В Европе всё громче бьют военные барабаны. Под них нынче танцуют все – от ядерных держав Франции и Великобритании до стран, от которых этого меньше всего ожидаешь. Расправили плечи могучие Нидерланды, запросто расстались с многолетним нейтралитетом Швеция и Финляндия. И даже государства с нулевой военной историей, такие как Норвегия или Эстония, приосанились и примеряют новенькие эполеты.
Две вещи волнуют нынче европейцев. Во-первых, выясняется, что они слишком мало производят оружия. Отдельные страны выгребли на нужды Украины уже половину артиллерии и боеприпасов, а за счет чего пополнять резервы? Надо наращивать производство орудий убийства, что для мирной европейской экономики задача непривычная.
Но всё же оборонная промышленность – это всего лишь экономика. Стимулируя выпуск пушек вместо масла, мы остаемся в рамках экономики, не затрагивая более глубинных вещей. Этого нельзя сказать о второй головной боли европейцев. Всё чаще там высказывают мысль о том, что надо бы уже самим воевать, своих граждан посылать на войну. Разумеется, воевать надо с Россией, поскольку Украина уже не справляется. Да и вообще Европа должна уметь защищать себя сама, поскольку США скоро будет не до этого. То ли Трамп придет к власти, то ли тайваньский вопрос обострится.
И здесь Европа оказывается на важнейшей исторической развилке. Нынешнее европейское единство вообще оказалось возможным только потому, что странам континента надоело воевать друг с другом. Иссяк милитаристский тестостерон. Франция сломалась уже после Первой мировой войны. Германия угомонилась только после Второй. Италия никогда особо воевать не хотела и с радостью избавилась от такой необходимости. Отсюда «обнимитесь, миллионы», Шенген и общая валюта. То есть до сих пор Европейский союз существовал как союз военных импотентов. Но если уровень тестостерона можно будет каким-то образом поднять, удастся ли сфокусировать новую европейскую агрессивность исключительно на России? Не приведет ли это к реанимации былой и, казалось бы, давно исчерпанной враждебности внутри самой Европы?
В первую очередь, конечно, беспокоят не новые военные амбиции скандинавов, не боевые кличи пражан и не угрозы литовского руководства перейти все «красные линии» в отношениях с Москвой. Это из разряда «куда конь с копытом, туда и рак с клешней». А вот возрождение германского милитаризма – это тема, над которой стоило бы поразмыслить. Тем, кто очень хочет победить Россию, стоит помнить любимую поговорку Александра Солженицына: «Волка на собак в помощь не зови». А в нынешней европейской архитектуре Германия как раз занимает место волка Фенрира из скандинавских мифов, который был прикован цепью до конца времен. Только германский волчок уже цепь снял и свободно расхаживает по тамошнему Асгарду, до поры прикидываясь нормальным.
Весь прошлый миропорядок был сконцентрирован на том, чтобы с германской земли больше никогда не исходила угроза войны. Миролюбие Германии было гарантировано главным образом двумя вещами. Во-первых, чувством вины, которое внушали немцам. Во-вторых, экономическими возможностями, которые в послевоенные годы были обеспечены планом Маршалла, а в последние десятилетия – доступом к дешевому сырью из России.
Сегодня оба этих фактора устранены. Вину за нацизм руководство Германии официально с себя сняло, от российских энергоносителей отказалось. Компенсаторный механизм в виде экономических успехов работать перестал, производство бежит в Америку, жизнь населения будет становиться всё хуже. Самое время напомнить гражданам о военной славе предков, о былых обидах – и в очередной раз избавить их от «химеры, именуемой совестью».
А вспомнить в самом деле есть о чем. Мысль о том, что немцам не хватает «жизненного пространства», из уст современного популиста прозвучала бы никак не менее убедительно, чем из уст Гитлера в начале 1930-х годов. Только подумайте, сколько земель с тех пор потеряла Германия. Это и Восточная Пруссия, на 2/3 отошедшая к Польше, и нынешние западные польские земли, и Судеты. В Румынии сто лет назад жило более 700 тыс. немцев, а сегодня – в двадцать раз меньше. Да и историческая травма, связанная с потерей Эльзаса и Лотарингии, забыта лишь на первый взгляд. А между тем население Германии постоянно растет, прежде всего за счет мигрантов, которые точно не страдают недостатком тестостерона.
Можно, конечно, уговаривать себя, что мир необратимо изменился, что у членов ЕС есть общие ценности, отменившие былую вражду – демократия, сексуальные отклонения, постмодернизм. Но стоит вспомнить, что те же самые разговоры шли и перед Первой мировой войной; тогда тоже казалось, что люди стали цивилизованнее и поняли, что торговать и сотрудничать выгоднее и приятнее, чем воевать.
Вспомним и о другом. В свое время европейские державы сквозь пальцы смотрели на подъем нацизма в Германии и были очень довольны приходом Гитлера к власти. Они допустили ремилитаризацию Германии, надеясь, что Гитлер сразу же пойдет на восток, вступит в схватку с Советской Россией. Позже он оправдал их надежды, но сперва им пришлось быстренько сдать ему свои столицы. Стоит ли пренебрегать этим уроком?
Сегодня, как и в те времена, русофобия идет на ура. Положим, от русофобии прибалтов большого толка не будет, как ни повышай ее градус. Поляки – это уже перспективнее, в Польше можно было бы заготовить много пушечного мяса, хотя правят там хитрые люди, которым интереснее всего было бы отхватить кусок Украины. Но всё же ЕС как военная сила мог бы опираться прежде всего на Францию и Германию. Однако если правящим элитам этих стран удастся погрузить своих граждан в милитаристский угар, то тут вопрос даже не в том, столкнутся ли они друг с другом, а в том, успеют ли они перед этим вместе повоевать с Россией.
Для всех было бы лучше, если бы Европа оставалась территорией мира. Жила бы себе на исторической пенсии, под чужим ядерным зонтиком – неважно, США или России. Не нужно ей вспоминать, как разбирают и собирают автомат. Не нужно рыть окопы ни под Херсоном, ни под Верденом. Ни к чему хорошему это не приведет. Россия с ее ресурсами переживет вооруженный конфликт. А вот Европа, вновь превратившаяся в зону войны, окончательно станет экономически бесперспективной территорией, которую будут обходить товарные потоки, как нынче они обходят Баб-эль-Мандебский пролив.