вовсе написано по заказу знаменитого продюсера Сергея Сельянова.
Пишут об «Адольфыче» (если отвлечься от совсем недавнего минискандала в ЖЖ) на удивление адекватно.
Поклонники отмечают достоверность мира «бандитских девяностых», каким тот предстает в обоих сценариях и в пригоршне рассказов (вошедших в сборник «Огненное погребение»), динамичность и, вместе с тем, детальную проработку сюжетов, мастерскую лаконичность письма, умело переданный (или придуманный) криминальный метаязык, англосаксонскую эмоциональную сдержанность, и, конечно же, безысходность мировоззрения – в равной мере стоического и цинического.
Противники – а таких в литературной среде не в пример меньше – иронизируют не столько над самим писателем и его творчеством, сколько над непуганой столичной тусовкой (в которую сами же и входят), с мазохистским восторгом реагирующей на то, что ее наконец-то по-настоящему напугали.
«Мы плохо себя ведем, и за это нас надо наказать!»
Плеткой?
Бейсбольной битой по пяткам?
Или сразу «Адольфычем»?
Прочитав рассказы, вошедшие в сборник, я нашел в них несомненное сходство с бабелевскими; однако, обратившись к прессе, обнаружил, что и это сравнение уже проведено.
Правда, насколько я понял, речь у моих предшественников идет главным образом об «одесских рассказах», тогда как мне самому малая проза «Адольфыча» напомнила, прежде всего, «Конармию».
В «Национальном бестселлере» писатель чуть было не вошел – и очень жаль, что не вошел – в шорт-лист. И, опять-таки, члены Большого жюри, даже не отдавшие «Огненному погребению» своего голоса, были во внутренних рецензиях (многие из которых можно найти на сайте премии) разумно комплиментарны.
Вот как, в частности, высказался будущий триумфатор (и член Большого жюри) Захар Прилепин:
«Адольфыч написал книгу потрясающую. Если бы у меня была возможность ставить не две, а четыре оценки, я бы, безусловно, проголосовал за Нестеренко (и за Рубанова ещё).
Совершенно замечательное умение делать сценарии увлекательными настолько, что классических канонов роман кажется по сравнению с этими текстами медленным и чрезмерным. «Огненное погребение» не хуже, чем предыдущая «Чужая» – Адольфыч обладает чуть ли не абсолютным, звериным зрением – всякий герой, даже случайный, у которого пять реплик всего, выписан идеально, его сразу видишь и слышишь».
А вот, впрочем, и упрек – от петербургской поэтессы-хулиганки (из-за ее стихотворения полгода назад закрыли целый журнал; круче нее во всем городе только автор сборника «Zaeblo» Наташа Романова) Ирины Дудиной:
«Читаешь – иногда думаешь, как точно и верно написано, иногда – типа, смеёшься, иногда хочется блевануть, иногда совсем становится не смешно, а отвратительно, после рассказа «Запакованный» захлопываешь книжку, хочется пойти в милицию и попросить, чтобы бандитов посадили, наказали, уничтожили, ибо это уже так бесчеловечно, так унизительно для человеческого достоинства, так запредельно, так уже совсем не смешно, а «Адольфыч» хохочет над этим… Нет у «Адольфыча» и его издателей чувства меры, иногда жестокость – это уже не искусство, а садистская мерзость и гадость».
Со мной же недавно произошла и вовсе курьезная история. Просматривая на DVD с некоторым опозданием дошедший до нас фильм Эрика Изона «Путешествие на край ночи» (2006), я не раз и не два ловил себя на мысли: сценарий «Адольфыча»!
Разумеется, это было не так – и так быть не могло.
Русский след в фильме есть – но не слишком сильный (фото: imdb.com) |
Действие американского фильма (ничего общего не имеющего с одноименным романом Луи-Фердинанда Селина) разворачивается в бразильском мегаполисе Сан-Пауло. Пожилой содержатель публичного дома и его сын, оба американцы, пытаются сбыть чемодан героина наркодилерам из черной Африки. Вернее, каждому из них хочется в одиночку наложить руку на миллион евро (цена предполагаемой сделки).
Оба влюблены в бывшую проститутку – жену отца, любовницу сына и мать ребенка, отцовство которого более чем сомнительно. Оба не останавливаются перед убийством. Оба прибегают к услугам слепого колдуна, отличающегося стопроцентной точностью прорицаний (как мать полуцыганки Любы – в «Огненном погребении»). Обоих шантажирует, требуя половинный откат, «плохой полицейский».
Русский след в фильме тоже есть – но не слишком сильный. Чемодан с героином достался держателям борделя от «правильного пацана» из России, застреленного ревнивым сутенером подруги прямо в койке. Русского (или украинского, с поправкой на местожительство «Адольфыча») акцента куда больше.
Вот честный африканец, мечтающий выучиться на экономиста (в борделе он уборщик), бесстрашно проведя переговоры с наркоторговцами, уносит означенный миллион евро – и, уже подойдя к машине, становится жертвой налетчиков-наркоманов, отбирающих, оглушив его, мобилу и сдуру брезгующих чемоданом с деньгами.
Вот он же, спеша известить хозяина о невольном опоздании, пытается позвонить из телефона-автомата где-то возле головокружительных и ослепительных небоскребов – но ни один автомат не работает. Кроме, разумеется, «Калашникова», который, напротив, функционирует безотказно.
В фильме (стильном триллере, как его характеризует кинокритика) порок и преступление лишены моральной окраски; они естественны как сама жизнь; жизнью они, строго говоря, и являются.
Но не только это. Персонажей «стильного триллера» – точь-в-точь как героев «Огненного погребения» и «Чужой» («Адольфыч» упорствует в назывании их именно героями) ведет по жизни Рок, ведет древнегреческий фатум и ведет именно и только туда, куда и герой, и участник хора («Настоящая трагедия заканчивается гибелью не героя, а хора» – Иосиф Бродский) обречены прийти – к смерти.
Впрочем, все мы там будем, не правда ли?
Бандитов героями сделали киношники. Влюбленных бандитов – Бонни и Клайда. Бандитов, занимающихся убийством как бизнесом (и наряду с бизнесом), – трех «Крестных отцов». Бандитов, живущих чередой нескончаемых преступлений как праздником, который всегда с тобой, – в фильме «Однажды в Америке» или в доморощенной «Бригаде».
«Бригаду» и «Бумера», кстати, неизменно упоминают и в связи с «Адольфычем». В том плане, что и та, и другой, разумеется, отдыхают.
Неожиданным образом смыкаются сценарии «Адольфыча» и с лучшими (ранними) романами Джона Ле Карре. Правда, «шпионы со слезой» у Ивана Квадратного (как однажды удачно пошутил Василий Аксенов) – люди чести; но ведь таковыми же считают себя и мафиози, не правда ли? Герои Ле Карре и «Адольфыча» неуязвимы, как Ахиллес, – и подрываются они на одном и том же минном поле: на иррациональном любовном влечении.
Только у англичанина предмет такого влечения – это стерто-красивая и безвольно-беззащитная женщина (в живых ни она, ни ее любовник не остаются никогда), а у киевлянина – бандитская femme fatale.
Самка богомола
Из бандита, конечно, тот еще богомол, но тем не менее.
«Огненное погребение» вполне могло бы называться «Чужая-2»: и там, и тут самка богомола пожирает самца (самцов). Хотя и оригинальное название, особенно, если его перевести на английский – The Pyre – весьма недурно.
Лишь досмотрев «Путешествие на край ночи» до конца, я окончательно уверился в том, что сценарий фильма написан все-таки не «Адольфычем». Он никогда не оставил бы в живых (да еще с деньгами) хотя бы одного персонажа, а тут сразу трое! Мужчина, женщина и ребенок, просто обреченные на то, чтобы в дальнейшем зажить единой счастливой семьей.
К бандитам своим «Адольфыч» безжалостен, как Варлам Шаламов; тот отказывал им в праве на жизнь, этот – в шансе на выживание.
Личико киевской Гюльчатай мне не очень интересно. Писатель он, несомненно, от бога. Ну, или от дьявола – в литературе с этим никогда не разберешься на все сто процентов.
А вот будущая кинематографическая судьба сценариев «Адольфыча» любопытна и, вместе с тем, загадочна. Сценарии-то самоигральные – и от режиссера, казалось бы, не требуется ничего, кроме элементарного профессионализма. Главная проблема связана с подбором исполнителей, иначе говоря, с кастингом.
Потому что заигранные и замыленные «Гоши» с «Сережами» и, в лучшем случае, с «Володями» (а именно этого требует «касса») не то чтобы не потянут, но, напротив, перетянут одеяло на себя – и это непременно обернется фальшью. Хотя бы потому, что каждый из них «умирал» и «воскресал» на экране в бандитско-антибандитском образе не один десяток раз.
А «новые лица» (даже если они откуда-нибудь возьмутся) должны успеть запомниться и понравиться публике за то недолгое экранное время, которое отпущено каждому из них перед «гибелью». И оказаться при этом достоверными.
Такая достоверность (на сходном материале) удалась в последний раз создателям сериала «Зона». Но там было, где разогнаться, – пятьдесят серий, да и актеры тамошние уже давным-давно растащены и, в свою очередь, «замылены» создателями других сериалов.
Ну и артистки. «Чужая» и «Чужая-2» (Люба) сходны только функционально, как две самки богомола, а вообще-то это два противоположных характера – и одной актрисе их, скорее всего, не сыграть.
Но откуда взять хотя бы одну?
Бандитскую Елену Прекрасную с колдовскими чарами, настоянными на кокаине и клофелине?
Есть такой подзабытый литературный жанр – пьеса для чтения. Скажем, «Бердичев» Фридриха Горенштейна.
Не исключено, что произведениям «Адольфыча» суждено (или подобает?) остаться сценариями для чтения.
А фильм прокрутит у себя в голове читатель.
Уже сходивший на фест к Гаврилову полюбоваться живым «Адольфычем».
Или этой возможностью проманкировавший.