«Августовский путч», ставший символом конца одной эпохи и начала другой, разумеется, должен был войти в десятку наиболее значимых дат более чем тысячелетней российской истории. Не получилось.
Две трети наших соотечественников уже не могут назвать ни одного гэкачеписта и ни одного противника ГКЧП, но три четверти не затрудняется дать оценку событиям августа 1991-го
Не удивительно ли это? Ведь мы помним, как начиналась эпоха, помним, что такое 17-й год. Ельцин на танке был просто обязан стать полной рифмой к Ленину на броневике, а насколько неравнозначными оказались эти два символа! Все правила соблюдены, но к концу четверостишия всем стало безразлично, чем оно кончится.
События августа 1991-го не дождались ни героизации, ни демонизации, притом что горячих сторонников и яростных противников у них хватало и хватает. Так, например, если взять опросы Левада-центра*, то окажется, что в этом году доля тех, кто считает путч гибельным для страны, оказалась самой высокой, достигнув 39 процентов. Следовательно, мы вправе ожидать всплеска интереса к тем событиям.
Однако при всем этом граждане России на деле выказывают к ним редкостное безразличие. Михаил Горбачев внезапно решил рассказать, что знал о планах ГКЧП. Эту версию историки уже высказывали со ссылкой на дневник его помощника Анатолия Черняева, теперь узнали правду от первоисточника. И что же? А ничего. Это уже не становится сенсацией. Мы – нация, выросшая на мемуарной литературе, ориентирующаяся в интригах двора Людовика XI или в тайнах Третьего Рейха лучше, чем в счетах за электричество, нация, где любой слесарь читал если не кардинала де Реца, то хотя бы Вальтера Шелленберга, мы не интересуемся рассказами живых участников эпохальных событий.
#{image=546671}Так мало кого заинтересовала и попытка Сергея Станкевича напомнить о своем существовании публикацией мемуаров – кому сейчас интересны воспоминания подручного Ельцина, если лишь 26% респондентов ВЦИОМа смогли назвать самого Ельцина на просьбу вспомнить хоть кого-то из противников ГКЧП!
Две трети наших соотечественников уже не могут назвать ни одного гэкачеписта и ни одного противника ГКЧП, но три четверти не затрудняется дать оценку событиям августа 1991-го. Не странно ли такое несовпадение? Нет, оно лишь показывает, что события, связанные с исчезновением СССР, окончательно мифологизировались и уже не нуждаются в подпитке из реки по имени «факт». «История стала легендой, легенда – фарсом, а потом уже и анекдоты насочиняли», – как сказал про конец другой эпохи великий циник Пучков-Гоблин. Анекдоты начали вытеснять былины, как подметил поэт Иртеньев, еще тогда, в позднем СССР. Свидетельством окончательного превращения этой даты в хэппенинг стало решение канала «Культура» показывать весь вечер балет «Лебединое озеро», который транслировали по телеэкранам в дни «августовского путча».
Сейчас мы говорим о «великом прошлом» или о «советском империализме», о «самой читающей стране в мире» или о «кровавой гэбне», а на самом деле нам уже все равно. Наша политическая позиция уже вовсе никак не соотносится с историей, а определяется работой желчного пузыря. Аверинцев говорил, что времени не нужны те, кто ему поддакивает. Я бы добавил, что мы уже не поддакиваем (что предполагает какой-то сознательный процесс), а вегетативно реагируем. Такая ситуация обессмысливает пересечение границ между эпохами. «Чем безнадежней, тем как-то/ проще. Уже не ждешь/ занавеса, антракта,/ как пылкая молодежь», – сказал Бродский. Он же добавил, что все кончается скукой, а не горечью. Вот вам и смена эпох. «Нам эпохи ваши по&ую», – смело повторяет население вслед за Губерманом, и тут уже впору сделать вывод о конце истории, хотя и не в том смысле, который вкладывал в это словосочетание восторженный Фукуяма.
И я уверен, что если о чем и стоит сегодня жалеть, так это не о прошлом, которого все равно не вернуть, а об исчезнувшей способности различать эпохи, без которой невозможно быть не только «творцом истории», но и ее собеседником.
* Некоммерческая организация, включенная в реестр НКО, выполняющих функции иностранного агента