Новый сериал Юрия Грымова

- Как возникла идея экранизации книги? Кто кого нашел: Людмила Улицкая вас или вы ее?
- Кино, как поэзия: человек должен его снимать тогда, когда он уже не может не снимать. Режиссера должно «распирать». Когда у меня появляются какие-то мысли относительно той или иной темы, то случайно или закономерно происходит ряд событий, которые подталкивают заняться очередным творческим проектом. Я много размышлял по поводу проблемы генофонда, и о том, что такое ответственность перед ребенком, который должен родиться. Меня очень давно интересовало, как на нас повлияло наше общее прошлое: 80 лет советской власти - убийства, расстрелы, предательство, стукачество. Что произошло с нашей кровью, с нашим сознанием? И однажды мне попалась книжка «Казус Кукоцкого», в которой есть ответы на многие из этих вопросов. Она мне безумно понравилась. В ней через историю одной семьи показана жизнь нашей удивительной страны.

Потом я узнал, что книга получила «Букера», что она издавалась на 26 языках, и я подумал, что есть смысл ее экранизировать. Я хотел снять кино о безумной любви, об ответственности перед рождением человека. Первое, что я сделал - позвонил Люсе Улицкой. До этого мы не были знакомы. Я ей сказал, что хочу снимать кино по «Кукоцкому». Поначалу она скептически отнеслась к моей идее – она считала, что по этой книге трудно снимать. Я, естественно, ответил, что именно это меня и привлекает, и изложил свою концепцию фильма. Люсе она понравилась, и мы вместе написали сценарий. Это было два с половиной года назад. Сейчас картина уже готова, в конце октября она появится на телеэкранах.

- Насколько проблемы, затронутые в фильме, актуальны сейчас?
- Очень актуальны. Когда вы будете внимательно его смотреть, вы поймете. Все то же самое. Например, отношения больших и маленьких людей. Там есть одна важная фраза в финале. Друг Кукоцкого говорит: «Паша, как ты думаешь, кто выживает в современном обществе? Сильный, талантливый, яркий, самобытный? Нет, с точностью до наоборот: лживый, серый, приспособленец». Но это же деградация общества! У меня такое ощущение, что мы – наша страна – покачнулись назад, в прошлое. Выживают именно такие люди, посредственности, а яркие личности чаще получают по башке.

- Выходит, вы тоже получаете?
- Да, конечно. Я еще ни разу не читал про себя нормальную статью. Оскорбляли, как только могли. Например, когда я начинал снимать фильм «Му-Му», кто-то написал, что я снимаю фильм про зоофилию. Мне было ужасно стыдно и неудобно. Я боялся, что эту статью моя мать может увидеть. Понятно, что есть такое свойство русской души – зависть. Но это, опять-таки, признак деградации.

- Вы как-то сказали, что нужно снимать фильмы про себя и о себе. Что в «Казусе Кукоцкого» от вас?
- Кино, конечно, не про меня. Хотя мне близки Кукоцкий и Голдберг. Мне интересна прислуга Василиса со своей безграмотной верой в Бога и собственной иерархией: Иисус Христос, Дева Мария и Кукоцкий. Понимаете? Абсурд, конечно, но она, по крайней мере, честна в своей вере. Мне отчасти близко сумасшествие Елены – я тоже прекрасно понимаю, что есть нечто, существующее параллельно с нами. Вы знаете, когда мы с актерами работали над сценарием, то поняли такую вещь: большая любовь, та, которая состоялась на небесах, не может позволить оскорбления словом. Многие ведь как рассуждают: ну и что, что он оскорбил меня, может, это он сгоряча сказал, может, пьяный был, ничего страшного, я его прощу. Вот это и есть начало конца. Та самая деградация чувств. Конечно, разрыв из-за слова в современном обществе кажется глупым. Но только там, где любовь спустилась «сверху», этого быть не может. Фильм как раз об этом.

- А любовь «снизу» может быть? От необходимости, от одиночества, опять же, чтобы генофонд пополнять?

- Нет. Человек, бывает, не видит, не замечает любви, потому что слишком много суетиться, или, например, гордыня мешает ему разглядеть истинное чувство. Следующий мой фильм я хочу снять как раз о том, что на самом деле человеку в жизни нужно. Это будет комедия. Рабочее название – «Секс и жареная картошка» - говорит само за себя.

- Вы окончательно «эмигрировали» из рекламы в кино?
- Мне бы очень хотелось так думать. Хотя мне иногда не хватает какой-то кислородной подпитки, поэтому я занимаюсь и Интернетом, и фотографией, и дизайном, и рекламой. Не хочу потерять связь с днем сегодняшним. А для этого надо перемещаться, не зацикливаясь на чем-то одном. Кино – это комплекс знаний и чувств. Кстати, у меня есть еще одна идея фильма. Это будет картина про детей-инвалидов. Про детдом. Вы даже не догадываетесь, что там происходит - в нашей «цивилизованной» стране.

- А что происходит?
- В России до сих пор вся психиатрия – государственная. Частная психиатрия запрещена законодательством. Сейчас происходит все то же самое, что было раньше: вы – сумасшедший, вас надо лечить. Как вы думаете, куда попадают инвалиды детства после интерната? Они попадают в дом престарелых или в дурдом, и через год там умирают. Я хочу своим фильмом поднять эту проблему.

- У вас всегда столько параллельных проектов. Вы много работаете. А как расслабляетесь?
- Всякими релаксациями и йогами я не занимаюсь. Просто в меру слежу за собой – без остервенения в тренажерных залах и зацикливания на диетах. Да, я люблю поесть, мне нравится выпить, я могу себе позволить поздно лечь, рано встать, и так далее. Я могу на ночь съесть хорошего сыра, выпить хорошего вина или коньяка. Я стараюсь жить полноценной жизнью. Вообще, человек должен быть живой, мятый и обязательно пахнуть хорошим парфюмом. Вспомните, какими раньше были рокеры. Тот же Мик Джаггер - засушенный прекрасный парень, который в свои 60 лет еще зажигает! Я стараюсь жить по формуле «Секс, кино и рок-н-ролл». А вот наркотики – это зло. Человеческий организм и так вполне совершенен - я это могу сказать точно, не зря же я до съемок фильма полгода занимался акушерством и гинекологией. Так что не надо мешать ему развиваться. Организм нельзя насиловать.

- А отношение к собственному имиджу у вас со времен ЛИCа поменялось? Ведь раньше для бизнеса нужно было «понтоваться». А сейчас как?
- Имидж человека должен соответствовать тому, что у него внутри. Не нужно на себя напяливать то, что вам не нравится. Вам должно быть, прежде всего, комфортно. Новые российские «буржуа» часто занимаются показухой. Раньше это у меня вызывало улыбку, а сейчас - сожаление. Когда я лечу в самолете в Ниццу, я вижу таких русских: на груди – Дольче и Габбана, на брюках – Шанель, на ботинках – Берлутти. И за границей, как правило, сразу видно «нашего брата». Но это крайности, конечно.

- Что для вас деньги?
- Некая иллюзия свободы. Ведь понятно, что свобода – иллюзорна. Но опять-таки, человек может жить на столько, на сколько у него хватает собственного наполнения. Я завидую Хемингуэю – он ловил рыбу и курил сигары. Классно. Мне кажется, нужно стремиться к такому состоянию внутренней наполненности и свободы. Чтобы отвлечься от суеты, от маразма, который подчас царит в стране.

- Кстати, как вы оцениваете то, что сейчас происходит у нас в политике?
- Политики стали поп-идолами. По телевизору их показывают чаще, чем рок-музыкантов. Мы видим «Наших», которые на груди носят лик президента. Здоровый секс ушел из телевизора. Зато пришли политики. Это скучно, неинтересно и страшно. В чем заключается идеология страны сейчас? Ее нет. Основой идеологии должна быть жизнь одного человека. Я однажды услышал слова диктора: «Погибло немного, пять человек. Оставайтесь с нами». Я не хочу с вами оставаться! Мне страшно смотреть новости! Я не хочу, поэтому телевидение из своего рациона я исключил.

- Социальной рекламой больше не будете заниматься?
- Я это пробовал, но разочаровался. Социальной рекламой надо заниматься комплексно. Это должна быть государственная программа с четкой концепцией борьбы против чего-то. У нас ежедневно говорят о драках в Госдуме, но не говорят о наркомании. Это совершенно нецивилизованно. Тем более, при таких ценах на нефть. Столько клиник можно построить! Чтобы кому-то стало чуть-чуть легче. Этого никто не делает. Поэтому мне невесело.